Превратим Нарву в гетто! Такова основная мысль мнения Аркадия Ходоса, который рассказывает, почему не выучил эстонский язык, пишет профессор Таллиннского университета Рейн Руутсоо.
Рейн Руутсоо: Эстония – национальное государство, «равные» права – демагогия (20)
Сам по себе этот текст не заслуживал бы внимания, если бы в нем не проглядывал определенный почерк. Особенности этого почерка – сочетание глупых, невежественных и высокомерных в отношении Эстонии деклараций (якобы эстоноязычной Эстонии всего сто лет, эстонцы – вымирающий народ, как убеждает русскоязычных Яна Тоом...) со всевозможными обвинениями в дискриминации.
Целевой аудиторией для открыто разжигающих рознь текстов становятся, конечно, прежде всего русскоязычные. При помощи лжи их убеждают в неполноценности языка «чухны» и ненужности изучения оного.
Сам Ходос гордо выставляет себя в качестве образца, примера того, что прожить можно и без знания языка. В каком-то смысле такое признание можно расценить и как комплимент эстонской терпимости. При этом в тексте просвечивает более масштабная политическая претензия, требующая превращения русскоязычных в коллективное гетто.
Создав фон, автор переходит к «программной» части, к утверждению, будто эстонские власти хотят, чтобы «все русские Эстонии отказались от своего языка, своей культуры и идентичности» (Ходос приписывает это желание не властям ЭР, а колумнистке Кайри Уусен – ред.) Конечно, это утверждение – сознательная провокация.
Рассмотрение интеграции в контексте требования «двух государственных языков» и «равных политических прав», и попытка внушить, будто в Эстонии живут «два народа», – из той же оперы.
Из «письма читателя» торчат уши профессионального провокатора-пропагандиста.
Читающий этот текст втягивается в паутину абсолютной лжи, демагогии и оправдания открытого презрения к государству. Эстония рисуется как аномалия. Такие передергивания нельзя оставлять без комментариев. Как ни жаль, всё совсем не так, как утверждает Ходос.
Фундамент эстонской государственности – принципы политической жизни, которые легли в основу демократического развития Европы. Стоит о них напомнить (с некоторыми полемическими элементами).
Во-первых. Сравнительный анализ ЭР и СССР как форм государственности, включая политику в области языка и образования, – абсолютно неуместная демагогия.
СССР – это диктатура и (с точки зрения стран Балтии) террористическое оккупантское государство.
Сравнивать маленький народ, его культуру и язык с ирредентой (осколком, анклавом) большого народа, как это делают живущие в Эстонии русскоязычные, – сознательная демагогия.
Попавшие под давление русификации эстонцы, латыши, литовцы – маленькие народы, живущие на своей единственной исторической родине. Русификация была не просто атакой на национальные культуры, СССР пытался ликвидировать часть уникальной культурно-языковой сокровищницы мировой культуры.
Во-вторых. Намеки на предвоенную политику ЭР в области образования, по мысли автора – уничтожающе критичные, на деле равно демагогичны.
Культурная автономия защищала коренные меньшинства уникальным, высоко оцененным международной общественностью способом. Правовое содержание культурного самоуправления серьезно выламывалось из рамок классического национального государства.
То, что, в отличие от немецкой, еврейской и шведской воплощение русскоязычной автономии не удалось, конечно, прискорбно. Но неспособность к политической самоорганизации и вообще самоупорядочиванию – проблема русской диаспоры и поныне. Вот почему русскоязычные остались в то время без государственной поддержки, которой наслаждались другие меньшинства при посредстве автономии.
Всё еще печальнее. В отличие от немецкого и шведского меньшинства, которых изрядно поддерживала «родная земля» – культурным обменом, стипендиями и пр., – сталинская Россия не давала на поддержку соотечественников в Эстонии ни копейки!
Лучше бы автору вообще отказаться от исторических рассуждений. Если взять тему «дискриминации», инкриминировать ЭР «дискриминацию» русской культуры практически невозможно.
В 1940 году на достаточно яркую культурную жизнь русского меньшинства Эстонской Республики Сталин поставил жирный крест (она была «реакционной», «буржуазной», «поповской»...).
Преследование «белой» русской интеллигенции в оккупированной Эстонии было местами даже более массовым, чем уничтожение эстонского образованного слоя. Будучи гражданами ЭР, православные священники долго избегали участи своих коллег, которых массово преследовали в матушке России.
И еще: автор текста мог бы знать, что к 1941 году по крайней мере шестая часть живших в России эстонцев по чисто этническому принципу либо были убиты, либо попали в лагерь (речь шла о геноциде!). Культурные учреждения меньшинств (школы, библиотеки...) уничтожили все, интеллигенцию почти всю либо убили, либо отправили на каторгу.
В-третьих. Тогдашняя ЭР была, а нынешняя остается стандартным национальным государством, как и большинство европейских стран, в том числе Северные страны (от Финляндии и ниже).
Национальное государство – способ законной политической самозащиты и культурной организации создавшего государство народа. Общепризнанная легитимность формы национального государства – причина того, что уже четверть века проклятия РФ по поводу «дискриминации» русскоязычных остаются – к негодованию московских и местных рупоров геттоизации русскоязычных – без внимания.
Национальное государство стоит на том, что у создавшего его уникального языкового сообщества есть оправданные привилегии. У других маленьких народов в отношении языка и культуры привилегий нет.
Единым языком национального государства по закону становится язык создавшего его народа. Из того, что в таком государстве есть иноязычные анклавы (например, исторически сложившийся турецкоязычный анклав в Греции), еще не следует никаких «равных» прав.
В-четвертых. Сравнивать возможности и статус русскоязычных Эстонии с живущими во Франции бретонцами и давлением на них властей довольно глупо, но и провокационно тоже. Бретонцы и другие языково-культурные сообщества – уникальные местные этносы, а не остатки недавней иммиграции, как русскоязычные сообщества.
Бретонцы как носители действительно уникальных языкового разнообразия и культурной памяти и должны быть защищены разными конвенциями. Увы, Франция им не следует. Практика, применяемая Францией в отношении бретонцев (автохтонного этноса), и культурная и языковая политика Эстонии в отношении иммиграционных меньшинств, – вещи несравнимые, сравнивать их – значит рассчитывать на невежество читателя.
В-пятых. сравнение с исключительной практикой двуязычия в Финляндии требует комментария.
Основы финской государственности уже в XIX веке заложили как коренные, так и шведоязычные финны (фенноманы). Их огромный вклад в развитие финской культуры и направляющая роль в создании и защите государственности подтвердилась как в 1918 году, так и в 1939-1944 годах.
История меньшинств Эстонии свидетельствует скорее об обратном. Ни белые офицеры Юденича, ни немецкие бароны не хотели и слышать о какой-то эстонской республике.
Оккупационные войска, как Ходос эффектно утверждает, русские приняли в 1940 году как «свои». В ход пошел сталинский вариант «Heim ins Reich» – призыв Гитлера вернуться на родину проживавших за ее пределами немцев.
К сожалению, русскоязычные депутаты верховного совета как в мае 1990 года, так и в августе 1991 года почти в полном составе не проголосовали за восстановление Эстонии как государства. Замечу, что если бы колониальный наплыв был побольше и колонистов представляли бы больше депутатов, восстановление независимости Эстонии в части, которая была связана с верховным советом, получила бы серьезный, если не фатальный удар.
Все мигранты, до августа 1991 года изъявившие желание получить наше гражданство (около 25 тысяч), его получили. Остальные сделали свой выбор сами. Прискорбно то, что избранные в парламент представители получивших гражданство Эстонии (опять же, почти в полном составе) начинали обструкционистские споры о терминах и делали что угодно еще, чтобы не поддержать осуждение сталинской политики – депортаций. Мне кажется, что правы те, кто считает, что эти люди перешли важную границу.
В-шестых. Внушение Ходоса – мол, в Эстонии должны сохраниться культурно-языковые изолированные анклавы – весьма вредоносно. Однако для принципиально пренебрегающего эстонским языком автора это, похоже, программная идея.
К сожалению, главным препятствием для таких анклавов стал протест самих русских против вытекающей из такой изоляции ограниченности – сначала в области образования, а потом и в области карьеры. Факт остается фактом: именно ввиду недостаточного знания языка русскоязычные недостаточно представлены во многих областях жизни.
У каждого индивида есть право на самоутверждение, то есть на карьеру, независимо от национальности. Это право гарантируется наряду с усиленным преподаванием эстонского еще и достаточно культурной компетентностью. Международные нормы требуют, чтобы эстонский язык и культура были доступны всем.
Политика ЭР в плане преподавания госязыка была не целенаправленной и местами плохо организованной.
Кажется, демагогические жалобы автора, желающего, чтобы не знающих язык «оставили в покое», сводятся к тому, чтобы в Нарве сохранялся закрытый анклав. Но и для нарвитян, и для Эстонии будет несравненно лучше, если и в других регионах Эстонии у нарвитян появятся новые перспективы, если все жители страны смогут участвовать в строительстве государства.
Противостоящий Эстонии псевдоколлективизм сходит на нет
На сегодня очевидно, что жители Нарвы понимают, каковы их настоящие интересы. И кое-где именно это вызывает панику. Ходос просто дурит часть ирреденты бывшей империи, для которой признание Эстонии как национального государства и своего статуса как статуса меньшинства – непреодолимая проблема.
Но и в Нарве прозревают: Эстония пришла, чтобы остаться. Противостоящий ЭР псевдоколлективизм сходит на нет. Стратегия личного успеха русскоязычных людей формируется и может формироваться в Эстонии в том же ключе, что и во других странах ЕС. Языковая и культурная интеграция – единственная перспектива, обещающая лучшее будущее.
Ходос, стремящийся стать идеологом геттоизации Нарвы, сознательно ставит людей перед ложным выбором. Да, с хорошим знанием госязыка и обретением культурной компетентности бок о бок идет расширение анклавного идентитета – и признание эстонской государственности. Одновременно появляется больше возможностей для углубленной интеграции (участие в культурной жизни, браки с эстонцами и т.д.). В какой степени вливаться в Эстонию – личный выбор каждого человека.
А вот утверждение, будто политика интеграции ЭР требует отречения от русской культуры и идентитета, – особенно в устах того, кто вроде как прожил в Эстонии двадцать лет, – может быть только сознательной ложью.