Я не знаю, кто стоит за убийством Бориса Немцова. Я не знаю, кто сбил «боинг» в небе Донбасса. Я не знаю, есть ли на Украине армия РФ. Я не знаю даже, чей Крым. Я много чего не знаю – и не горю желанием строить предположения или принимать чью-либо сторону.
Означает ли это, что я труслив, слаб, глуп (нужное подчеркнуть)? Воля ваша, но я думаю, что нет. С одной стороны, когда и если появятся неоспоримые улики против Путина или Обамы, независимые источники докажут, что на Украине воюют российские отряды, а в Крыму будет проведен прозрачный референдум с международными наблюдателями (желательно в мирное время) – тогда, может, я во что-то и поверю. С другой – я не вижу особого смысла иметь мнение по всем поводам. Зачем?
Зато я осознаю, что в условиях информационной войны худшее, что я могу сделать, – это, так сказать, отправиться добровольцем на информационный фронт. Фигушки. Пропаганда, даже если она частично правдива, – всего лишь пропаганда, а не истина, и путать одно с другим я чисто по-журналистски не желаю.
Японцев много, а Япония одна и та же?
Больше всего меня как человека, неравнодушного к истории, пугает то, что происходит с этой самой историей. Исторические манипуляции цветут и пахнут. Каждый сегодня где-то историк – и даже лучшие из нас склонны к упрощению, лишь бы подогнать реальность под схему, доказывающую то, во что очень хочется верить.
У меня есть приятель, украинский японист, живущий в Японии. (Я охотно сказал бы «друг», но война на Украине разбила слишком много дружб, чтобы я мог быть хоть в чем-то уверенным.) Он отличный специалист, переложивший на русский несколько древнеяпонских хроник. Что касается Донбасса, мой приятель считает, что это результат вторжения РФ. Я склонен думать, что это все-таки гражданская война, в которой обе стороны получают поддержку от сверхдержав. Время от времени мы об этом говорим, хотя и умудряемся не ссориться.
В последний раз приятель сказал, что после Чечни и Грузии Украина не могла не стать следующей жертвой агрессора. Я ответил, что все три случая разнятся. Приятель возразил: они похожи в том, что Россия ведет империалистическую политику и вводит войска куда захочет. После чего привел длинный список случаев вмешательства СССР и России в дела других народов: пакт Риббентропа-Молотова, Китай в 1949-м, Венгрия в 1956-м, Чехия в 1968-м, Польша в 1980-м, Вьетнам, Корея, Афганистан, Приднестровье и так далее. Если мы видим, продолжил он, что страна не может просуществовать без войны и десяти лет, вопрос «будет ли она воевать?» не стоит. Стоит вопрос «на кого и когда она нападет в следующий раз?».
Хорошо, сказал я, возьмем Японию XVI века, период «эпохи воюющих провинций», когда страну объединяли три великих японца – Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу. Можем ли мы говорить о «Японии» вообще и считать, что эти трое проводили в жизнь одну и ту же политику, или все-таки нужно учитывать, что Ода, Тоётоми и Токугава были очень разными людьми, да и обстановка менялась, так что всякое их решение следует рассматривать, учитывая контекст? Тоётоми, скажем, пошел войной на Корею и хотел завоевать Китай, в то время как Токугава никого не атаковал, наоборот, при нем начался процесс изоляции Японии от внешнего мира.
Разве не так же переменчиво обстоят дела с любой страной? Безусловно, есть константы – география, климат, – но в целом всё зависит от конкретных, как пел Борис Гребенщиков, «ребят, что сидят наверху». Швеция вот долго воевала, потом прекратила воевать и держится до сих пор.
Да, мы привыкли учить историю по учебникам, в которых по традиции субъектами истории выступают отдельные страны. Но на деле субъекты истории – это всегда и только люди, принимающие решения. Хрущевский СССР был непохож на сталинский, Германия при Аденауэре была не той, что при Гитлере, примеры можно множить до бесконечности.
Лоуренс Аравийский, Стрелков Донецкий
По той же псевдоисторической логике российские СМИ выставляют сегодняшних украинских националистов как продолжателей дела Степана Бандеры, а украинские то и дело припоминают России голодомор. Здравый смысл говорит нам, что даже если «бандеровцы» восхваляют лидера ОУН(б), это ничего не значит – брежневские пионеры тоже пели песни про Ильича, но командармов Гражданской войны из них не вышло бы. Тем более неясно, какое отношение к голодомору, депортациям и репрессиям сталинского периода имеет современная Россия.
Еще более распространенный вид манипуляции – т.н. исторические параллели. Одно время Крым было модно сравнивать с Судетами, областью Чехословакии, которую Третий рейх оккупировал с молчаливого согласия Европы (т.н. Мюнхенский сговор). Эта параллель подразумевает, что Путин будет действовать, как Гитлер: сначала Судеты, потом танки входят в Прагу, потом они уже в Польше, потом – мировая война (только вместо Праги будет Киев, дальше каждый довообразит картинку как сумеет).
Беда в том, что умелый историк отыщет вам не одну такую параллель, а десятки, и далеко не все они будут негативными для РФ. Вот смотрите. Жила-была большая, но бедная страна, и была в ней нищая провинция, населенная нетитульным народом. Народ этот хотел автономии и даже независимости, особенно после того, как в стране совершилась революция – или, как считали многие, переворот. После него в нетитульном народе проснулась жажда сепаратизма. Эту жажду заметила огромная и богатая сверхдержава. Ей надо было насолить бедной стране как можно сильнее (желательно вплоть до распада страны), и лучшего способа, чем поддержать восстание нищей провинции, она не придумала. Сверхдержава заслала туда своих военных, чтобы координировать местные отряды ополченцев, а также оружие. Противостояние сепаратистов, отрядами которой руководили в том числе иностранные офицеры, и армии бедной страны длилось годами, причем теракты сепара-тисты устраивали чуть ли не чаще, чем воевали.
Это не про Украину, не про Майдан и не про Донбасс история. Это довольно точное описание арабского восстания в Османской империи 1916-1918 годов. Но если Игорь Стрелков (Гиркин), россиянин, долго стоявший во главе донецкого ополчения, воспринимается западными СМИ негативно, то Лоуренс Аравийский – скорее герой (вспомним фильм, где его сыграл Питер О’Тул). Хотя с точки зрения османских властей британский полковник был таким же «колорадом» и «сепаром», как российский старшина запаса Стрелков – с точки зрения нынешнего руководства Украины. Да, конечно, разница в том, что тогда шла мировая война, а Османская империя была союзницей Германии и Австро-Венгрии, и чем ей было хуже, тем лучше было ее врагам. Ну и еще в том, что Великобритания тогда усиливала свое влияние на Ближнем Востоке... Или это как раз сходство? Что-то я запутался.
А еще можно провести параллель между Донбассом и восстанием крестьян в Вандее. Или с отделением Республики Техас от Мексики с целью войти в состав США. Или с войной во Вьетнаме, а также в Корее. Вариантов масса, но правильный ответ один: любые исторические параллели ложны, и чаще всего они служат пропаганде. Всякая война – сама по себе.
Страх как символ веры современности
Почему пропагандистские манипуляции столь успешны? Дело, я думаю, не в том, что кто-то «обманываться рад» или склонен к внушению. О врагах любят говорить, что они-де внушаемые идиоты в отличие от «нас», умных и невнушаемых, но мне лично эта логика как-то неблизка.
Нет, дело в другом: любой человек, если он не дебил в медицинском смысле слова, ощущает себя неуютно в ситуации неопределенности. Всем нам хочется контролировать то, от чего зависят жизнь и благополучие нас и тех, кто нам дорог. Между тем внешний мир – это одна сплошная неопределенность. Философа Паскаля ужасало вечное безмолвие космических пространств, однако, согласитесь, куда страшнее понимать, что каждый из миллиардов таких же, как ты, землян есть бездна, в которую ты не способен даже заглянуть. Но если определенность как таковая нам недоступна, мы обеспечиваем себе хотя бы ее иллюзию, иначе можно захлебнуться в маете, страхе и хаосе.
Любая пропаганда этой слабостью пользуется. Чтобы убедить человека в чем-то, нужно хорошенько его напугать, заставить ощутить прикосновение кошмарной неопределенности, а потом предложить свою версию событий (обычно это «кто виноват», но иногда и «что делать»). Если вы боитесь России, вас легко убедить в том, что Путин лелеет мечту о всемирном господстве и на днях вторгнется в Прибалтику. Если вы боитесь США, вас легко уверить в том, что «вашингтонский обком» опутывает планету паутиной лжи. У страха глаза велики – и нет у нас, людей, большего страха, чем перед неясным будущим. Отсюда и стремление к историческим параллелям, придающим нашей вере какую-то легитимность.
Контролировать страх, задумываться о причинах и следствиях, поверять предлагаемые СМИ выводы элементарной логикой, отличать веру от знания способны немногие. В критическом мышлении нет ничего сложного, но пропаганда делает все, чтобы затуманить границу между иллюзией и реальностью. Взять хотя бы предвыборную кампанию Партии реформ, шитую белыми нитками: если ты за нас не проголосуешь, к власти придет монстр Сави-
саар, он предаст Эстонию, и у нее не будет будущего. Подействовало же! Главное было – как следует испугать эстонцев в апреле 2007 года. Остальное уже восемь лет – дело техники (плюс война на Украине, которая подыгрывает тем, кто играет на страхе перед русской «пятой колонной»).
Все это не значит, что можно смириться с неопределенностями, засунув голову в уютный песок. Хаос никуда не исчезнет; как гласит народная мудрость, если у вас нет паранойи, это еще не значит, что за вами не следят. Но без паранойи разобраться, преследуют вас или нет, легче. И без исторических параллелей проще понять логику событий, как бы парадоксально это ни звучало. Главное – не выдавать желаемое, а также нежелаемое за действительность. И не верить власти. Власть работает только на себя любимую, хотя вечно клянется в обратном.