Александр Ивашкевич: Cлово имеет особый вес

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Фото: arter

По мнению недавно награжденного орденом Белой Звезды пятой степени актера Русского театра Александр Ивашкевича, сегодня погоду – как в политике, так и в театре – делают дающие сольные концерты бэк-вокалисты.

Александр Ивашкевич работает в Русском театре с 1985 года, однако, как бы странно это ни было, в нашей маленькой стране все еще имеются люди, в том числе и русские, которые ничего не слышали о таком актере. Актер театра и кино по образованию, Александр сыграл в десятках спектаклей и художественных фильмах.

«Однажды в театре устроили вечеринку, гостей было много, и после спектакля мы завели беседу с одной зрительницей, – рассказывает Александр. – Поначалу мы заговорили о фотографии и о чем-то еще, говорили и говорили, но тут она вдруг спросила: „Кто вы такой?“ Я ответил, что работаю тут в театре. Она в ответ: „Кем?“ Я не стал сразу отвечать, спросил, как часто она бывает на театральных спектаклях. „Я видела все спектакли вашего театра, хожу сюда уже более двадцати лет“, – сообщила эта милая дама. Тогда я сказал ей, что работаю фотографом».

Ответственность за каждое слово

«Я очень уважаю профессию актера. Оберегаю, люблю ее и переживаю из-за этого. Ведь на дворе – не только в политике, но и в мире искусства – эпоха дилетантов. Время, когда бэк-вокалисты дают сольные концерты, как говорил юморист Михаил Жванецкий. Самый простой способ привлечь к себе внимание – это совершить нечто экстравагантное. В Библии сказано, что стремление удивлять исходит от зла, и в искусстве следует в первую очередь не удивлять зрителя, но давать ему что-то. Театр это, прежде всего, ответственность, а отнюдь не средство самовыражения.

Самовыражение также сопутствует человеку, но лишь до определенного возраста – далее наступает ответственность за каждое сказанное слово и совершенный поступок.

Когда-то у нас был спектакль, поставленный Александром Цукерманом (в 1987 году – прим. ред.) спектакль „Ловушка номер 46, рост второй“, который вызвал огромный резонанс, памятный мне до сих пор. По ходу спектакля меня били, и не все наносившиеся в драке удары приходились мимо… И хотя все болело, мы танцевали брейк. Несмотря на то, что к концу спектакля мы выдыхались, теряя в весе по паре килограммов, мы играли самозабвенно, так как понимали, что делаем что-то очень нужное, отвечаем на вопросы, которые бурлят в нас самих и будоражат публику.

Такие спектакли делают твою профессию значимой. Речь в спектакле шла о насилии в школе, о молодом человеке, который в конце концов пырнул своего мучителя ножом, и раскрывались причины, по которым молодежь так поступает. Я встретился с прототипом своего персонажа, который в конце спектакля просто плакал.

Сегодня все проще. Заходишь в Интернет, нажимаешь на кнопку – и все ясно. Но на театр по-прежнему возлагается задача разъяснять явления и исследовать их причины».

О значении телевизора

«Я родился и пошел в первый класс в Тбилиси. С возрастом – началось это уже четыре-пять лет назад, и чем больше проходит времени, тем сильнее – я ощущаю непреодолимое желание вернуться в этот город. После развода родителей – мне тогда было семь лет – я там уже не бывал.

Отец был военным, мы жили в пригороде возле кладбища, окруженного высокой каменной стеной. Как только с кладбища начинала доноситься музыка, мы с друзьями тут же спешили на стену, чтобы посмотреть, кого на сей раз хоронят. С другой стороны располагалась железная дорога, на рельсы которой мы клали гвозди, чтобы сделать их плоскими, а потом мастерить из них сабли. Детство... Что может быть прекрасней? Как мы лазали по деревьям и скатывались с горки по траве за отсутствием снега…

И еще с детства телевизор занимал в моей жизни очень важное место; благодаря телевизору я и стал артистом. Еще я хотел стать дирижером симфонического оркестра. Я мог часами смотреть, как дирижер управляет оркестром, как его руки словно парят в воздухе. Иногда мама начинала беспокоиться: „Сынок, что с тобой? Другие мальчики гоняют на улице в футбол, а ты все смотришь телевизор“.

Потом я захотел стать каскадером, поскольку все штакетины заборов и деревья были мною покорены. Я любил игровое кино. А если в каком-нибудь фильме герои целовались, я отворачивался, поскольку помнил, что мама рассказывала гостям, что мальчик хочет стать актером, а гости хихикали: мол, конечно, актеры ведь могут целоваться… Позже я раздумывал об этом наедине с собой и решил, что эти приступы смеха на самом деле могли на меня плохо подействовать.

Почему я заговорил об ответственности? Она сопряжена и с тем, что я говорю с подмостков, и с тем, что я говорю детям или в их присутствии. В подсознании что-то небрежно сказанное может позже „сработать“. Это то же самое, как толкнуть кого-то на лестнице по невнимательности, а он упадет да так и останется лежать... Другой вариант – прийти ему на помощь.

Мне всегда жаль, когда люди не думают о последствиях своих слов. Я очень извиняюсь, но зачастую об этом не думает и телевидение, и газеты, а также театры. Кто-то полагает, что слово не имеет веса, но от него может зависеть даже жизнь многих людей».

Помолодеть не хочется

«Потом мы с матерью жили на Украине. К разводу родителей я отнесся как к чему-то такому, что просто случилось. От семейных ссор меня держали подальше, и когда отец перестал с нами жить, я с этим просто смирился.

Я начал ощущать потребность в отце лишь тогда, когда его уже не стало. Это тоже появляется с возрастом. Самые важные вещи человек начинает понимать позже. Если у меня спросят, хотел бы я вновь помолодеть, то мой твердый ответ был бы „нет“. Я не хочу вновь стать молодым повесой, который мечется туда и сюда, ничего не понимает и пытается перед всеми самоутвердиться. Мне нравится осознавать мои поступки. Я нахожусь в том возрасте, когда я не знаю всего, но понимаю, что в жизни ценно и стремлюсь к этому.

И все-таки сегодня к умудренным жизнью людям относятся как-то отрицательно, почему-то не учитывая, что свой жизненный опыт они могут передать молодежи. В центре внимания находится активные и преуспевающие молодые люди, которые стремятся быстро сделать карьеру. Особенно здорово быть еще и сексуальным. К сожалению, многие не понимают, что есть вещи, которые быстро проходят, поэтому они не могут быть в жизни самыми важными. Эти самые молодые люди могут не отдавать себе отчета, во имя чего и зачем они на самом деле живут, что им нужно от жизни.

В Харькове я был счастлив. Конечно же, был! Смотрел телевизор и сейчас тоже его смотрю, особенно фильмы. Ну и что с того, что иногда показывают странные, то есть не слишком хорошие, и они выходят на экран все чаще. В какой-то момент просто началась деградация. Качество стало пониматься иначе, и если по ходу фильма можно щедро демонстрировать рекламу, тем лучше. Миром правят доллар, рубль и евро. Я рад, что многие люди стали противиться этому.

Знаю, что в Москве имеется множество критиков, которые полагают, что театральный постановщик и не должен быть профессионалом. Тогда он вроде как свободен от штампов. Но я придерживаюсь мнения Товстоногова, который считал, что традиции должны сохраняться и мы должны оберегать театр не от традиций, а от того, что отжило свой век. Если же мы заявим, что традиции не нужны, необходимы одни лишь эксперименты, вскоре мы обнаружим себя на свалке. Нередко экспериментированием называют просто провалившийся спектакль, чтобы как-то себя оправдать.

У нас с женой Терье сейчас в разработке один проект. Я очень рад, что она понимает и поддерживает меня: Терье исключительно справедливый человек, честно относящийся к жизни, наши взгляды совпадают. Итак, через какое-то время свои двери откроет место, в котором будет возможность говорить со зрителем на иные темы. Это место будет иметь многофункциональный зал, который будет использоваться и в качестве танцевального класса, там же будет и фотостудия, сцена для демонстрации спектаклей, организации концертов или встреч с интересными людьми, планирования совместных мероприятий с нашими единомышленниками, которые не воспринимают жизнь на уровне экспериментального театра».

Быть независимым от театра

«Знаете, почему я начал заниматься степом? Потому, что я очень хотел этого. Несмотря на то, что я учился на актера и работал в довольно многих театрах, я занимался и другими вещами. Человек не может просто так сидеть сложа руки и ждать, пока тот или другой постановщик решит использовать тебя в спектакле.

Сейчас, кстати, такая же ситуация, хотя я работал в театре с двадцати лет. И не потому, что выгляжу на сцене органично, и не для того, чтобы после завершения спектакля получать от восьмиклассниц цветы. Поскольку девочкам я нравился отнюдь не как актер, а как симпатичный молодой парень.

Раньше учиться на постановщика можно было, когда тебе исполнилось хотя бы 35 лет и ты какое-то время поработал актером. Сейчас можно начинать уже в 17 лет, и к 22 годам ты – готовый постановщик. В театре ты должен начинать работать с актерами, которые прошли огонь и воду, которые более чем вдвое старше тебя, и учить их, как надо работать, сам не понимая как: ведь жизненного-то опыта нет. Но постановщик должен быть зрелым человеком еще и потому, что он общается со зрителем и должен знать, что хочет ему сказать.

Не могу сказать, что у меня сейчас нет работы в Русском театре. Я участвую в „Пяти вечерах“ и в „Одной летней ночи в Швеции“, где появляюсь на сцене по три-четыре раза. „Пять вечеров“, как мне кажется, не очень нравится руководству театра, поскольку там отсутствует инновационное начало. Отсутствуют экраны, и используемый в качестве реквизита стол опирается на пол, а не прикреплен к потолку, к тому же в спектакле никто не сквернословит. Но я горжусь тем, что это простая постановка, задуманная для обыкновенных людей, а не для демонстрации критикам на фестивалях.

Почему Русский театр постоянно вязнет в проблемах, скажу сразу. К театру нельзя относиться, как к конторе, театр – это не проект, хотя таким образом им управлять легче. У Русского театра имеется определенный менталитет. Актеры приходят сюда, как к себе домой: они могут просто наблюдать за репетицией, просто общаться, значительная часть их жизни проходит здесь... Но в какой-то момент появляются чужаки. Директора постоянно меняются, но их назначает министерство – считается, что коллектив театра состоит из эмоционально неуравновешенных служителей искусства, которые сами не в состоянии ничего решить и ничего не понимают. Но у этих чужаков исчезли отношения и связи с труппой, они позволяют себе даже проводить репетиции по скайпу… Ведь у нас, у актеров, не спрашивают. Напрасно!

Поскольку сам я жил и ходил в школу на Украине, происходящее там не оставляет меня равнодушным. По этим событиям хорошо видно, к чему приводит, когда к власти приходят дилетанты. Люди, которые не справились бы даже с управлением фирмой, не говоря уже об управлении страной. Лидеры закончились, остались те, кто и не желал превратить страну в государство с сильной промышленностью и руководствовался в своих действиях личными комплексами и проблемами.

Однако в театрах тоже иногда случается, что обязанности руководителя исполняют люди, у которых имеются проблемы, а место работы для них – это всего лишь галочка в CV. Считается, что кресло дает право решать.

Личностей осталось мало, но они все же встречаются. Например, директор Городского театра Райво Пыльдмаа. Недавно я сходил на спектакль Городского театра и увидел, что директор театра – а спектакль завершился в 22.45! – после расспрашивал зрителей, узнавал их впечатления и приглашал их вновь прийти в театр. Понимаете?

Раньше я не был таким разговорчивым. В школе больше молчал. И на актера пошел учиться лишь по одной причине: боялся открыть рот. Боялся даже поздороваться, боялся услышать собственный голос. Кто-то внушил мне такую неуверенность.

Но чем меньше человек говорит, тем больше он слушает, давая возможность говорить другим. Так и я тогда слушал и анализировал. Помню, как мне довелось видеть переживания одного актера, поскольку он в очередной раз не получил роль. Тогда я пришел к убеждению, что должен быть независим от предлагаемой театром работы. Поэтому и начал уже давно заниматься другими видами искусства. Рассудил про себя: почему я должен работать только со словом? Я ведь еще хочу и танцевать! И много занимался пластикой, фехтованием, акробатикой, карате.

Беда в том, что в родном театре все это никому не было нужно. Ни фехтования, ни карате, ни танца, ничего другого. Поэтому я с радостью принимал приглашения эстонских театров, я мог ставить там сцены поединков и трюки, быть хореографом или танцевать степ».

По зову сердца


«Если говорить о нетеатральных вещах, самое большое влияние на меня оказало то, что в 32 года я оставил театр и Эстонию и уехал в Америку учиться. Это изменило всю мою жизнь – в октябре этого года моей школе степ-танца исполнится 20 лет.


В Америке изменилось мое мышление. Многие были против этой поездки, спрашивали, мол, зачем, забудь. Помню, как в Эстонию в мае приехала выступать со своим ансамблем Бренда Буфалино (американская звезда степа – В.Л.), я посмотрел их выступление – и уже в сентябре был в Нью-Йорке. Изменилось отношение к себе, поскольку преподаватели степа сумели мне внушить, что я справлюсь. В театре зачастую такая убежденность необходима, поскольку режиссеры бывают самые разные. Некоторым нравится тебя унижать вопросом: а ты уверен, что правильно выбрал для себя профессию актера? Америка дала мне возможность понять, как отвечать таким постановщикам. Следует сказать: „Пойдем на сцену вместе!“


В Америке я понял, что кроется за словом „артист“. Это дает мне право не принимать участия в определенных проектах. Сказать „извините, но этого я делать не буду“, и ни об одном отказе я не пожалел.


Учиться танцам в США я ездил дважды. В первый раз – на восемь месяцев, второй раз – на год. Так же, как и танец, меня изменила джазовая музыка: артист должен уметь импровизировать, играя, как джазовые музыканты. На Бродвее я выступал с выдающимися музыкантами. Мы репетировали каких-то 15 минут и вечером уже выступали с шоу. Что меня потрясло: эти великолепные музыканты были в шоу всего лишь фоном, они не пытались вылезти со своим мастерством на первый план. Мы дополняли друг друга, работали на благо друг друга, а для актера это самое важное – уметь слышать своего партнера и сотрудничать с ним.


Почему я не захотел остаться в Америке? Однажды я там заболел. А денег у меня тогда не было, и, чтобы их заработать, я раздавал на улице флайеры за четыре доллара в час и танцевал степ в одном из ресторанов, где за выступление платили 20 долларов. Кроме того, предлагал свои услуги при переездах, таскал мебель. Я даже не умел толком объясниться по-английски… Жил в трехкомнатной квартире, которая, в свою очередь, была поделена на 12 „комнат“, и когда я заболел – потому, что у меня протекали сапоги – никому из многочисленных соседей по квартире до меня не было дела. Все были заняты только собой.

Я вставал с кровати исключительно для того, чтобы по стеночке добраться до кухни и заварить себе чаю. Так прошло три дня, потому что больше я не мог себе позволить отдыхать. Преподаватель степ-танца Барбара Даффи и так учила меня, „сына полка“ в рваных ботинках, бесплатно, но на еду я все равно мог потратить только 50 центов в день…


В итоге, разузнал, где находится аптека, в которой говорят по-русски… Да, о такой жизни можно было бы написать книгу – бестселлер! Наконец-то мне удалось заполучить яркие оранжево-белые таблетки, я проглотил их и на следующий день пошел на работу, и никогда я не чувствовал себя так хорошо. После этого я не болел десять лет.

Итак, почему я там не остался? Потому что чувствовал, что никому там не нужен. Да, у меня было несколько друзей-американцев, мы общаемся с ними до сих пор, но все-таки я понимал, что там я – чужой. Кроме того, я ведь не только танцор стэпа, но и актер. И что из того, что известный российский режиссер Марк Захаров приглашал меня к себе? В это время в театр пришло несколько сыновей популярных актеров, и поэтому я понял, что мне как мальчику из ниоткуда, вероятно, пришлось бы оставаться в этом театре на третьеразрядных ролях. Думаю, что, отказавшись от предложения Захарова, я не совершил ошибку.

Своей нынешней жизнью я доволен. Да, всегда может быть лучше, но, к счастью, у меня есть жена, которая меня понимает и поддерживает. Она мой, так сказать, тыл, и это очень важно. Это очень умный, мыслящий человек, и я стараюсь соответствовать. Ведь совместная жизнь – это работа, в которой нужно уметь видеть, чувствовать, отдавать. И хотя Терье – бизнесвумен, при этом она очень творческий человек, у нее интенсивно работают оба полушария. Если она что-то решила, то мы обязательно это сделаем. И оправданий, почему то или иное дело потерпело неудачу, быть не может. Для того чтобы что-то удалось, на самом деле нужно немного: верить, думать, анализировать и все делать от чистого сердца, не искать повсюду только быстрой выгоды».

О культуре

«Мир стал настолько хрупким, что его можно разрушить буквально одним словом. В Эстонии живут очень терпеливые люди. Даже слишком терпеливые. Поэтому я хотел бы пожелать людям простой крестьянской мудрости, кухонной мудрости. На кухне за разговорами приходят самые хорошие мысли. У нас считают, что сила и мощь государства кроются в экономическом успехе, поскольку экономика дает людям возможность зарабатывать. Однако я убежден, что сила государства заключается в культуре и национальной культуре. Поскольку люди культуры живут и хотят жить совсем иначе, принимают другие решения, ведут себя по-другому.

Раньше я думал, что профессиональный успех важнее личной жизни. Но когда тебе в любой момент могут сказать, что трудовой договор с тобой не продлят, что ты будешь делать после этого? Когда меня однажды призовут на Суд Божий, я не буду отчитываться Всевышнему о том, как шли у меня дела в профессиональном плане».

Справка "ДД"
Александр Ивашкевич

Родился 27 апреля 1960 года в Тбилиси.
1978-1982 – учился в Харьковском институте искусств по специальности актер театра и кино. В 1993 году учился в Нью-Йоркском танцевальном центре Woodpeckers и в 1996-1997 – в Бродвейском танцевальном центре степ-танцу.
Служил в Харьковском русском театре, Национальном театре Харькова, Латвийском театре Балтийского флота (Лиепая), в Калининградском театре, с 1985 – в Русском театре Таллинна.
Создатель и руководитель студии степ-танца Duff Tap Studio, ставил хореографию к мюзиклам «Лавка ужасов», «Чикаго», «Crazy for jou» и «No, no, Nanette».
Главная роль в фильмах «Имя на снегу», «Последнее облако», «Побег на край света», «Сладкий запах успеха», «Ярослав. 1000 лет назад», снимался во многих других художественных фильмах.
Работал преподавателем по сценическому движению, фехтованию и степ-танцу.
Обладатель титула «Лучший актер года» в Эстонии (2000, за роль князя Мышкина в спектакле «Идиот»).
Долгое время состоял в браке с актрисой Русского театра Любовью Агаповой.
Спутница жизни – Терье Кросс.
Дочь Ольга.

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх