Культура. Минное поле культуры

Ю.М.Лотман. Непредсказуемые механизмы культуры. Фото: Сергей Трофимов

У книги Юрия Михайловича Лотмана «Непредсказуемые механизмы культуры» странная судьба.

Будучи по сути третьим томом его семиотического opusmagnum’а (первые два, «Внутри мыслящих миров» и «Культура и взрыв», вышли из печати в начале 1990-х), эта книга была опубликована лишь единожды – в 1994 году в газете «Валгаский архив» – и до сих пор оставалась практически неизвестной и научному сообществу, и широкому читателю. Теперь пробел, к счастью, восполнен: «Непредсказуемые механизмы культуры» вышли в свет в серии «Bibliotheca Lotmaniana» издательства Таллиннского университета.

Небольшой, в сущности, том – настоящий фонтан непростых идей, изложенных с характерной для ученого ясностью. Лотмана интересует, как именно развивается культура. Он выделяет процессы циклические, возвращающиеся в одну и ту же точку; процессы, развивающиеся линейно и постепенно; и, наконец, процессы взрывные, которые только и можно отнести к подлинно непредсказуемым. Разумеется, последние наиболее интересны, так как не подчиняются никаким закономерностям.

Сказочная царевна – реальность

Потом, постфактум, историки непременно разберутся с «причиной» и «следствием», встроив их в логичную и зачастую унылую схему, однако «в момент, когда Дантес начал нажимать курок, не только жизнь и смерть Пушкина были в равной степени вероятны, но и все ненаписанные Пушкиным произведения как бы потенциально существовали в его личности. Если бы Пушкин поторопился нажать курок и убил Дантеса... очень возможно, что в истории России произошли бы другие, может быть, важнейшие события». И дальше: «Погибни Достоевский на эшафоте или Лев Толстой под Севастополем – никто не написал бы их романов, и трудно даже предположить, какие последствия это имело бы для русской интеллигенции».

Разбираясь с историей в противовес искусству, Лотман сравнивает реальность со сказочной царевной, руки которой домогаются несколько принцев: «Пока выбор не сделан, все они имеют равные шансы на успех... Но если описывать этот момент ретроспективно... тот, кому предстоит успех, будет казаться предназначенным для победы, остальные же предстанут как недостойные узурпаторы. Искусство смотрит на жизнь глазами еще свободной невесты, история – взглядом связанной выбором жены».

Художник творит реальность, историк – всего лишь пытается объяснить, почему она сотворилась такой, а не какой-либо иной. Ясно, что объяснение это можно свести и к классовой борьбе, и к Богу, выбирающему из бесконечности вариантов один, верный и истинный. Но сам выбор Лотмана словно бы не волнует. Ему важно другое: описать, как именно искусство «вносит в действительность свободу, которая утрачивается в момент реального воплощения идеи».

Если человечеству предстоит будущее

Эта попытка – в силу именно что непредсказуемости механизмов культуры – обречена на провал, но Лотмана это не останавливает. Как говорил персонаж братьев Стругацких: «Мы знаем, что эта задача не имеет решения. Мы хотим знать, как ее решать». Ибо без такого рода усилий культурных взрывов, переводящих всю систему на новый уровень, попросту не бывает. Причем взрывы могут накрывать нас и из прошлого. Культура сравнивается в книге с заминированным полем: «Некоторые мины взрываются почти сразу, другие – через долгие сроки. Иные находятся и сейчас под землей, и мы не знаем, когда они взорвутся и взорвутся ли вообще. Мы сейчас не можем сказать, сколько содержится в современном искусстве “невзорвавшихся мин”, возможно, уходящих в его глубочайшие пласты». Наконец, любой взрыв – это не только новые возможности, это еще и новые не-возможности: гений Пушкина, по всей видимости, стал причиной того, что русская литература не оценила по достоинству Баратынского...

Множа примеры, Лотман развертывает перед читателем «пространство динамики искусства». В конце книги есть любопытный пассаж: «Если человечеству предстоит будущее, оно неминуемо... потребует не безразличного выравнивания – структуры гибельной и невозможной, – а сложного взаимопересечения разнообразных структур». Это предсказание в каком-то смысле сбывается до сих пор: мы на перепутье, и пока чаша весов не склонилась к безличности или же к сложности, ХХ век продолжается. До нового культурного взрыва, который расставит всё и всех по новым местам – как всегда, внезапно и непредсказуемо.