Английский военный историк Энтони Бивор – фигура противоречивая: одни хвалят его за новизну подхода, скрупулезную точность и блестящий стиль, другие обвиняют в пропаганде «по лекалам доктора Геббельса».
Энтони Бивор: Вторую мировую войну выиграл Советский Союз
Бивор, побывавший в Таллинне на литературном фестивале HeadRead, охотно отвечает на любые вопросы – как человек военный (он окончил Королевскую военную академию в Сэндхёрсте) он не привык уклоняться от неудобных тем. «Моя служба в армии, конечно же, повлияла на меня как историка, – говорит он. – По крайней мере, я понимаю, что военные – не холодные вычислительные машины, а более чем эмоциональные люди. И понимать их эмоции – очень важно. В Великобритании и США военной историей в последнее время занимается множество посторонних – я имею в виду гражданских лиц. Они навязывают военной истории чужеродные теории, не понимая, с чем имеют дело. Иногда такие историки могут наломать дров – они не в состоянии влезть в солдатскую шкуру и осознать, как все выглядело с точки зрения военных. Это не значит, что гражданские не могут писать книги о военной истории, но у меня перед ними все-таки есть преимущество... Кстати, женщины, никогда не служившие в армии, пишут сейчас просто великолепные военно-исторические труды. Знаете, что военному историку точно необходимо? Здоровая эмпатия. Он должен понимать, почему люди делали то, что делали. Он должен понимать, что первичная эмоция – это страх...»
В сокровищницах русских архивов
– Получается, квазиистория – это бич и Запада тоже?
– Одна профессор из Англии написала книгу в подтверждение своей теории, согласно которой люди идут на войну, чтобы получить сексуальное удовлетворение от насилия. (Смеется.) Это может быть верно для какой-то крошечной группы, но не для большинства. Эта профессор противоречит сама себе, когда цитирует послевоенное исследование, показавшее, что большая часть солдат из числа призывников даже не стреляла в противника. А в российских архивах есть документ, в котором офицер пишет: «Мы должны провести инспекцию и расстреливать солдат с чистыми стволами на месте – по сути они дезертиры». То же самое верно для немецкой армии – не для элитных войск, но для среднего солдата рейха. Проблема в том, что раньше историки чаще искали отличия одной армии от другой, а на сходство внимания не обращали.
– Некогда вы хотели стать писателем – и даже сочинили четыре романа, один из которых был переведен на русский еще в СССР. Почему вы забросили «чистое» сочинительство?
– Это был странный период моей жизни. Отслужив пять лет в армии, я устроился на очень скучную работу. Между тем мои мама, бабушка, прабабушка и так далее до шестого колена – все были писательницами и публиковались в одном и том же издательстве с 1820 года. Оно же выпустило и мои романы. Мной в то время руководили, если хотите, невинность и высокомерие молодости – я считал, что тоже могу стать писателем без всякой подготовки. Я написал экспериментальный роман. Мне повезло с редактором – он объяснил мне многое про сочинительство. Издатель, прочитав роман, сказал, что, может быть, мне стоит заняться военной историей, которая всегда меня привлекала, тем более, что в колледже мне преподавал Джон Киган, автор множества отличных военно-исторических трудов. И я последовал совету издателя.
– Вас интересуют очень разные люди и темы: Ольга Чехова, Василий Гроссман, Париж после освобождения, Сталинградская битва, падение Берлина – но все они сводятся ко Второй мировой войне. Но книг об этой войне и так уже очень много. Зачем множить их число?
– Я не вижу смысла писать книгу о военной истории, если в ней нет нового материала. Мне повезло – когда я писал «Сталинград», Россия открыла военные архивы. Я использовал при написании этой книги новые документы и из Российского государственного военного архива (РГВА), и из Федерального архива Германии. Ничего принципиально нового о ходе Сталинградской битвы сказать, конечно, нельзя, но архивные материалы сложились в новую мозаику, которая давала представление о том, какой эта великая битва ощущалась солдатами и офицерами – и гражданскими, кстати, тоже.
– Раз вы читали документы из российских архивов, значит, вы владеете русским?
– Мой русский, увы, стремится к нулю. Впервые я работал в российских архивах в 1992 году, когда они только открылись, – мы с женой, Артемис Купер, писали тогда «Париж после освобождения», и нас интересовали архивы французской компартии. Я осознал, что РГВА располагает огромным количеством материалов, и если учесть, что интерес представляют не только сами документы, но и, скажем, карандашные пометки на полях, за эту работу следует браться подготовленным.
Мне предлагали выучить русский за полгода на интенсивных курсах, но я знал, что это смехотворная идея. Был вариант дать мне в помощники молодого русского историка, владеющего английским, – в те годы, в 1994-1995 годах, российские историки отчаянно нуждались в работе. В итоге я нашел родственницу мужа моей близкой подруги. Эта родственница – доктор биологии, и я решил, что это идеальный вариант. Мне нужен был умный человек без уже сформировавшихся представлений о том, какой на самом деле была история. Мы работали вместе, сидели в архиве бок о бок, она листала документы, я следил за процессом и время от времени говорил: «Подождите-ка, а это что такое?..»
Сталинград – недооцененное сражение
– Вы много пишете о советско-германских сражениях Второй мировой, что не слишком обычно для западных историков – как правило, они сосредоточиваются на «своей» войне...
– Да, и это верно для любой страны. Всякое государство смотрит на войну через призму своего опыта.
– С другой стороны, русские относятся к западным историкам с известным недоверием, считая, что те преуменьшают роль СССР во Второй мировой. Русские почти все согласятся с тем, что войну выиграл Советский Союз...
– И я соглашусь с русскими. Вермахт был побежден на восточном фронте советской армией, а не британцами и американцами.
– На ваш взгляд, насколько искажено восприятие Второй мировой на Западе?
– В целом – не думаю, что сильно искажено, но все зависит от страны. Американцы тяготеют к более эгоистическому взгляду на вещи – достаточно посмотреть фильм «Спасение рядового Райана», в котором нет даже британцев! Американский миф всегда был именно таким, и я много думал о том, как он возник. Видимо, дело в том, что война во Вьетнаме стала для США ужасным унижением – и нация обратилась к поколению, которое американцы называют «величайшим», и к войне, в которой они, так сказать, были в белых шляпах, то есть воевали на правильной стороне. В моральном аспекте Вторая мировая для Америки – война недвусмысленная.
Иногда у искажения есть причины, скажем, во время «холодной войны» западные историки не имели доступа к русским архивам. Отсюда – некоторое пренебрежение к жертвам, которые СССР принес ради победы. Мы не должны забывать и о том, что Сталин уже в 1945 году знал о том, что погибли 20 миллионов, но исправил цифру на семь миллионов – как сказал мой коллега, это число «казалось ему достаточно чудовищным, но не откровенно человекоубийственным».
– Почему вы написали книгу о Сталинграде?
– В первую очередь потому, что Сталинградская битва была психологически поворотной точкой в войне. Историки долго спорили о том, какие события можно назвать поворотными, и пришли к тому, что их было три. Во-первых, это июнь 1940 года, когда у Гитлера был единственный шанс победить, если бы после Дюнкеркской операции члены британского кабинета министров убедили Черчилля начать переговоры. Во-вторых, геополитической поворотной точкой был декабрь 1941 года – немцы провалили наступление на Москву, началось советское контрнаступление, одновременно Гитлер объявил войну США, что означало, что Германия не сможет победить никогда вообще. 1942 год был кошмарным и для западных союзников, и для СССР, а потом сразу в нескольких местах – в Африке, на Кавказе, под Сталинградом – вермахт исчерпал возможности продвижения и потерял инициативу. Тут и случилась Сталинградская битва, показавшая, что немцы так и не выучили уроки, которые надо было выучить, чтобы победить русских. Психологически это был переломный момент войны.
– Вы учитывали то, что для вашей аудитории Сталинградская битва – это нечто иностранное, ведь в ней не участвовал ни один англоговорящий солдат?
– Да, конечно. Помню, в 1995 году, когда отмечалось 50-летие Победы, в Англии вышло немало книг о Второй мировой войне – и все они не продавались. Я думал: господи, что же будет с моей книгой? «Сталинград» сочинялся четыре года и вышел только в 1998-м. Мой издатель совершенно не ожидал того, что книга будет продаваться. Для нас это был сюрприз, мы не думали, что книгу переведут на 31 язык и так далее. Думаю, дело было в том, что наши читатели стали осознавать вклад СССР в победу и жертву советского народа. Мои коллеги подхватили инициативу, стали появляться другие книги о восточном фронте.
– Потому-то книга и была популярна?
– Я на это надеюсь. Знаете, меня просили дать интервью многие журналисты, и я радовался: они хотят узнать больше о Сталинграде! Вскоре выяснилось, что они хотят узнать совсем другое: как написать бестселлер, если они потеряют работу... (Смеется.)
– Вы видели российский фильм «Сталинград»? Если да, что вы о нем думаете?
– Видел. Скажу так: «Сталинград» куда лучше американского «Врага у ворот» с Джудом Лоу в роли легендарного советского снайпера Василия Зайцева. Что интересно, студия, снимавшая эту картину, послала людей в советские и германские архивы, чтобы доказать, что немецкий «сверхснайпер» майор Эрвин Кёниг, которого якобы убил Зайцев, действительно существовал, но, конечно, его следов не нашлось. Что до фильма Бондарчука, местами он излишне сентиментализирован, на мой взгляд, но это при всем том очень, очень русский фильм.
Разоблачение мифов (и создание новых?)
– В России Вторая мировая – это главным образом Великая Отечественная война, британцы наверняка смотрят на войну по-своему. Как видите эту войну вы?
– Для начала нужно осознать, что Вторая мировая война была не единым военным конфликтом, а конгломератом множества таких конфликтов. Для русских Великая Отечественная война началась в июне 1941 года, при этом россияне часто забывают о Зимней войне с Финляндией, о нападении СССР на Польшу... Это несколько искажает картину. В своей книге «Вторая мировая война», которая пока не издана в России, я пытаюсь увязать различные аспекты войны в единую систему и понять, как, например, война с Японией влияла на Великую Отечественную войну. Японцы ведь хотели захватить Сибирь, но после битвы на Халхин-Голе, когда их разбил Жуков, полностью изменили стратегию. Вот почему моя книга начинается в августе 1939 года, а не в сентябре.
– Есть какие-то мифы о Второй мировой, которые вы считаете нужным развеять?
– Такие мифы есть всегда. Миф о полководце Роммеле особенно сильно укоренился в Англии, у нас этого генерала почитают чуть не гением, хотя немцы относятся к нему куда объективнее. У Роммеля были достижения в 1940 году, но если посмотреть, как он сражался в Северной Африке, мы увидим, что он был не слишком хорошим военачальником. Просто британские солдаты считали, что он воюет хорошо, – после 1940 года в нашей армии возникли пораженческие настроения, и мы отбросили их только после Эль-Аламейнской операции, когда разгромили Роммеля подчистую. Есть еще тенденция преувеличивать заслуги одних генералов и забывать других. В том, что некоторые генералы стали чуть не кинозвездами, виноваты СМИ – они превозносили тех, кто жаждал славы, вроде Марка Уэйна Кларка, Монтгомери, Макартура, – в то время как другие, более скромные военачальники до смерти оставались в тени.
Иногда переоцениваются и куда более глобальные события. Возьмите наступление под Ржевом, одно из самых кровавых событий Второй мировой: поражение Жукова обернулось более чем двумястами тысячами погибших! Как утверждает в своих воспоминаниях советский разведчик Павел Судоплатов, на деле СССР в ходе операции «Монастырь» передал немцам информацию об этом наступлении, чтобы отвлечь внимание от Сталинграда, так что последующее окружение группировки Паулюса оказалось для Гитлера полной неожиданностью. Современные российские историки считают, что Судоплатову нужно верить. Иначе почему наступление под Ржевом было так плохо подкреплено артиллерией? Это и доказывает, что мы имеем дело с операцией, призванной отвлечь врага. Такого мнения придерживается и профессор Олег Ржешевский, сам бывший участником Великой Отечественной войны. Он мне об этом говорил до того, как стал обвинять меня в том, что я искажаю историю...
Не так давно молодой японский историк раскопал в американских архивах шокирующие сведения о каннибализме в японской армии на последней стадии войны. Когда американский флот перерезал все линии снабжения японских отрядов в Китае, военным неофициально приказали начать есть пленных, а также местных жителей. Когда американцы и австралийцы об этом узнали, они засекретили всю информацию о каннибализме по очень гуманным соображениям: любая семья, потерявшая кого-либо на этом фронте, могла посчитать, что человека съели.
– Олег Ржешевский критиковал вас за книгу «Падение Берлина», в которой вы пишете о двух миллионах изнасилованиях советскими солдатами немецких женщин. Многие указывали, что вы всего лишь экстраполировали данные, полученные из одного частного источника...
– Проблема в том, что все документы, на которые я ссылаюсь, взяты из российских архивов. Для меня обвинения во лжи были неожиданными – особенно со стороны Ржешевского, который помогал мне со «Сталинградом», а теперь говорит, что я сочиняю «геббельсовскую пропаганду». Опять же, я думаю, дело в том, что люди в СССР очень сильно страдали, особенно в 30-е и 40-е, и единственное, чем они могли по-настоящему гордиться, был май 1945 года. И все, что подрывает мифы о той войне, в том числе сведения о массовых изнасилованиях в Восточной Германии, словно бы чернит саму победу. С моей стороны было наивно этого не понимать. Надеюсь, пройдет время – и эмоции схлынут, уступив место трезвому анализу.
– У вас есть свои герои Второй мировой?
– Да. Это генерал Уильям Слим, воевавший в Британском Сомали и в Бирме. Адмирал Честер Уильям Нимиц. Из советских военачальников – маршал Константин Рокоссовский. Жуков был, безусловно, умным полководцем, но он слишком легко бросал людей на верную смерть. Именно Жуков в октябре 1941 года послал знаменитую шифрограмму расстреливать «семьи сдавшихся врагу». В этом была своя ирония судьбы: за полгода до этого сдался в плен Яков Джугашвили, сын Сталина, и по логике сам Сталин подлежал расстрелу...