В Сирии происходят страшные вещи

Веса Тойёнен (слева) и Ивар Хейнмаа под обстрелом в сирийском городе Алеппо. Фото: Никлас Мелтио

Эстонский военный оператор Ивар Хейнмаа побывал со своей камерой почти во всех горячих точках мира. Случалось ему снимать и в воюющей Сирии.
 

Убито 120 000, в том числе более 40 000 человек мирного населения, два миллиона беженцев — таковы сухие цифры войны, продолжающейся в Сирии уже два с половиной года. Финский военный фотограф Никлас Мелтио свидетель этой войны с самого ее начала.

Наш военный оператор Ивар Хейнмаа вместе со съемочной группой финской телерадиовещательной кампании YLE побывал в Сирии, чтобы проследить, как рождаются его шокирующие снимки этой войны. Результатом поездки стал документальный фильм «Лицо Сирийской войны», который на днях был показан на ETV.

Ивар, первый вопрос об этом снимке. Он сделан прямо на линии фронта?

Да, снимали в городе Алеппо в мае прошлого года. Человек с микрофоном, который бежит рядом со мной, Веса Тойёнен, продюсер и один из режиссеров фильма. Мы возвращаемся после съемки — снимали снайперов оппозиции, Никлас нас сфотографировал.

Вы оба бежите, пригнувшись. Это из-за снайперов, чтобы в вас не попали?

Да, если смотреть на фото, то огонь велся сверху справа, с верхних этажей зданий на противоположной стороне улицы, примерно с 60-70 метров. Там постоянно стреляют. Этот момент еще можно считать относительно безопасным, за стенами можно укрыться. Очень опасно перебегать по диагонали, когда выходишь из укрытия.

Судя по фотографии, на вас нет бронежилетов.

Действительно, нет. Эти съемки в Алеппо мы вели относительно спонтанно.
Некий британский врач, работающий волонтером в больницах Сирии, утверждает, что снайперы устраивают своего рода охоту на беременных женщин, их цель — убить младенцев в материнском чреве.

Это известный прием. Так было и в Сараево. Когда убивают женщину или ребенка, это вызывает гнев гораздо больший, чем когда погибает старый человек. Там постоянно совершаются такие мерзости.

Парни, которым приходится вытаскивать трупы из-под огня — в нашем фильме они идут к одному старику, который пролежал на 32-градусной жаре неделю, — показывали нам то, что сняли на телефон. Там, например, был 13-летний мальчик, которого подстрелил снайпер. Он стрелял так, чтобы не убить насмерть, а раздробить колени. Снайпер снимал выстрелом всех, кто пытался подползти к кричащему от боли подростку.

Говорят, что сейчас Сирия самая опасная страна для журналистов — уже погибли шесть представителей зарубежной прессы, 14 человек пропали без вести. Вы тоже почувствовали, насколько это опасно?

Опаснее всего не линия фронта, а дорога туда и обратно. Там, где линия фронта не определена четко. Знае­те историю Джеймса Фоули? Это американский журналист, Никлас с ним знаком. В ноябре 2012 года после съемок он возвращался к границе, когда его остановили два джипа. Переводчика сразу застрелили, Джеймса увезли с собой. Больше о нем ничего неизвестно. Никаких требований, до сих пор не поступало никакой информации о нем. Человек бесследно исчез.

Страшно было?

Было. В Алеппо постоянно есть опасность получить пулю, по нелепой случайности, потому что оказался не в том месте не в то время, или потому что слишком рисковал. Впрочем, хоть немного, но это все же зависит от тебя. Но когда ты в пути, то не действуют никакие правила, ты никак не можешь повлиять на события. Дорогу могут просто перекрыть, и всех расстрелять. Там предостаточно таких контрольных постов, которые контролирует группировка Джабхат аль-Нусра.

Наша съемочная группа пережила не самые приятные моменты, когда однажды заехала в одну деревню поесть — там есть такие заведения, где предлагают курятину. Неожиданно появились пять «бородачей», они тоже зашли перекусить. Мы вежливо, как полагается по местным обычаям, приветствовали их: салам алейкум — алейкум салам, и молча продолжали есть. К счастью, все обошлось. Наш проводник потом сказал, что еда — это святое, во время еды даже врагу нельзя мешать … Но было страшно.

У вас большой опыт работы военным оператором, это была самая опасная ваша командировка?

В Чечне было в тысячу раз ужаснее. Это была первая вой­на. Там творились такие ужасы, какие только человек вообще может изобрести. С людей живьем сдирали кожу… Если одна сторона совершала что-то страшное, другая стремилась доказать, что способна на еще более жуткие вещи.

Сирия — где-то третья-четвертая. А второй-третьей были Босния или Косово.

Что вообще происходит в Сирии? Все воюют против всех?

Ситуация, как мне кажется, только ухудшается. Вначале все было просто, оппозиция хотела свергнуть Башара Асада. Каким бы ни был Асад, но страна была… не скажу, что либеральная, но судите сами — в арабской стране продается алкоголь, женщины ходят с непокрытой головой, девочки учатся в школе. При этом, конечно, действовала тайная полиция, инакомыслящих отправляли в тюрьму.

И тут появляются братья-мусульмане, у которых была цель не просто свергнуть Асада, но создать исламское государство и установить шариат. Курды, которые живут в Сирии, поначалу были против Асада, но когда в их деревнях появились бородатые мужчины и стали насиловать женщин, курды повернули оружие против Джабхат аль-Нусры, против Исламского государства Ирака и Леванта.

Последние новости, которые я читал, сообщали, что оппозиционные войска заключают союз с солдатами Асада, чтобы сражаться против Джабхат аль-Нусры. Больше нет такого, что вот есть хорошая оппозиция, которая борется против диктатора. Там столько воюющих, и каждый воюет за свое дело.

Для чего вам все это? Вы отличный оператор, могли бы спокойно жить.

(Задумывается.) Образно говоря, когда ты снимаешь здесь, то словно участвуешь в чемпионате Эстонии, в Сирию же едешь как на Олимпийские игры. Когда Япония пострадал от цунами, и на следующий день появились первые кадры, то я целый день не находил себе места: интересно, почему это мне никто не звонит? Проверил, и оказалось, что я случайно отключил звук в телефоне. На следующий день раздался наконец звонок. Какое облегчение!

Деньги не главное. Наверное, многие думают, что платят так хорошо, что дело того стоит. У меня нет никакой страховки, ничего нет. Никто не заплатит, если с камерой или со мной что-то случится.

Жена, дети?

Что они могут сделать? Я ведь не вдруг сообщил, что куплю камеру и будут ездить на войну. Жена знала за кого замуж выходила.

Куда вы отправитесь в следующий раз?

Завтра (интервью состоялось в воскресенье. — Ред.) уже буду в Голландии, оттуда мы едем в Хорватию. Прошло 20 лет, как были совершены военные преступления в Боснии, и вновь ощущается напряженность. Из Хорватии на день загляну домой, а затем на месяц — в Сочи, снимать Олимпийские игры. Снова три дня дома, а потом поеду на Паралимпиаду в Сочи.

Ивар Хейнмаа

• 48 лет, независимый кино­оператор, последние двадцать лет сотрудничает в основном с телерадиовещательной компанией Финляндии YLE.