С самого детства мы обучены не терять времени даром: делу время – потехе час, кто рано встает, тому Бог подает, время – деньги. Короче говоря, «жить нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
Быль о потерянном времени
Но где же находится грань между потерей времени и рациональным его использованием? Не может ли получиться так, что пока мы «куем железо не отходя от кассы», наш поезд уходит все дальше? Не пропускаем ли мы чего-то важного в погоне за сиюминутным? И не боимся ли мы жить сегодня, сейчас, выискивая себе оправдания из серии «а вот потом-то я заживу»? На самом деле это «потом» не наступит никогда.
Почти два года назад, когда мы еще только ждали нашего второго ребенка, я полоскала очередную порцайку белья (тут наверно надо сказать, что при наличии в доме полуторагодовалого малыша стирка – вещь фактически непрекращающаяся) и ненароком взглянула на себя в зеркало над раковиной в ванной комнате. На меня смотрела сильно беременная тетка в безразмерном халате, с кое-как закрученным жидким пучком на голове. В глазах у тетки читалась абсолютно вакуумная пустота.
Зрелище это настолько меня поразило, что я так и застыла перед зеркалом с детскими трусами в одной руке и мылом в другой. Причем все это время, пока я тупо пялилась на себя в зеркало, в моей голове крутились две мысли. Первая мысль была о том, что я таки теряю время и пока тут в ванной предаюсь жалости к себе, вокруг меня растут горы стирки и немытой посуды, и надо, надо успеть приготовить суп, второе и компот, а также пропылесосить и желательно сегодня, а то мы и так ничего не успеваем, а день уже почти кончился и скоро надо укладывать ребенка спать. А вот когда все наши дети наконец пойдут в детский сад, школу и выйдут замуж (нужное подчеркнуть), вот тут-то мы и заживем. Или по крайней мере так: вот сейчас я рожу и тогда уж и задышу полной грудью.
К слову сказать, невзирая на наличие той самой полной груди, задышать ею после рождения второго ребенка так и не удалось: беготни прибавилось, а ведь первый ребенок тоже никуда не делся. И этот факт был удивительно созвучен со второй мыслью, посетившей меня, пока я разглядывала свое неузнаваемое отражение в зеркале: «А куда ты, собственно говоря, спешишь, дорогая Женя? Ну, не успеешь ты испечь еще сто восемьдесят поддонов пирожков, перегладить двести тридцать пар детских ползунков и одновременно заработать все в мире деньги – и что? Может быть, наконец перестать жить впрок?»
Может быть, иногда гораздо важнее перестать дергаться и сказать себе: «Так. Вот теперь я потеряю кучу времени, но не буду прямо сейчас делать уборку, а проведу время со своим ребенком, который хочет лепить зверушек из пластилина или пускать мыльные пузыри. Потому что я не хочу упустить ни минуты из того скоротечного времени, которое я могу быть вместе со своим малышом». И мне бы хотелось, чтобы повзрослев, мои дети вспоминали не вечно затюканную, задавленную бытом и насущными проблемами угрюмую тетку, а веселую, красивую маму, которая всегда готова и поиграть, и просто побыть рядом.
У меня не сто пятьдесят жизней, чтобы откладывать счастье на потом. Есть только сейчас и сегодня: время, в которое мы живем и в которое можем позволить себе быть счастливыми. Каждый миг уникален и неповторим. Как каждый рассвет и каждый закат. Пока наш поезд действительно не ушел. Чтобы не получилось так, как говорилось в старом добром мультике «Паровозик из Ромашково»: «Если мы пропустим этот закат, то мы опоздаем на всю жизнь».