Илья Нартов: я не служу театру, я в нем работаю

Илья Нартов Фото: Михкель Марипуу

Театральный актер, актер кино и телевидения, радио- и телеведущий, шоумен... но прежде всего – актер: годы изменили точку зрения Ильи Нартова на актерскую профессию, но идеалов, кажется, не отняли.

В августе ПБК показал детективный телесериал «Капкан для Золушки», в котором Илья сыграл одну из главных ролей. Между тем, судя по сайту Русского театра, ролей текущего репертуара у Нартова ровно две – Кочкарёв в «Женитьбе» и Король-жених в «Голом короле», премьера которого проходит в день выхода «ДД».

«Да, я мало занят в Русском театре, но особо от этого не страдаю, – говорит Илья. – Раньше ролей было больше, но спектакли уходят: когда на место худрука пришел Марат Гацалов, из репертуара ушло много спектаклей, для Марата они все были несовременными, потом пришел Игорь Лысов – из репертуара исчезли авангардные “Вавилонская башня” и “Антигона”... Сегодня ситуация с ролями такая, какая есть, и слава Богу. В моем неюном возрасте лучше играть меньше, но лучше. Меня сильно интересует качество работы. Я не страдаю от незанятости. Могу открыть рассказ Чехова, прочитать его, сыграть его – и чувствовать себя в прекрасной форме. По юности хотелось быть на сцене, хотелось играть, играть!.. А сегодня главное – качество. И его могут дать только хорошие режиссеры. Режиссер – профессия штучная. Я очень жду хороших режиссеров. Приедут ли они сюда в ближайшее время – большой вопрос».

Жить, дышать – величайшее счастье

– В одном интервью вы рассказывали, что «были совершенно незаметным, довольно невзрачным ребенком». Позвольте не поверить: вряд ли из незаметного ребенка мог вырасти столь хороший актер...

– Спасибо! Мне кажется, все хорошее вырастает из чего-то невзрачного, гадко-утенского... Хотя, конечно, это никакой не закон. Я и правда был очень тихим, забитым, пошел в школу в шесть лет, хотя все остальные, естественно, шли в семь. Я был самый маленький в классе, ни на что не годный, ни на что не способный. Учился я плохо. Не то чтобы совсем плохо, но успеваемость была так себе. Актерская профессия пришла в мою жизнь совершенно неожиданно. Настолько, что я иногда думаю: может, и правда есть судьба?

– При этом в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК) вы поступали с красным дипломом...

– Да, потому что до ЛГИТМиКа я окончил Калининградский областной колледж культуры и искусства, экспериментальный режиссерский курс. Курировал его Евгений Марчелли, будущий именитый режиссер. Тогда он был просто Женя Марчелли и ставил вещи совершенно потрясающие. Он и подписал мне диплом. А дипломный спектакль у меня был по пьесе Жана-Поля Сартра «За закрытыми дверями».

– Когда в 1991 году вас не приняли в ЛГИТМиК, вы огорчились?

– Да, это была величайшая драма для меня. Но я тогда учился в Колледже культуры, поэтому я просто туда вернулся, окончил третий курс – и поехал поступать во второй раз. И поступил.

– И все у вас было хорошо.

– Ну, не скажу, что все было совсем уж хорошо. Как потом выяснилось, поступил я тоже буквально вопреки всему...

– Вы человек упрямый?

– Да. Во всяком случае, тогда для меня все было очень просто. Это прозвучит пафосно, но я не хотел жить, а хотел поступить в театральный институт. Для меня это было всё. Мне было ничего не нужно, кроме этого. И вообще я рад, что застал период, когда деньги и прочие материальные блага играли не такую большую роль, как сейчас.

– Вы говорили, что когда приехали из Питера в Таллинн, то переосмыслили свою жизнь – там был сумасшедший дом, а тут санаторий. Вам часто приходилось что-то глобально переосмысливать?

– Наверное, еще один раз со мной было что-то подобное. В 2001 году у меня были очень серьезные проблемы со здоровьем, я долго лежал в больнице. И понял, что жить, дышать, ходить и говорить – это величайшее счастье. Помню, я вышел из больницы – на своих ногах, а до того был почти полностью парализован – и осознал, что мои амбиции сильно уменьшились. Потом прошло время, что-то вернулось, но сам по себе этот эпизод был и остается для меня очень значимым. И, наверное, он тоже был неслучаен...

– Интересно: вы уже во второй раз сворачиваете на тему фатума.

– Может, это наивно в моем возрасте, но я верю в то, что все предрешено. Мы бьемся-бьемся, и все равно что-то у нас не так, Господь нам чего-то не дает. А что-то дает.

– По вам не скажешь, что вы фаталист, – вы бьетесь очень активно.

– Я не Печорин, конечно... Рыпаюсь помаленьку.

Жить на сцене или лицедействовать?

– Какие роли вам ближе – трагические или комедийные? Вы играете в широчайшем диапазоне, от Креонта в «Антигоне» до Паризо в «Фредерике...»

– Наверное, все-таки трагедийные. Я думаю, в любой комедийной роли есть глубочайшая трагедия.

– Я помню вашего упоительно комичного актера Паризо с чудовищным гульфиком: публика начинала хохотать, едва он появлялся на сцене...

– Я просто люблю острую форму. И не просто острую, а такую... прямо-таки разрывающую. И отношусь к типу актеров, которые в театре лицедействуют. Есть еще другое направление – люди, которые живут на сцене, – но мне оно враждебно. Как говорил мой мастер в институте, те, кто живут на сцене, либо врут сами себе, либо им надо к врачу. На сцене надо играть, но так, чтобы все поверили. Я люблю лицедействовать. Но были и роли, которые давали мне возможность проявить себя по-другому – тот же Креонт из «Антигоны» в постановке Романа Феодори. Другой уровень страстей...

– Притом что «Антигона» была скорее фарсом.

– Да, но именно это и позволяло выйти на другой уровень, передать зрителю еще больше информации. И от кривляния перейти к искреннему разговору. На самом деле я стремлюсь к искреннему разговору, хотя многие думают, что я люблю кривляться.

– Вы как-то говорили, что хотите сыграть Порфирия Петровича из «Преступления и наказания». При этом Гамлета вы играть не хотите...

– «Гамлет» – пьеса, которая... чертовски устарела и превратилась в бренд. Тему можно взять, но...

– А почему Порфирий Петрович?

– Есть два типа артистов. Одни считают себя очень интеллигентными, очень умными, очень честными и так далее...

– И это не вы.

– Не я. Я принадлежу к другому типу: артисты, которые себя таковыми категорически не считают. Так что я пытаюсь строить свои роли исходя из собственных пороков, которые свойственны каждому. Так называемые отрицательные герои мне ближе – их чувства куда больше обнажены. Другое дело, что само понятие «отрицательный герой» ушло в прошлое. Нет отрицательных героев, есть люди, у которых в жизни есть проблемы.

– Что вы ощущаете, когда спектакли быстро уходят из репертуара? Бывало, что вы прикипали к каким-то ролям так, что хотелось играть их еще и еще?

– Бывало. У меня здесь было много спектаклей, которые быстро уходили из репертуара – и на которые я тратил много сил и здоровья. Это всегда очень грустно. Когда уходил спектакль «Тартюф», это было тяжело, тем более, что никто не понимал, почему он уходил. Это потом выяснилось, что худрук Марат Гацалов собирался приглашать режиссера, который хотел поставить другого «Тартюфа», настоящего... (Смеется.) У нас была целая драма с увольнением актеров, спектакль претерпел много вводов, вводами занимался я, спектакль явно требовал режиссерской руки и в конце концов развалился. Болезненно было и исчезновение из репертуара «Антигоны» – на мой взгляд, это был очень честный и достойный для нашего театра спектакль.

– А бывает, что играть приходится через силу? Я вспоминаю «Вавилонскую башню» Гацалова, где вы играли, собственно, роль Гацалова в истории большой любви Гацалова...

– Для меня это была интересная работа. Марат, конечно, где-то Хлестаков, но он предложил новый подход: мы сами придумываем драматургию и создаем спектакль «из себя». Другое дело, что работа получилась не очень удачная. Самое интересное осталось за кулисами, такое бывает. Но это был всплеск!

Как ни крутись, ничего не изменишь

– Многие ваши коллеги успешно сотрудничают с эстонскими театрами. Как у вас обстоят дела на этом фронте?

– С эстонскими театрами у меня особо не складывается. Как-то приглашали на летний проект к Эльмо Нюганену, я, к сожалению, не смог... Но, знаете, я думаю, в эстонских театрах нам особо делать нечего. Разве что это пластический какой-то театр. Для русского актера здесь эстонские театры – не выход.

– Зато вы снимаетесь на российском ТВ. Как я понимаю, последний на сегодня ваш проект – это «Капкан для Золушки»...

– Да, повезло. Вообще, живя здесь, сниматься в России невыгодно. В том же «Капкане для Золушки» я снимался, чтобы приобрести опыт. Когда выезжаешь туда на десять дней и снимаешься семь, ничего особо не зарабатываешь. А работа в сериале – это титанические усилия. Рабочий день длится 12 часов, съемки идут пять дней подряд, и это Москва – пока доберешься от дома до станции метро, где ждет автобус со съемочной группой, может пройти полтора часа. Тяжелый труд, но интересный.

– Российские и местные кинорежиссеры, снимая в Эстонии, приглашают русских актеров, но чаще на эпизодические роли...

– Мы должны понимать, что подавляющее большинство кино- и телефильмов – это абсолютно коммерческие проекты, который делаются ради денег, ради прибыли. Никакого искусства там нет. История простая: продюсер хочет как можно меньше вложить и как можно больше получить. За редким исключением.

– Фильмы Говорухина вроде «Пассажирки», где вы снимались, – исключение?

– Да, Станислав Сергеевич как раз может себе позволить заниматься искусством. Для Говорухина деньги, к счастью, не проблема. Помимо «Пассажирки» я снялся у него в эпизоде и в фильме «Конец прекрасной эпохи».

– Идея служения театру, когда актер кладет всего себя на алтарь искусства и так далее, для вас еще актуальна?

– Нет. Пожалуй, сейчас я не служу театру, я в нем работаю. Лет десять назад я серьезно считал, что если лично я буду делать свою работу хорошо, если я буду стараться, театру будет лучше. Спектакли станут лучше, будут лучше продаваться билеты и так далее. Жизнь доказала: как ты ни крутись, как ни разрывайся, ты ничего не сможешь изменить. Все решается в кабинетах. Мне до сих пор непонятно, по какому принципу назначаются худруки, директора, члены совета Русского театра, по какому принципу они потом убираются. У нас человек назначается в совет, сидит там годик-другой, уходит, и всё. Мне кажется, члены совета должны отвечать за принятые ими решения и ставить задачи перед театром и его руководством. К сожалению, судьба Русского театра решается не на сцене.

– Если завтра вам дадут большую роль – на уровне роли, которую предложил Алексей Герман Леониду Ярмольнику в «Трудно быть богом», – и предложат скромную оплату, но велят при этом бросить все остальное, вы согласитесь?

– Конечно, да! Ярмольник ведь тоже все бросил. Да, безусловно, только это все с частицей «бы»...

– Есть актеры, которые для вас – образцы для подражания?

– Какого-то кумира у меня нет. Есть актеры, которые... настоящие, что ли. Конкретные, заразительные, они очень трепетно относятся к своей профессии. Они пашут. Таких артистов – немало.

Бесконечное удовольствие общения

– У вас есть сайт, на котором вы предлагаете потенциальным работодателям занять вас в той или иной роли – скажем, свадебного тамады. Получается, вы стали собственным импресарио.

– Я никогда не скрывал, что с большим удовольствием веду свадьбы, юбилеи и всякие другие праздники, корпоративы и так далее. Но у нас все работает по цыганской почте: сделал хорошо, об этом узнали – и позвали вновь.

– Интересно, что вы можете не только сыграть в рекламном ролике, но и написать сценарий этого ролика, и чуть ли не снять сам ролик.

– Снимать буду не я, естественно, а придумать что-то, написать сценарий – могу вполне. Я когда-то лет пять плотно занимался копирайтом.

– Что, помимо приработка, дает вам радио, на котором вы ведете передачи под псевдонимом Илья Турчинский?

– Это сложно объяснить, но... Появляется момент общения с людьми – буквального, когда ты с человеком разговариваешь в эфире, и непрямого, потому что в любой момент тебя всяко кто-то слушает. Для меня это – бесконечное удовольствие. У меня всего два дня эфира, суббота и воскресенье, и особо я не устаю. И работаю на Русском радио с радостью.

– Вы будете одним из ведущих программы «Рабарбар. Наша культура» на ETV+. Насколько вас затронула суета вокруг этого телеканала?

– То, что так много разговоров о новом телеканале, – это совершенно естественно. Еще ничего не началось, но «мы уже знаем, как все будет»... Я к таким вещам отношусь с пониманием. Я ведь несколько лет работал на ETV2 в программах «Суд присяжных» и «Треугольник». Надеюсь, ETV+ будет жить, хотя понятно, что это больше вопрос политической воли, чем чего бы то ни было еще.

– То, что вы не очень хорошо знаете эстонский, вам сильно мешает?

– Отчасти мешает. Хотя на работу особо не влияет. Да, было бы неплохо изъясняться на таком уровне, чтобы тебя понимали. А так... Эстонцев я вижу сравнительно редко, так уж получается. В эстонском кино я сниматься не буду – разве что в роли русского, но... Мне иногда предлагают сыграть русского бандита. Допустим, приезжает он из Москвы, чтобы убить скрывающуюся в Таллинне российскую оппозиционную журналистку... Я отказываюсь. Хотя с удовольствием сыграл бы русского архитектора, русского юриста...

– У вас не бывает ощущения, что вас слишком много? Вас как-то сравнили с Фигаро: Нартов тут, Нартов там...

– (Смеется.) Я очень рад, что занимаюсь не только театром. Это очень важно – не зацикливаться на чем-то одном. Хотя, может, кого-то это раздражает, но я прошу, если это возможно, не раздражаться!

Справка «ДД»:

Илья Нартов

Родился 5 декабря 1971. Окончил ЛГИТМиК (1996, курс В.В. Петрова).

С 1996 года работает в Русском театре. Сыграл множество ролей, включая Хлестакова в «Ревизоре», Тихона в «Грозе», Кочкарёва в «Женитьбе», Львова в «Иванове», Тартюфа в «Тартюфе», Креонта в «Антигоне».

Снялся в нескольких фильмах и телесериалах, включая «Август. 1991» (2003), «Пассажирка» (2007), «Красная ртуть» (2010), «Крысоловка» (2011), «Шеф 2» (2013), «Капкан для Золушки» (2015).

Вел передачи «Треугольник» и «Суд присяжных» на ETV2.