Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
/nginx/o/2017/02/14/6339817t1hbced.png)
/nginx/o/2013/12/20/2708100t1hb9e7.jpg)
Эрих Мария Ремарк в романе «Жизнь взаймы» утверждал, что публика ходит на автомобильные гонки, чтобы видеть катастрофы, кровь, смерть. Пилот «Формулы-1» Джеймс Хант высказался иначе: «Девушки любят нас, потому что чувствуют, насколько мы близки к смерти».
На самом деле публика хочет видеть отчаянную борьбу за титул. Когда ее нет, интерес падает. История «Формулы-1» – это несколько эпох великих соперничеств. Хуан Мануэль Фанхио против Стирлинга Мосса в 1954-1957 годах. Джим Кларк, Джекки Стюарт и Грэм Хилл в 1960-х. «Профессор» Ален Прост против «Волшебника» Айртона Сенны в 1988-1991-х. Лучше всего, когда соперники равны только в величии. И противоположны по всему остальному: ментальности, образу жизни, репутации.
Романтик против прагматика
Рон Ховард выбрал для своего фильма «Гонка» (Rush) великое противостояние, длившееся всего год: в 1976-м за титул боролись педантичный зануда чемпион Ники Лауда («Феррари») и покоритель дамских сердец, баловавшийся крепкими напитками, а то и травкой «плохой хороший парень» Джеймс Хант («МакЛарен»). Для Лауды гонка была жизнью. Он естественно и свободно чувствовал себя за рулем болида и подчинил профессии всего себя. Хант хотел быть чемпионом.
В те годы «Формула-1» была смертельно опасным спортом; в итоговой таблице очередного чемпионата мира против одной-двух фамилий всегда стоял крестик, означавший, что пилот финишировал на небесах (или в аду, кто знает, – далеко не все гонщики отличались ангельскими добродетелями).
В «Гонке» Лауда (Даниэль Брюль, которого мы хорошо помним по немецкому фильму Good-bye, Lenin) говорит, что вероятность гибели в гонке – 20 процентов, и он согласен принять эти проценты, но ни одним процентом больше! Чемпионат состоял из 16 этапов, на стартовой решетке были места для 26 машин. Выходит, каждый пилот минимум трижды в сезон и минимум пять гонщиков на каждом этапе находились на краю смерти.
Лауда относился к гонкам в высшей степени профессионально: строжайше соблюдал режим, тренировался в межсезонье, умел разбираться в настройках машины лучше своих механиков. Сегодня добиться успеха в «Формуле-1» может только такой гонщик. И Шумахер, и Феттель пошли по пути Лауды и даже продвинулись куда дальше. Вот только «Формула-1» стала другой.
Во второй половине 1990-х Лауда приезжал в Таллинн по делам своей авиакомпании. Чувствовалось, что нынешняя «Формула» не по душе трехкратному чемпиону, в ней маловато адреналина и многовато электроники – все управление машиной ведется через усыпанный множеством кнопок четырехугольный руль.
Авторы фильма многое взяли из книги воспоминаний Лауды. Хант такую книгу написать не успел, он умер в 45 лет от инфаркта. Поэтому на Лауду Ховард и Брюль смотрят изнутри, с его точки зрения, ориентируясь на его откровенный и честный рассказ о самом себе. В книге, очень подробной, Лауда не боялся временами пускаться в довольно занудные пояснения, чтобы уж все было ясно, и не приукрашивал себя; это ему никогда не было нужно. После ужасной аварии в Нюрбургринге, обезобразившей его лицо, Лауда не стал делать пластическую операцию: ожоги и шрамы – это его, а гладкое новое лицо было бы чужим.
Характер Ханта – яркий, блестящий, но в общем-то не такой уж сложный – Ховард и белокурый красавец Крис Хемсворт (совсем недавно сыгравший супергероя Тора) предпочитают разгадывать и додумывать. Для Ханта жизнь была гонкой – постоянным соперничеством. После того как Хант выиграл свой единственный титул чемпиона, острота побед притупилась. Он уже доказал себе, что может, – и утратил интерес к этой стороне жизни. Искал постоянного напряжения, крутых виражей, существования на последнем пределе где-то в других областях.
Оттого к 45 годам и разрушил свой некогда железный организм, позволявший после ночных загулов садиться за руль и мчаться по трассе на скорости под триста.
На чьей стороне зритель?
Если забыть на миг о том, насколько харизматичен Хант–Хемсворт, то о чем фильм? Естественно, о подвиге Лауды, который через два месяца после аварии, едва не стоившей ему жизни, вернулся в гонки.
Все, что касается гонок, снято безупречно. Создатели картины восстановили гоночные машины 1976 года, включая шестиколесный монстр команды «Тиррелл». Нам показывают и борьбу между соперниками, мчащимися по трассе бок о бок (сейчас такое практически невозможно – аэродинамика машин не позволяет догоняющему ехать в «воздушном мешке»), и ту самую аварию на 22-километровом Большом кольце Нюрбургринга, когда Лауду извлекли из охваченной пламенем машины.
Лучшие съемки в игровой картине про гонщиков я видел только в «Большом призе» (1967) Джона Франкенхаймера. Тот фильм был сильнее уже потому, что авторов не сковывала обязанность более или менее точно следовать историческим фактам. У Франкенхаймера было четыре героя, каждый из которых являл собой обобщенный образ: легкомысленный везунчик-итальянец; шотландский аристократ, который и на трассе оставался джентльменом; американец, идущий к победе напролом; испивший всю горечь жизни, усталый, разочарованный француз (его играл Ив Монтан), который не уходит из гонок только потому, что сделать над собой усилие и повесить шлем на гвоздь не может – и, следовательно, обречен. Но это была картина о романтической «Формуле-1», в которой деньги играли второстепенную роль.
В фильме Ховарда из биографий Лауды и Ханта взяты только самые яркие эпизоды. Не показано, как Лауда впервые стал чемпионом. Зато подробно дана история первой команды Ханта: эксцентричный лорд Хэскет поверил в «суперзвезду» и ввязался в мир Больших гонок, не имея достаточно денег и не зная, как привлечь спонсоров. «Лав-стори» обоих героев лишены психологических подробностей. По законам жанра у Ханта должна быть эгоистичная красотка, не желающая делить его с гонкой, а у Лауды – стойкая боевая подруга, поддерживающая его в самые трудные минуты. Но самое парадоксальное все-таки в другом.
Лауда вернулся. Вернулся, что называется, через не могу. (Сегодня после такой аварии его допустили бы к гонкам лишь на следующий сезон.) На Гран-При Японии в проливной дождь он понял, что не в силах ехать, – и сошел с дистанции. Чемпионом стал Хант. (Лауду осмеливались упрекать в трусости только те, кто никогда не садился за руль гоночного болида. В 1977-м он блистательно доказал, что не утратил ни таланта, ни расчетливой отваги, и стал чемпионом вторично.) Но почему зритель, особенно не знающий этой истории, должен «болеть» за Ханта? Потому что плохой хороший парень интереснее просто хорошего? Потому что отчаянный Хант ярче правильного до занудства Лауды? Судите сами!
И еще: это фильм о благородном соперничестве. С открытым забралом. В какой-то момент эти парни близки к тому, чтобы возненавидеть друг друга. Но Хант приходит в бешенство, когда писака из желтого издания спрашивает Лауду, не испытывает ли жена отвращения к его изуродованному лицу. А Лауда говорит Ханту, что тот научил его самому важному: врага не надо ненавидеть. Его надо ценить за то, что он заставляет тебя выкладываться до конца, открывать в себе резервы, о которых ты сам не подозревал. Но, конечно, речь здесь о честном враге.