Культура. Анна Петрова: Мы присутствуем при революции!

Фото: Сергей Трофимов

Правда ли, что живущие в Эстонии русские говорят иначе, чем россияне? А как именно иначе? И не всё ли равно, как нам говорить по-русски?..

На последний вопрос профессор Школы-студии МХАТ Анна Петрова решительно отвечает: совсем не всё равно! «Если нет родного языка – нет народа, нет культуры, нет театра. Для меня это однозначно!»

Анна Николаевна – специалист уникальный: она не только теоретик, автор многочисленных книг об искусстве речи, но и практик, постоянно работающий с актерами, режиссерами, журналистами. В Школе-студии МХАТ она преподает с 1956 года, среди ее учеников – Владимир Машков, Евгений Миронов, Александр Феклистов и Роман Козак.

Мастер-классы Анны Петровой по сценической речи проводились в Англии, Франции, Швейцарии, Венгрии, странах СНГ и, естественно, в России. Много раз бывала Анна Николаевна и в Эстонии: «Я работала и с русскими, и с эстонскими артистами, провела на рубеже 80-х годов большой мастер-класс на базе пярнуского театра “Эндла”. У нас всегда были замечательные творческие отношения, может быть, еще и потому, что я была очень дружна с Вольдемаром Пансо. Связь между эстонской и русской театральными культурами очень крепка, было бы жаль ее терять». В мае Анна Петрова провела семинар по сценической речи в Русском театре. Что она увидела и услышала, приехав в независимую уже Эстонию много лет спустя?

Как выжить в катаклизме

– На семинаре актеры Русского театра под вашим руководством «работают над словом». Что такое «работа над словом»? Почему она вообще нужна?

– Наш семинар проводится в рамках программы российского Министерства культуры – я считаю, очень нужной, – «Русская речь в театрах СНГ и Балтии». Мы стараемся проводить занятия на определенном материале: в прошлом году это был Иван Гончаров, в этом – Антон Павлович Чехов. На территории бывшего большого Союза происходят зачастую невероятные катаклизмы, воздействующие на русский язык. Особенно сложно отношения национальной речи и действительности складываются там, где статусный язык, получивший более широкие полномочия, – иной. Изменения проявляются на всех уровнях: в быту, в письменной речи, в газетах, в театрах... Интересно, что аналогичные процессы идут и в России. Язык и речь претерпевают изменения, по сути, мы присутствует при революции. Русский язык иногда одерживает победы, а иногда терпит поражения. Демократизация не только расширяет круг возможностей, она сопровождается и разрушением культурной традиции. Я побывала уже в десяти странах СНГ и Балтии, видела больше десяти театров. Везде и всюду ключевая проблема – живой язык молодежи. Молодежь ассимилируется быстрее, она пытается войти в новую среду и в ней существовать. Вы знаете не хуже меня, какой кризис переживает наша общеобразовательная школа...

– И наша, и ваша?

– Наша, русская школа – и в России, и в Эстонии. Это тяжелый кризис. Потому что демократизация, увы, – это еще и присвоенное некоторыми людьми право делать всё как попало, а то и вообще ничего не делать. Конечно, за язык бояться не нужно – он самоочищается. И катаклизмы были всегда. Вспомним о том, что в пушкинское время шла война между кружком «Арзамас» и любителями старой русской словесности, и новое написание слова могло породить гражданский конфликт! Сейчас мы на том же рубеже. Русский язык становится другим, в нем очень много заимствований и новых поступлений. В то же самое время резко понижается уровень культуры. Это больной вопрос везде.

– Особенно, надо полагать, в театре.

– Конечно. Театр был и остается школой, так было и при Белинском, и при Станиславском. Люди ходят в театр и получить удовольствие, и приобщиться к культуре. Им нужен не просто шок, им нужен культурный шок. Трудность в том, что происходит смена поколений. В СССР актеры приходили из театральных школ большой страны, где велось обучение на русском языке, а сейчас этого источника нет. Значит, нам нужно думать о том, кто наше будущее. Откуда придет молодое поколение актеров? Как оно будет владеть русским языком?

– В нашем Русском театре ситуация двоякая: одни молодые актеры учились в Школе-студии МХАТ, другие окончили студию при театре...

– Разница очень большая, и дело даже не в уровне профессиональной подготовки. Бывает, что очень хорошие актеры приходят, не имея образования или окончив Нижегородское театральное училище, как когда-то Евстигнеев. Но актер, который прошел обучение в России, владеет русским произношением. Он чувствует авторский стиль по-другому, чем человек, который вырос в иноязычной среде.

Акцента нет, но вот мелодика...

– Значит, мы в Эстонии теряем чувство авторского стиля и язык заодно?

– Безусловно. Среднее и старшее поколение говорят на чистом русском языке. Как только мы сталкиваемся с молодежью, ощущается влияние другого языка... Я уверена в том, что основа развития зарубежного русского театра сегодня – это двуязычие. Носители русского языка не могут жить в среде иного, статусного языка, не имея о нем никакого представления. Но они должны уделять сохранению русской речи, русского произношения, русской мелодике болезненное, я бы сказала, внимание. В некоторых странах удалось договориться и открыть курсы специально для русских театров, как это сумел сделать в Литве Йонас Вайткус. Однако тут возникает другой тотально важный вопрос: как готовить педагогов? Это не филологи, не учителя русского языка – это специалисты по сценической речи. Их нужно готовить там, где есть хорошая русскозычная школа, и им нужно постоянно совершенствоваться. Насколько я знаю, Союз театральных деятелей Эстонии предоставляет в этом плане какие-то возможности, в том числе финансовые. Это всё хорошо, но... Если в свою душу не ввести мысль о том, что я русский, говорю по-русски и без этого не могу жить, ничего не получится. И, конечно, читать хорошую русскую литературу.

– Образно выражаясь, нам нужно периодически припадать к источнику.

– Да, и любить этот источник – и понимать, что для полноценной жизни за рубежом необходимо быть сведущим как в культуре страны, где ты живешь, так и в собственной национальной культуре. Без этого никакое продвижение невозможно.

– Как, по вашей оценке, местная русская речь отличается от российской?

– Первое и самое важное отличие – это совсем другая мелодика. Второе – качество отдельных звуков, видимо, тут сказывается влияние эстонского произношения. Третье – пропуски стыков согласных и гласных, в общем, совершенно другое слогоделение.

– Ваши последние книги касаются речи уже не сценической, а журналистской – это «Слово в эфире» и «Искусство речи». Какой совет вы могли бы дать русским журналистам зарубежья?

– Нужно изучать законы устной речи. Всему можно научиться, будь то бытовая речь, или официальная, или театральная. Очень многое дала бы журналистам культура сценической речи. Почему мне сейчас это интересно? Я вижу разрыв между тем, как учатся журналисты писать, и тем, как они учатся разговаривать. Стихия разговорности – огромная проблема современной звучащей журналистики. Только очень талантливые люди могут сами научиться вести себя в эфире «как в жизни». С тех пор, как в эфире вместо «говорящих голов» появились «живые люди», начался чудовищный спад журналистской культуры. Речь – это искусство. Нельзя считать, что ты дорог всем таким, какой ты есть. Может, кому-то и дорог, но ты должен считаться с тем, что тебя слушает молодежь. Речь – более глубокая и важная составная часть личности, нежели одежда или CV!