Нескучная жизнь китобоя Руднева

Супруги Рудневы сорок четыре года вместе. Фото: Аркадий Зайцев и из архива Александра Руднева

Александр Васильевич Руднев родился в 1927 году – уже отгремел «Броненосец «Потёмкин» Эйзенштейна, Гитлер дописал книгу «Моя борьба», Сталин выгнал из партии Троцкого, и вот-вот должна была начаться первая «пятилетка»...

Он добровольцем ушел на войну, а после шесть раз обошел вокруг света на китобойном судне и побывал в Антарктиде: «Да, молодость у меня была такая… Не скучал».

Дом, в котором он живет, странным образом затерялся в центре Таллинна среди элитной недвижимости, свежих высоток и торговых центров. Искореженный, вскрытый, как консервная банка, разбитый асфальт лежит здесь, возле дома номер 21, кажется, уже целую вечность; возможно, никому и в голову не приходит, что это место вообще существует. Домофон побледневшей от времени и быта хрущевки, конечно же, не работает – из железной панели врастопырку торчат изрезанные белые провода.

Александр Васильевич встретил меня у подъезда – хмурый.

Я представился.

– Ах, точно из газеты? Ну хорошо… А то ж я думал – розыгрыш. Ну, чего стоишь? Заходи! – бодро скомандовал он.

Русский характер и украинский борщ

Преодолев четыре этажа, Александр Васильевич пожаловался: – Странное дело: врачи говорят – не болею, но откуда тогда такая отдышка? Врут, что ли…

Его жена, Нина Петровна, встретившая нас в крохотной прихожей, ловко усадила нас за обеденный стол и придвинула по тарелке с борщом. И по рюмке коньяка…

– Спасибо! – ответил я, смущенный подобным приемом.

– Так русский человек – это ж душа нараспашку! За то и получаем по башке, – говорит Александр Васильевич.

– Знаете, нам тут один раз сказали: «Не нравится? – Езжайте в свою Москву». А что нам Москва? – смеется Нина Петровна. – Мы ведь там никогда и не жили! Дураки тоже мне!

– Хотя паспорт у меня украинский. И сам я из Луганска, – говорит Александр Васильевич. – Нина вот россиянка. Что же, воевать теперь нам, что ли? – ухмыляется.

– Какая разница, какая национальность, – лишь бы человек был хороший! И договариваться надо, словами, а не силой, как сейчас на Украине, – отвечает Нина Петровна.

– Нынешние власти, Нина, – они все одинаковые, – спокойно заключает Александр Васильевич.

Есть такая речка – Луганка

– Когда война началась, мне было 13 лет. Я очень отчетливо помню, как немцы пришли. Бой был. А потом, с утра – тишина-а-а… Все затихло. А пацан в 13 лет – это ясно что, да? Это нос совать, куда не следует. В общем, есть у нас такая речка – Луганка. И вот забрались мы с пацанами на пригорок недалеко от нее, на возвышенность. А бой до этого был суток трое… И там, в окопах – убитые, раненые. И стонут. И черви прямо копошатся в ранах… Никогда такого в жизни больше не видел! Убежали сразу обратно домой. Кстати, потом всех раненых в нашей деревне и вылечили, и те и разошлись кто куда. А нет, один раненый все же не выдержал… помер.

– Немцы какими запомнились?

– Идут с переулка. Трое. Вишен нарвали. При них, естественно, всё: автоматы, пистолеты. Помню, идут и левой рукой берут вишни из горсти – и в рот. Дошли до конца деревни, потом свистнули – не выстрелили, а именно что свистнули, – и солдаты посыпались; много их было. Что главное я запомнил: курей стали ловить. И сразу костры организовали. Но вот удивительно: не успели немцы даже ничего зажарить, как дали тревогу, – все побросали, ушли. И с тех пор больше мы немцев не видели. Хотя, говорят, был в районе бургомистр какой-то… Но, честно говоря, как была у нас советская власть, так и осталась. Только начали по-другому называться. На украинский язык еще перешли…

– Как вы попали на войну?

– Я пошел в 16 лет добровольцем, в апреле 44-го года. Но в боях не участвовал, не удалось. Просился в бронетанковую школу, а меня направили в Кронштадт – в моряки. Мне как трактористу тогда это было обидно…

Эй, полундра: в море – кит

Прежде чем оказаться на китобойном судне «Мирный», Александр Васильевич Руднев долгое время ходил на рыболовецких судах механиком, перегонял по Дону самоходные баржи и пассажирские суда и вообще занимался самыми разными делами. «Было такое, что я распределял спирт в Херсоне. Привезли нам на склад бочку спирта. Так целое паломничество пошло с местного завода! Я неделю домой не возвращался! Чуть с ума не сошел! – смеется Александр Васильевич. – На китобоец меня приняли третьим механиком. А что мне было артачиться? Ну, третьим так третьим. Китобоец «Мирный», дизельный. В итоге целых шесть лет я ходил вокруг света.

– Как это вообще – охотиться на китов?

– Китобоец – обычное судно небольшого размера, только на носу стоит орудие – пушка. Гладкоствольная, не нарезная. Патрон вставляется, только без пули, пыж. Ну а снаружи ствола вставляется гарпун. На мачте – «гнездо», где сидит смотрящий и наблюдает. А кит – он ведь глубоко не идет, ну, может, метров пять под водой, это максимум. У него еще такое характерное желтое пятно – не спутаешь. Самого его, конечно, не видно, но вот это пятно… И смотрящий с мачты кричит, например, что кит справа по борту, а гарпунер за пушкой стоит и уже ждет. «Выходит!» – кричит смотрящий. У гарпунера есть три-четыре секунды – чтобы кит только выдохнул и вдохнул, потом он опять заходит в воду. Вот в это время гарпунер и должен выстрелить. Прямо под ласты попасть надо, в сердце. Но чтобы прямо в сердце – так редко попадают. Иной раз и по десять выстрелов приходится делать… На судне каждому давался шанс выстрелить, всем желающим.

– А вы попадали?

– Нет, я не попадал. Да ну чего там… я и из ружья-то стреляю… (Смеется.) Хотя из пистолета, кстати, я всегда стрелял хорошо, лучше любого офицера – когда надо.

– Расскажите какую-нибудь веселую морскую историю.

– Ой, ну мы были разбойники такие, что будь здоров! В Финляндии когда стояли, то в парке и уток, и гусей ловили, например. Ну и вообще, куда бы мы ни пришли, в какой бы город – больше недели нас не терпели, выгоняли! (Смеется.) Помню, еще с нашими космонавтами в Нигерии встречались. Всю ночь сидели, пьянствовали. Веселые времена были, конечно! Мы вообще жили дружно между собой, но разбойничали сильно. В пивные постоянно ходили. Нам в одной пивной в Монтевидео специально завысили цену – и драка! Но жаловаться нельзя было, потому что наше посольство нас никогда не защищало. А мы молодые, по 30 лет, здоровые все; сколько драк было, господи!

– Все время по загранице. А не сбегали ваши товарищи, в то время-то?

– Нет, при мне ни разу такого не было. Зато был случай, вот в Монтевидео как раз. Мы же там были совершенно свободные, куда только не ходили, ну, сами понимаете… Там были такие красивые продавщицы – как посмотришь – упадешь! Прямо сейчас перед глазами! И вот один из наших ушел с продавщицей куда-то и не явился вовремя на судно. Сыграли тревогу, думали – удрал. Выделили человек 150 крепких парней, раздельщиков. Везде искали, но не нашли. А он, как оказалось, был в это время у продавщицы, дома. Парень был смышленый, сообразил, что надо мимо постов на пароход пробраться: в этом случае ему уже нечего было бы предъявить – не пришьешь измену. Вот он и пробрался мимо всех на судно. Обошлось.

Трещины во льду

– Знаю, вы побывали в экспедиции в Антарктиде, расскажите.

– Вот как ни странно, но никакого геройства я в этой экспедиции не вижу. Обычное дело. К тому же у нас было все продумано: пресная вода, баня, отопительная система, словом, все было очень хорошо организовано, все налажено. И даже аварийная станция была на всякий случай. А холод… Так мы одеты были, что можно было на голой земле лежать сутками. Хоть и до 60 градусов доходило. Как задует ветер, пошел снег – оттепель. Прекратился снег и ясная погода – значит, пошли морозы. Ну а летом, у айсбергов, шум сумасшедший, даже не слышно друг друга – лед тает, вот и шумно. Если минут десять на солнце побудешь в это время – лицо сгорит. До чертиков агрессивное солнце.

– Никогда не поверю, что год в Антарктиде – обычное дело!

– В Антарктиде самое опасное было – это щели, трещины во льду. Так погиб у нас эстонец-корреспондент. Ну, он, как и все приличные журналисты, был очень любознательный, участвовал во всем. Вот его машина и влетела в трещину, провалилась – туда в щель он и ухнул…

***

– А давай я тебя сфотографирую? – обращается ко мне Александр Васильевич и достает «Polaroid»: – В Анголе купил… Ну, вот сюда вставай. Ага, во-о-от.

– Тьфу, не проявляется. Нинуль, а сколько я за эту пленку заплатил? Сколько? О-о-о, черти!

– Нет уж, давайте я вас сфотографирую. Нина Петровна…

– Да ну! – смеется она.

– Давай-давай, Нин! – настаивает Александр Васильевич. – Мы с тобой вдвоем уже сорок лет аж, да?

– Уже сорок четыре года – говорит Нина Петровна.

– Ничего себе! – говорю.

– Да! – садится Нина Петровна, обнимает Александра Васильевича. – Дедуля мой!

Щёлк!