После 71-летнего перерыва на минувшей неделе на сцене театра «Эстония» состоялась премьера оперы Рихарда Вагнера «Тангейзер».
Безумный британец спасает оперу
Когда в 1998 году Дэниел Слэйтер блестяще дебютировал в Англии как оперный постановщик, обычно кровожадные критики усмотрели в нем человека, сумевшего вернуть на оперную сцену задор и остроумие, жизнерадостность, фантазию и человечность, и пришли к выводу, что если кого-то вообще можно обратить в оперную религию, то его нужно вести именно на постановки Слэйтера.
Те, кому повезло, уже встретились с образцом сценического безумия Слэйтера в прошлом году на фестивале Биргитты, и теперь они наверняка с нетерпением ждали «Тангейзера».
В оперном мире вас считают выдающимся постановщиком, однако эстонская публика знает вас только по прошлогоднему фестивалю Биргитты, на котором вы представили свое крайне остроумное видение «Дон Жуана» Моцарта. Как вы, английский филолог, человек, получивший степень доктора по философии в Кембриджском университете, вообще попали в мир оперы?
Я вырос в театре: моя мать Хелен Райан-Слэйтер была актрисой, а отец Гай Слэйтер руководил театром, был актером и телепродюсером, который выпустил такие сериалы, как, например, «Мисс Марпл», «Няня» и другие.
Отец мой самый первый критик, которому я доверяю. Именно благодаря отцу в детстве я часто участвовал в театральных постановках и в телесериалах. Позже, учась в Кембриджском университете, я играл в студенческих спектаклях и там же получил свой первый режиссерский опыт.
После окончания университета в 1994 году я начал работать постановщиком в Лондоне, и довольно скоро мне предложили поставить в Оксфорде камерную версию «Евгения Онегина». Для меня это была роковая встреча, поскольку опера покорила меня. Я учился игре на скрипке и очень любил музыку и театр, но никогда не думал, что эти увлечения когда-нибудь соединятся для меня в мире оперы.
Но в опере есть и другое важное для меня: мой интерес к иностранным языкам, дипломатия и умение находить общий язык с людьми — этому искусству я научился у своего дедушки со стороны отца, который был британским дипломатом на Кубе и в Уганде.
Вскоре меня пригласили ассистентом режиссера в Opera North в Лидсе, и там в 1998 году я дебютировал как постановщик с оперой Бедржиха Сметаны «Проданная невеста». После этого я полностью сосредоточился на опере, хотя иногда ставлю и в драматическом театре.
Именно то, что для дебюта вы выбрали произведение Сметаны, у тех, кто его не видел, вызывает вопросы…
Этот выбор был сделан отнюдь не случайно, я знал, что хочу сделать какую-нибудь чешскую постановку еще в начале 1970-х, тогда я находился под мощным влиянием Милана Кундеры и событий Пражской весны.
Как это возможно — в первой же постановке найти столь убедительный режиссерский почерк, взять на себя смелость отбросить все табу и сделать то, что хочется?
Это было возможно, поскольку я пришел из театрального, а не оперного мира, меня не сковывали ограничения формы, я был совершенно свободен.
Для меня всегда важны две вещи: сильное и ясное повествование и достоверность центральных фигур. Я начал придумывать характеры главных героев, сделал их в комическом ключе, я переписал диалоги и в довершение всего перевернул всю историю и направил в русло абсурдно-сатирической оперы-буфф.
Вы остаетесь верны столь смелому модернистскому подходу к опере. Сейчас многие ультрасовременные постановки, к сожалению, выглядят недостоверно. Как вы находите этот баланс?
Что я стараюсь делать и что для меня важно — это то, что сначала я подхожу к опере с важными вопросами. Если существующая концепция не дает мне ответы на мои вопросы, то я меняю концепцию так, чтобы получить эти ответы.
На какие вопросы зрители получат ответы, посмотрев «Тангейзера»?
Я не пытаюсь давать зрителям готовые ответы — я, скорее, побуждаю их задавать вопросы и самим искать ответы. Но в случае с «Тангейзером» вопрос ставится шире — он состоит в значимости истинных чувств для всех нас. Характер Тангейзера крайне сложен. Герой жаждет разнообразия и перемен, и он может выбирать между двумя разными мирами.
С другой стороны, он, как все люди, нуждается в неком балансе и стабильности. Зато героиня Венера постоянно меняется, как женщина она никогда не бывает одинаковой. Вопрос в том и состоит: сколько изменений нам нужно на самом деле, как мы воспринимаем их. Надеюсь, что это произведение заставит всех нас почувстовать себя несколько неловко, ведь у нас принято откладывать важные решения и бежать от проблем.
Вагнер для вас — это серьезный вызов?
Если исключить маленькую сцену «Эстонии» (смеется), то гораздо большим вызовом я считаю Генделя. Вызов может быть позитивным или негативным, но поскольку я свободный художник, то могу позволить себе отказаться от произведений, которые я не хочу ставить или которые в данный момент не могу поставить так, как хотел бы.
Когда оперную концепцию переворачивают с ног на голову и постановка делается в модернистском ключе, зачастую это объясняют тем, что в такой форме она будет более понятна новому поколению, которое в противном случае вообще не пойдет в оперу. Вы тоже так считаете?
Я считаю, что со временем меняется как публика, так и то, что она хочет видеть на сцене. Хотя у какой-то части публики, вероятно, всегда будет тоска и ностальгия по тому, что она видела тридцать лет назад: те же постановки, те же декорации.
Что же касается костюмов, то давайте честно признаемся, что в аутентичных костюмах, из-за их тяжести и неудобства, в современных сверхдинамичных и энергичных постановках просто невозможно ни двигаться, ни играть, ни петь, ни дышать. Я хочу предложить, в первую очередь, новые впечатления и эмоции, новое видение. Хоть я и отношусь с большим уважением к оригиналу произведения, я хочу донести до публики его смысл в современной форме.
Значит, опера в XXI веке, чтобы выжить, должна шагать в ногу со временем?
На мой взгляд, опера объединяет лучшее, что есть в театре, музыке и искусстве вообще, и позволяет создавать нечто совершенно необыкновенное. Мне бы хотелось, чтобы человек, первый раз придя в оперу, получил такое большое впечатление, что ему захотелось бы прийти туда снова и снова. А для этого он должен убедиться, что на сцене говорят о вещах, которые касаются современного мира, современных людей и затрагивают важные для него темы. Разумеется, все это должна отражать и визуальная сторона оперы.
Однако к современному зрителю все равно обращаются, в основном, через оперы столетней давности. Где же нынешние актуальные темы и композиторы?
Они есть. Мне, например, нравится опера Джонатана Дава «Полет», сюжет которой основан на истории одного иранского беженца, много лет жившего в аэропорту Шарля де Голля в Париже. Или опера Марка-Энтони Тернеджа «Анна Николь» о скандальной модели и актрисе Анне Николь Смит.
Какое из современных литературных произведений, на ваш взгляд, заслуживает постановки на оперной сцене?
Я сейчас говорю не о литературных произведениях, а об актуальных темах — это, например, такая серьезная, многогранная и сложная тема, как терроризм и все с ним связанное. Мне нравится писать и, несмотря на то, что с либретто я продвинулся не очень далеко, я хотел бы вместе с кем-то из современных композиторов написать современную оперу.
«Тангейзер»