/nginx/o/2016/02/15/5050753t1h9e1c.jpg)
Обыкновенный человек посреди толпы. Мужчины и женщины разговаривают – испуганно, робко, затравленно; слов не разобрать, смешение языков поистине вавилонское – венгерский, польский, идиш, и еще немецкий, но на нем в основном орут приказы; кто-то рыдает, кто-то кричит, кто-то молится. То и дело слышны одинокие выстрелы.
Обыкновенный человек молчит. Он занят. Он работает. Он провожает людей в помещение, где все они раздеваются, деловито помогает старикам расстегнуться, следит за тем, чтобы одежда была развешена аккуратно. Когда голые люди заходят в следующее помещение, молчаливый человек закрывает и запирает за ними дверь. Слышатся крики. За стеной люди умирают в муках. Дверь открывается, и молчаливые люди начинают вытаскивать трупы.
Без единого слова – как безъязыкие, как рабы, как мертвецы. Таковы трудовые будни зондеркоманды (особой бригады) Освенцима, составленной из евреев, которые служат гитлеровцам, помогая убивать других евреев. Обыкновенные люди, обыкновенный концлагерь, обыкновенный нацизм.
Бесконечный кошмар
Гран-при Каннского кинофестиваля и «Золотой глобус» за лучший иностранный фильм «Сыном Саула» более чем заслужены – и вряд ли кто удивится, если фильм венгра Ласло Немеша возьмет вдобавок и «Оскар» (как лучшая зарубежная картина). Это если не новое слово в кинематографии, то, по крайней мере, удачная попытка найти необычный способ выражения сложного месседжа. Обычно, увы, бывает наоборот: в стандартной голливудщине месседж опускается до уровня понятного обобщенной «аудитории» способа съемки-монтажа-озвучки.
Здесь нас с первого кадра бросают в тесный мирок героя, сознание которого сужено донельзя, до размеров экрана, а то и хуже. 90 процентов времени камера сосредоточена на Сауле (непрофессиональный актер Геза Рёриг, венгерский эмигрант, живущий в Америке), а то, что происходит вокруг него, дается вторым планом, размыто, как если бы зрение расфокусировалось вконец. Может быть, потому, что невозможно воспринимать ужасы Освенцима напрямую – организм реагирует на кошмар, абстрагируясь от него, как бы отдаляя действительность. Впрочем, по крайней мере на зрителя неясный второй план воздействует сильнее, чем откровенный первый.
Саул – член зондеркоманды. Мы не знаем, когда происходит действие фильма (судя по восстанию, это 1944 год, однако внутри концлагеря время будто остановилось, тут нет ни лет, ни дат), мы знаем лишь, что Саул делает то, что делает. Ведет других в газовую камеру, моет полы, таскает трупы в печи, перегружает пепел, сортирует вещи. Экономика лагеря смерти, а равно и его логистика, и его социология представлены в «Сыне Саула» блестяще. Это, по сути, производственное кино – по аналогии с производственным романом. И если вас подташнивает при мысли, что для кого-то ежедневное убийство живых людей может быть «трудовыми буднями» – поверьте, это ничто в сравнении с тем, что ощущаешь, когда смотришь картину Немеша.
При всем при том члены зондеркоманды – живые люди. Обыкновенные. Тут есть евреи, венгры, поляки, русские; русский – самый решительный из всех, он горит идеей поднять восстание, грезит расстрелом немцев. Абрахам (Левенто Молнар) пытается организовать бунт и ведет по этому поводу переговоры с «оберкапо» (бригадиром) Бидерманном (Урс Рехн). Саул ко всему этому причастен, но делает то, что его просят сделать, словно бы во сне. Пробуждается он – это, собственно, и есть завязка сюжета, – когда в процессе уборки газовой камеры опознаёт в подростке своего сына.
На самом ли деле это его сын – неясно, да и неважно. Когда Саул его находит, мальчик агонизирует, хрипит, он уже не жилец. И Саул задумывает сделать невозможное: уберечь тело сына от вскрытия, выкрасть его, найти раввина, чтобы тот прочел над покойником кадиш, и похоронить по еврейскому обычаю. Возможно ли сделать все это в концлагере? Оказывается, да.
Палачи и жертвы
Только вот наблюдать за метаниями Саула страшно. Ведь он сам, своими руками отправляет в газовую камеру других евреев, среди которых есть, возможно, и его собственный сын, и словно бы не чувствует ничего по этому поводу, и ничто не заставляет его кинуться на палачей или хотя бы начать сговариваться с товарищами по зондеркоманде (восстание готовят другие). Саул пробуждается, но не к борьбе: все, чего он хочет, – похоронить сына по иудейскому обычаю. Что происходит у него в душе, мы не знаем, понять эту психологию непросто. Саул не боится рискнуть жизнью, но рискует он ею не ради живых, а ради мертвеца. И получается, что мертвец хоронит своих мертвецов.
На этом уровне фильм Немеша продолжает до сих пор не утихающую дискуссию о том, насколько Холокост стал возможен благодаря «сотрудничеству» его жертв, благодаря смирению, с которым люди шли на бойню и – в том числе – работали в зондеркоманде Освенцима.
Это удивляло даже нацистов; комендант Освенцима говорил: «Ведь все они совершенно точно знали, что по окончании акций их постигнет та же судьба, что и тысячи их товарищей по расе, уничтожению которых они оказали немалое содействие. И всё же они проявляли усердие, которое меня всегда изумляло». О сотрудничестве глав еврейских общин с нацистами писала в свое время Ханна Арендт, рассорившись в итоге с израильскими друзьями. О еврейском Сопротивлении, каким оно могло бы быть, снял «Безславных ублютков» Квентин Тарантино.
Вопрос это страшный, но важный. Люди, готовые стать палачами, как показывает история, находятся всегда, но что делает Саула Саулом? Надежда каким-то чудом выжить? Фатализм, обусловленный верой (на что, кажется, намекает фильм)? Или же в таких обстоятельстах почти любой из нас будет покорно вести людей на смерть, таскать трупы, оттирать полы от крови, потому что наша психика так устроена, потому что мы слабы и где-то глубоко внутри это осознаём, и отстраниться, представить себе, что это лишь кошмарный сон, нам куда легче, чем ринуться на убийцу в безумном самурайском порыве, – чем и пользуются все убийцы и палачи мира? Не дай нам всем Бог когда-нибудь оказаться перед подобным выбором.
«Сын Саула» (Saul fia)
Реж. Ласло Немеш
В ролях: Геза Рёриг, Левенте
Молнар, Урс Рехн
Венгрия, 2015 г., 107 мин.
Премьера в Эстонии: 5 февраля