Уайт и Стоппард сделали по мотивам толстовского шедевра яркое, захватывающе красивое и, разумеется, очень спорное зрелище. Причем в тандеме режиссера и драматурга ведущая роль принадлежит именно сэру Тому: он придумал дерзкую и необычную форму картины и дал свои – на первый взгляд заметно расходящиеся с толстовскими – трактовки романных образов. Заслуга Уайта – в том, что он сумел снять фильм так, как предложил Стоппард, и в том, что в его распоряжении было такое оружие массового поражения, как красавица Кира Найтли, ранее сыгравшая в его лучших фильмах: «Гордость и предубеждение» и «Искупление».
Остальные персонажи тоже поначалу трудно принять. Каренин (Джуд Лоу), бородатый и в очках в тонкой оправе, больше похож на революционного демократа (Чернышевский / Добролюбов). Стива Облонский (Мэттью Макфадден) с роскошными усами – на Ноздрева. А завитой белокурый красавчик Вронский (Аарон Тэйлор-Джонсон) в белом мундире – на, извините, Дантеса. И только по ходу фильма начинаешь соглашаться с кастингом – в этом пространстве и в этих предлагаемых обстоятельствах такие образы вполне на месте.
Мир толстовского романа – это театр. Именно так – при всем, как известно, ироническом отношении графа Льва Николаевича к сценическому искусству. В высшем свете – как и в театре – очень многое строится на условности, ритуале; одна из ключевых реплик фильма звучит примерно так: «Если бы Анна нарушила закон, она еще была бы принята в обществе, но она нарушила правила». Разница очевидна. Закон: «не прелюбодействуй»; правило: «если прелюбодействуешь, делай это шито-крыто, не бросай вызов обществу открытым нарушением супружеской верности».