Подозреваются все

Депутат Яна Тоом в гостях у Фемиды. Фото: Лийз Трейманн

Процесс депутата Рийгикогу Яны Тоом против КаПо близок к завершению: 13 ноября суд должен вынести приговор.

Размышлять о том, с чем мы столкнулись, именно сейчас, за несколько дней до того, как станет известна точка зрения суда, – занятие не слишком благодарное. Поэтому на тему были брошены целых две журналистских головы. Работали мы по принципу братьев Гонкуров, воспетому еще Ильфом и Петровым: в то время как один бегал по городу и собирал информацию, другой сидел в редакции и охранял рукопись от завистливых коллег. Потом менялись. И независимо друг от друга пришли к более-менее одинаковым выводам. Но о них – чуть позже.

Итак, в ежегоднике КаПо за 2011 год по поводу Яны Тоом говорится буквально следующее: «Деятельность по противодействию переходу (на эстонский язык обучения) перед парламентскими выборами 2011 года возглавила вице-мэр по вопросам образования и культуры Яна Тоом. В сотрудничестве с участвующим в российской политике соотечественников Центром информации по правам человека (ею) оказывалось давление на русские школы Таллинна, чтобы те представляли горсобранию ходатайства о продолжении обучения на русском языке и после 1 сентября 2011 года, когда русскоязычные гимназии должны были перейти на преподавание 60 процентов предметов на эстонском языке».

КаПоет прямо на копье

К сожалению, мы уже привыкли к тому, что каждую весну под звуки капели, параллельно с подснежниками, на свет божий пробиваются и листочки «еженегодника» КаПо, на которых Полиция безопасности изливает свои сомненья и раздумья. В результате некоторые люди и организации узнают о себе много нового и интересного, возмущаются, утираются и продолжают жить дальше. Но в этом году три центриста – вице-мэр Таллинна Михаил Кылварт и члены парламента Михаил Стальнухин и Яна Тоом – с жалобами на излияния КаПо обратились в суд.

Процесс по иску Кылварта – частично закрытый – продолжается, слушания по иску Стальнухина еще не начались, а вот судебные заседания по иску Яны Тоом, особенно второе из них, взбудоражили общественность до чрезвычайности: сложилось впечатление, что обвиняемой на процессе является Тоом. Этому немало поспособствовал и тот факт, что суд отказался заслушать показания всех 17 (!) свидетелей со стороны истицы, приняв сторону адвокатов КаПо Аллара Йыкса и Карри Гинтера: мол, давление на школы – понятие оценочное, а подтверждать нужно только то, что на первом заседании уже подтвердили все четыре (!) свидетеля со стороны Полиции безопасности. То есть ответили на вопросы, призывала ли (публично) занимавшая пост вице-мэра Яна Тоом подавать вышеупомянутые ходатайства и имелась ли у нее возможность давить на директоров школ.

Это – прелесть, это высший пилотаж логики, это просто какая-то чакра Фролова, это колокол и даже где-то кобра. Мы, например, знаем одну очаровательную пожилую леди, к слову, юриста по образованию, которую не так давно жизненные обстоятельства вынудили перевезти двумя видами общественного транспорта из одного конца Таллинна в другой здоровенный кухонный нож фирмы «Золлинген». Ребята, это такой тесак! К тому же, только что профессионально заточенный. И вот скажите, имелась у этой леди возможность втихую перерезать полтрамвая и как минимум треть автобуса? Вполне имелась. Так почему она до сих пор на воле?

Кобра Дагмар Маастик

Но поговорим о фигурах высшего пилотажа. При выполнении кобры самолет резко задирает нос, вплоть до запрокидывания назад, но при этом сохраняет прежнее направление полета. Нечто аналогичное в суде продемонстрировано и было: нос кверху, курс прежний.

Вообще подобные процессы – в цивилизованных странах – обычно война адвокатов. Но не стоит забывать и о тех, кто в итоге принимает решение. Короче, как вопрошал Чацкий, а судьи кто? А судьи у нас – уже известная нашим читателям судья Таллиннского административного суда Дагмар Маастик. Несмотря на более чем скромную фамилию, поборница прав и, вполне вероятно, наследница польско-литовских магнатов – Чарторыйских там, Радзивиллов или Сапег.

«В пяти делах, которые касались назначения пенсии с учетом стажа союзных республик, г-жа Маастик отказалась делать это на том основании, что Россия до сих пор не признала расстрел польских офицеров в Катыни, – вспоминает юрист Мстислав Русаков. – По старому эстонско-российскому пенсионному соглашению Эстония была обязана включать в пенсионный стаж весь трудовой стаж, признаваемый Россией. Россия работу в бывших союзных республиках признает. Это подтверждал и российский пенсионный фонд в ответ на запросы эстонского Департамента социального страхования. Также уже было вынесено решение Государственного суда Эстонии, в котором было ясно сказано, что стаж союзных республик надо учитывать в случае, если его учитывает Россия».

Однако Дагмар Маастик, обдумывая решения по делу пенсионеров, обратила внимание на то, что Государственный суд исходит из того, что Россия является преемником СССР. С точки же зрения Маастик, это не подтверждено ни одним правовым актом. Цитата из судебного решения: «Российская Федерация до сих пор отказывалась от возмещения морального и материального ущерба, который нанес СССР (например, массовая гибель польских офицеров, требование Литвы возместить ей ущерб, причиненный оккупацией), утверждая, что не отвечает за действия СССР. Частичная правопреемственность невозможна, поэтому нет оснований рассматривать Российскую Федерацию как правопреемника СССР».

«На самом деле, – продолжает Русаков, – Россия учитывает стаж союзных республик потому, что так написано в российских законах. Точно так же, как и Эстония в большинстве случаев учитывает стаж союзных республик, потому что это предусмотрено эстонским пенсионным законодательством. Наличие/отсутствие правопреемственности здесь не играет никакой роли».

Но это с точки зрения других юристов, в том числе и работников Государственного суда Эстонии. А у г-жи Маастик свой взгляд на вещи: и хотя расстрел в Катыни признал еще Ельцин, она уверена, что нет, не признал. Ей, конечно, виднее.

Юристы vs адвокаты

«Поведение суда удивления уже не вызывает, – говорит директор Центра информации по правам человека Алексей Семенов. – В течение последних лет десяти суды, особенно первой инстанции, отстаивают точку зрения не юридическую, а государственную. Что говорит – как минимум – о снижении квалификации судей. Исковое заявление Яны Тоом, составленное адвокатами Оливером Няэсом и Юлларом Тальвисте, грамотное. Аргументы КаПо – юридически неадекватны».

Об адвокатах Яны Тоом отзываются хорошо. Скорее всего, они действительно грамотные юристы, но быть грамотным юристом для адвоката – мало. Нужно проявлять немалые таланты в области казуистики, быть способным бодаться и в то же время демонстрировать чудеса гибкости, уметь предвидеть стратегию и тактику противной стороны, заранее выстраивая различные варианты защиты интересов своих клиентов... А еще надо знать слабые стороны коллег, судей и свидетелей, уметь на них играть. А еще – быть эмоционально устойчивым, артистичным, уметь сбивать с толку, ставить в тупик и быстро перестраиваться. Учиться всему этому следует, например, у отцов-иезуитов. Пока далеко не все, конечно, но хотя бы часть этих качеств мы видим как раз у адвокатов КаПо.

Вот что рассказала «ДД» Яна Тоом: «Сначала КаПо говорила, что написанное в ежегоднике (см. выше – прим. ред.) – это фактическое утверждение (faktiväide). Потом в какой-то момент они поняли, что, как говорят эстонцы, faktiväide ei pea vett (вилами на воде писано), и стали говорить о väärtushinnang (оценочное суждение). А это то, что нельзя доказать в суде. И тут возникает очень смешной казус: на первое заседание они пригласили людей, которые должны были подтвердить факт того, что я оказывала давление. А на втором заседании оказалось, что они говорят не о факте, а об оценке. И неясно тогда, зачем нужны были их свидетели: оценку не нужно подтверждать показаниями».

На наш вопрос, следовало ли из письменных положений, которыми стороны обменивались до начала суда, что КаПо будет придерживаться именно этой стратегии, г-жа Тоом ответила: «Нет, не следовало. Более того, у них нет стратегии: она меняется все время. На втором заседании они опирались исключительно на те данные, которые я же им предоставила. Отвечая на их обвинения, что я произносила какие-то пламенные речи, призывающие к чему-то, я представила запись этих речей, и, отталкиваясь от них, меня стали в чем-то обвинять. Например, второй адвокат КаПо Карри Гинтер говорит: „Тоом сравнила переход на эстонский язык с изнасилованием“. Судья удивляется: „Как?! Я слушала три раза и этого не услышала“. Гинтер: „А как же? Она сказала, что это как в сексе, по согласию сторон. А если без согласия – это статья УК“... Как бы логично, но когда они печатали свой ежегодник, об этом речи не было. Некоторые директора признаются, что КаПо с ними связывалось, но после выхода ежегодника! Значит, на апрель у них вообще ничего не было, и они стали задним числом искать... На что они опирались в апреле?»

Можно как угодно относиться к КаПо и их адвокатам, но профессионализм последних на высоком уровне: стратегия их все время меняется, а необходимые данные им любезно, добровольно и с песнями предоставляет противная сторона – хоть задним числом, хоть передним. Гибкая линия защиты, неожиданные выводы, сделанные из безобидных, но эмоциональных слов истицы... Грамотная работа, браво. Вот только клиенты подкачали.

Конечно, другое дело, как на эти экзерсисы посмотрит судья Маастик. А ее взгляд, похоже, зависит от того, признается ли Яна Тоом, что лично участвовала в катынском расстреле. Мы не хотим бросить камень в адвокатов Тоом (которые, кстати, представляют интересы и Кылварта, и Стальнухина): может, они и шикарные, но для других дел или – для других судов. В борьбе против КаПо нужен кто-то вроде Игнатия Лойолы.

Еще мы спросили Яну Тоом, насколько неожиданным был для нее отказ суда выслушать свидетелей с ее стороны. «Я сужусь впервые в жизни. Для меня все неожиданно. Я ожидала скорого торжества справедливости, конечно же. И заблуждалась. Мой адвокат Юллар Тальвисте так и сказал: „Ты даже не надейся”. Мы сразу ходатайствовали о письменном производстве. Мы не хотели этого цирка, его хотела КаПо. А после первого заседания письменного производства захотели они: после того, как везде в прессе написали, что свидетели в суде якобы показали, что я давила... А если сейчас взять показания (представителя Министерства образования) Ирене Кяосаар и сравнить с их письмами самих директоров – не сходится. И надо бы выяснить, кто врет. Но суд этого не делает».

Недоумение ДД vs позиция КаПо

Пробежимся по положениям, которые КаПо представило в суд. Своей задачей КаПо видит защиту конституционного строя ЭР и изобличение «интересов властей России в Эстонии». (Между прочим, Полиция безопасности уверена, что русскоязычная система образования в Эстонии была частью советской политики русификации. Интересно, кого она русифицировала? Неужели русских детей?) «Сохранение русскоязычной системы образования и особого статуса русского языка – это приоритеты влияния РФ в Эстонии», и кто этому содействует, тот, как пел Высоцкий, ренегат и гад. Причем доказывать КаПо вроде как ничего не надо: главное, что «действия истицы в значительной мере совпадают с государственными интересами РФ» (с точки зрения КаПо, конечно). Раз совпадают – значит, направлены на изменение строя.

Как быть с тем, что КаПо может публиковать сведения о ком-то, только если речь о насильственном изменении строя? А никак. Во-первых, КаПо «имеет право собирать информацию и о параллельных процессах». Во-вторых, КаПо не согласна с тем, что «представленные сведения об истице не связаны с деятельностью, направленной на насильственное изменение строя. Действия истицы связаны с опасностью для конституционного строя». Хрупкий же у нас строй! Дальше все просто: у КаПо есть право «ограничивать свободу лиц, цель которых – подавить свободу путем установления иного строя».

А еще, агитируя за русские гимназии, Яна Тоом «содействует сепаратистским явлениям и тому, чтобы эстоноязычная и иноязычная общины жили каждая в своем мире, чтобы их контакты, общение и взаимный интерес были слабыми, чтобы происходило их тихое разделение». Среди прочего Яна Тоом покушалась на строй тем, что произносила «вульгарные речи», «выражала мнение, что вопрос языка обучения в гимназиях нельзя отдавать на откуп политикам, и сравнила языковую тему с ситуацией с Бронзовым солдатом», а также говорила, что «родители должны взять происходящее в школах под свой контроль». При этом вопрос, на каком основании деятельность Яны причислена к ставящей под опасность наш строй, отметается как «неуместный».

Среди прочего КаПо ссылается на Этический кодекс чиновника, часть Закона о публичной службе. Пункт 3 кодекса гласит: «В своей деятельности чиновник следует законно выраженной воле политиков, получивших мандат от граждан». При этом КаПо трактует слово «политики» как «законодатели», то есть парламент. Выходит чистой воды абсурд: вице-мэр должен проводить в жизнь, с одной стороны, волю парламента, а с другой – волю горсобрания. А если эти воли не совпадают, ему что, разорваться что ли? (По тому же кодексу чиновник обязан быть политически нейтральным и подчинять ведомственные интересы интересам общественности. Как это все стыкуется – умом не понять.)

Конечно, адвокаты Яны Тоом вспомнили о том, что парламент принял Закон о гимназиях, позволяющий им ходатайствовать об обучении на другом языке. Как быть с ним? КаПо отвечает: да, закон есть, но «деятельность истицы вышла за рамки закона, поскольку вице-мэр не за то, чтобы другой язык обучения был в некоторых школах, а против перехода на эстонский язык обучения вообще». Но ходатайства подавать было можно. Но агитировать за них нельзя... Парадокс! А то и игрушечная демократия: ЕС мы скажем, что закон разрешает гимназиям ходатайствовать о другом языке обучения, но «ренегадину», за них агитирующую, подвергнем обструкции в ежегоднике КаПо.

Спорить с властью запрещено, ведь она по определению выражает интересы ЭР: «Деятельность вице-мэра Таллинна не совпадала с интересами государства, а в значительной мере оказывалась как бы того же направления (как бы преступление – отличный аргумент для суда, правда? – Н.К.), что и политика русификации РФ». Вот и потребовалось разоблачить Яну Тоом в ежегоднике. Причем превентивно – чтобы «удержать лицо или других лиц от совершения возможного будущего преступления».

В ожидании КаПо

Что можно сказать в заключение? Вне зависимости от того, чем закончится этот процесс, будет ли второй и как сложатся дела у Стальнухина и Кылварта, мы чему-нибудь да научимся. Хотя бы простой истине: если ты не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней.

Яна Тоом сказала, что ежегодник КаПо, маркирующий граждан на «правильных» и «неправильных», – это доска почета наоборот. Почему же? Наверное, пора относиться к нему именно как к доске почета. И выстроиться в очередь, и интриговать, и канючить: «И про меня напишите, и про меня...» Может, дело и до взяток дойдет. А когда добьешься этой великой чести – гордиться. Потому что в ежегоднике про каждого не напишут. Или все-таки напишут?

Что Йыкс понимает в интеграции?

Яна Тоом, депутат парламента:

– Чего именно вы требуете?

– Я требую опровержения ложной информации в мой адрес и прекращения доступа к моим личным данным в понимании закона: мое имя появляется в компрометирующем меня контексте в ежегоднике КаПо. Еще я требую изъятия из сетевой версии ежегодника порочащей меня информации, издания нового ежегодника без этой информации и замену его в библиотеках.

– Складывается ощущение, что ваши адвокаты пассивны. Это верно?

– Нет. Дело в том, что отношение к нашей стороне предвзятое. С адвокатом той стороны судья – на ты... Мы требовали отвода судьи на том основании, что когда она вызывала свидетелей КаПо, то не спросила нашего мнения, сразу их вызвала, а когда мы представили свидетелей, она спросила мнения КаПо, и когда те сказали «не надо, не вызывайте», она с этим согласилась.

– Почему вы обратились именно к этим адвокатам?

– Мне их порекомендовало партийное бюро.

– О чем этот суд: о том, что КаПо не имеет права публиковать что-то в ежегоднике, или об интеграции? Или о свободе слова в ЭР, как сказал ваш адвокат Юллар Тальвисте?

– Это суд о демократии. У КаПо странная точка зрения – что я как чиновник должна была проводить в жизнь политику государства. Вице-мэр назначается городским собранием, и это другой уровень демократии. Если вице-мэр должен подчиняться правительству, идея местных выборов обнуляется. А в силу того, что на местных выборах голосуют еще и неграждане, мы просто выбрасываем их за скобки, не учитываем их даже на судебном уровне. Есть политика правительства, единственно верная и правильная, и все.

– Аллар Йыкс обвинил вас в том, что вы препятствуете интеграции. Как вы на это смотрите?

– Йыкс, как и КаПо, не компетентны оценивать интеграцию. Они просто про нее ничего не знают. Мы представили суду исследования Министерства образования и Института открытой Эстонии – сравнение эстонской и русской школы Эстонии. Из них следует, что проблемы есть – и они большие. И тут какой-то Аллар Йыкс судит о том, что хорошо и что плохо. По какому праву? И на что он при этом опирается? Тот факт, что Алар Йыкс является самым дорогим адвокатом страны, не делает его специалистом во всех областях жизни, включая интеграцию. Хотя в КаПо, вероятно, уверены в обратном - иначе зачем они его наняли? У тайной полиции есть юридическая служба, сотрудники которой уж конечно должны справляться с представлением своей организации в суде. Так что я бы очень хотела знать, во что обходится налогоплательщику вся эта «защита».

Зачем стыдится истица? – не понимает юстиция

Аллар Йыкс, адвокат КаПо:

– Почему не были заслушаны свидетели Яны Тоом?

– Свидетелей со стороны истицы решил не заслушивать суд. Он может принимать только свидетельства, которые важны для рассмотрения дела. Бывшая вице-мэр хотела при помощи свидетелей доказать, что она не угрожала директорам и попечительским советам школ и ни к чему их не принуждала. Поскольку никто не утверждал, что бывшая вице-мэр угрозами или принуждением заставляла директоров школ или попечительские советы представлять ходатайства, не было нужды и в заслушивании свидетелей со стороны истицы. Для суда имеет значение вопрос, передавала ли бывшая вице-мэр попечительским советам школ с позиции власти, имевшейся у нее в силу занимаемой должности, призывы и заявляла ли публично о своих ожиданиях для воспрепятствования переходу на эстоноязычное обучение – как посредством СМИ, так и на конференциях.

Бывшая вице-мэр не оспорила факт, что она публично как в качестве вице-мэра, так и в качестве члена парламента призывала попечительские советы школ не переходить на эстоноязычное обучение. Для подтверждения этого факта истица сама представила суду запись собрания, имевшего место в центре Линдакиви, 25 сентября 2010 года. С тем, чтобы принять это свидетельство, представленное истицей, ответчик был согласен. Поэтому не соответствует истине то, что суд не принял доказательства, представленные истицей.

– На каком основании вы утверждаете, что «оказывали давление» – это не факт, а оценка, если оно появилось во вполне конкретном контексте?

– Опираясь на судебную практику, можно утверждать, что слово survestama («оказывать давление») – оценочное. В отличие от фактического утверждения, истинность или ложность оценки невозможно доказать. Но ее возможно обосновать, и это КаПо сделала.

Слово survestama – это оценка, данная КаПо деятельности истицы. Этой оценкой КаПо выразила то, что бывшая вице-мэр с позиции власти, имевшейся у нее по должности, влияла на директоров и попечительские советы школ, чтобы те ходатайствовали об отсрочке перехода на эстоноязычное обучение. Ответчик на основании имеющихся фактов заключил, что деятельность бывшей вице-мэра повлияла на попечительские советы, чтобы те представляли ходатайства. Свидетели в суде показали, что бывшая вице-мэр публично призывала не переходить на эстонское обучение. Поскольку ходатайства о непереходе на эстоноязычное обучение были поданы одновременно в течение очень короткого периода, это показывает, что директора школ поняли призыв вице-мэра Тоом как распоряжение.

Истица спутала права, данные законом попечительским советам школ, и свое служебное положение и его использование для влияния на решения попечительских советов школ.

Остается неясным, почему истица стыдится того, что ее публичное противодействие переходу на эстоноязычное обучение отражено в ежегоднике.

КаПо в своем ежегоднике не упрекала Яну Тоом как частное лицо в ее публичных выступлениях, но разъяснила, что давление на русскоязычные гимназии, осуществляемое с целью отказа от перехода на эстоноязычное обучение, при использовании служебного положения вице-мэра, вредит интеграции. К тому же вице-мэр представляла не личную позицию, а официальную позицию Таллиннской горуправы. Из судебной практики следует, что уровень терпимости к критике у публичного деятеля и политика должен быть выше, чем у частного лица. Конституция не позволяет защищать Таллиннскую горуправу или ее чиновников от критических оценок. Суды неоднократно объясняли, что политик должен быть терпим к критике.

– Когда вы говорите, что «целью КаПо было дать директорам и попечительским советам школ понять, что государство не смотрит сквозь пальцы на препятствование процессу интеграции и возможную угрозу безопасности государства», из какого определения интеграции вы исходите? Как с угрозой госбезопасности связано то, что русские дети учатся в гимназиях на русском языке?

– Понятие «государственная безопасность Эстонской Республики» разъяснено в «Основах политики безопасности Эстонской Республики», принятых парламентом 12 мая 2010 года. Там сказано: «Безопасность Эстонии значительно упрочивает укрепление гражданского общества и последовательность интеграционного процесса. Цель интеграции – создание культурно разнообразного эстонского общества, разделяющего единые ценности и обладающего сильным идентитетом. Государство продолжает способствовать интеграции отдельных общественных групп, чтобы развить предпосылки для активного участия этих групп в жизни общества. Плодотворности интеграции способствуют региональное развитие, доступность образования, содействие обучению на государственном языке и последовательное проведение в жизнь интеграционного процесса. Деятельность гражданских объединений, местных самоуправлений и государственных учреждений поддерживает политику интеграции ради создания более благоприятной среды».

– По вашей логике министры, делая какие-то заявления, давят на чиновников. Или давление – это только когда заявление не соответствует политике властей?

– Всякий случай следует рассматривать особо. Сначала следует задать вопрос, предполагает ли в конкретном случае закон независимость госчиновника, принимающего решения, от того, кто делает заявления. Например, чиновники министерств обязаны проводить в жизнь политику своих министров и правительства. Также и у местных самоуправлений есть обязанность выполнять законы и воплощать дух закона. Эта обязанность называется не давлением государственной власти, а конституционным порядком.

Если принимающий решение человек должен быть независимым, как, например, в случае с попечительскими советами школ, следует спросить, с какой служебной позиции и как систематически делаются заявления, и как они влияют. Одиночное заявление, выражающее частное мнение, на которое принимающее решение лицо может и не обратить внимания, вероятно, не будет расценено как давление. На данном процессе речь идет не о чьем-либо наказании, а о том, можно ли давление публично назвать правильным словом. Любишь кататься, люби и саночки возить.