Андрей Покутный: у меня нет ни одной песни бездушной, быстрой – эдаких «люблю тебя, ты люби меня»

Андрей Покутный Фото: Пеэтер Ланговитс

Композитор, аранжировщик, автор текстов и исполнитель Андрей Покутный не нуждается в особом представлении ни в Москве, ни в Таллинне: он живет на два дома и работает повсюду.

Но все же представим, тем более что биография его небогата. Андрей родился в Таллинне 4 января 1982 года, учился в 19-й (ныне Таллиннская реальная школа) и 12-й школах (ныне Ласнамяэская гимназия), занимался музыкой, рос, проявлял характер, добивался успеха и – добился.

Что, в общем-то, и неудивительно в тех случаях, когда человек не только талантлив, но и настойчив. Теперь он пишет песни и делает аранжировки для таких звезд шоу-бизнеса, как Николай Басков, Филипп Киркоров, Сергей Пенкин, Борис Моисеев, Анжелика Агурбаш и многих других, не забывает и об отечественных исполнителях. А мы познакомились с ним на церемонии вручения таллиннской Пушкинской премии, специально для которой Андрей создал музыкальную программу и сам исполнил романс на стихи Пушкина.

На штурм с макаронами наперевес

– Андрей, вы довольны тем, что по гороскопу Козерог?

– Конечно, доволен. Иначе даже не знаю, что бы из меня вышло. А Козерог – это настойчивость, упертость, сила воли.

– Поскольку из школы вы ушли после окончания 9-го класса, то, надо полагать, поступили в музыкальное училище?

– Не надо так полагать. Я никуда не поступил, я отправился покорять Москву.

– Как это?

– А так. Моя мама, Ирина Юрьевна, купила мне билет на автобус, я собрал чемодан – штук 20 кассет со своими песнями в собственном же исполнении. Еще у меня было с собой двести долларов – сто на еду и сто на гостиницу. И макароны, чтобы не умереть с голоду, если деньги кончатся. Мне было 15 лет.

– Гостиница? А что, в Москве не было ни родственников, ни знакомых?

– Никого. И это была середина девяностых, когда в Москве гремели взрывы. Кстати, одного из террористов потом взяли как раз в той гостинице, в которой жил я.

– Господи, и мама вас отпустила?

– Да. Я рос без отца, мой старший брат погиб, время было ужасное, но мама пустила, за что я ей очень благодарен. А когда через неделю вернулся, она была вся седая.

– Но теперь она, наверное, о том, что вас отпустила, не жалеет.

– Конечно, она мною гордится. Вы знаете, я вообще пиариться не люблю, мне интересно работать, а не давать интервью. Но я никогда от интервью не отказываюсь – из-за мамы: чтобы сделать ей приятное.

– И как вас встретила Москва?

– Почти весь первый день потратил на поиски жилья: мне же не было 16 лет, и во всех гостиницах мне отказывали. Наконец нашел какую-то в Петровско-Разумовском, устроился, начал бегать по студиям. Я себе как это в Таллинне представлял? Прихожу я, меня встречает продюсер, тут же слушает мои песни, радуется и начинает вкладывать миллионы в раскрутку гениального мальчика. Но меня везде просто посылали, разве что на студии «Союз» сказали, что музыка моя несовременная, и для примера поставили мне песню «Солнышко» – мол, вот как надо писать. Макароны свои я съел, обратный билет у меня был, но деньги кончились совсем: не было даже на метро, чтобы добраться до вокзала. Я отчаянно врал сотруднице метрополитена, что отстал от группы, показывал свой эстонский паспорт и как-то уломал ее пропустить меня через турникет… Так что домой вернуться удалось.

Несладкая жизнь

– Насколько сильным было ощущение фиаско?

– В общем… да, ощущение такое было. Но руки я не опустил. Продолжал заниматься музыкой.

– Кстати, если в вашем прошлом нет музучилища, то, наверное, есть музыкальная школа?

– И ее нет. В детстве я очень хотел заниматься фортепиано, мне купили инструмент, я позанимался буквально месяца два-три с педагогом, а дальше – сам. И уроки сольфеджио потом брал сам, когда понял, что мне это необходимо. В результате я играю на пианино свободно. А тогда я как-то объяснил маме, что меня больше интересует синтезатор, ударные. В 12-й школе был музыкальный кружок «Маугли», которым руководил замечательный музыкант Юрий Васильевич Петров, вот у него я и учился. Потом, уже после своего «триумфального» возвращения из Москвы, я познакомился с поэтом Владимиром Адаричевым, начали работать вместе. И вот так мы работали, делали что-то, Катя Нечаева пела… И тут компания «Неформат» с Иваном Шаповаловым организовала группу «ТаТу», а мы отправили им свои демо. И нас пригласили на собеседование.

– И началась ваша жизнь в Москве… Сладкая?

– Поначалу совсем несладкая. Опыт, конечно, приобретен огромный – я все теперь в этой сфере знаю: как что делается, почему… Но, честно говоря, более-менее уверенным материально я чувствую себя только последние года два, ну, может быть, три. А до того всякое бывало.

– Судя по вашим произведениям, да и по тому, что вы положили на музыку стихи Пушкина, для вас в песне важна не только мелодия, но и слова.

– Текст очень важен! Но, к сожалению, в наше время все очень связано с коммерцией, в том числе и музыка. И если бы я делал только то, что нравится мне, и так, как мне нравится, выжить было бы невозможно. Это хорошо понимают и поэты-песенники, которым объясняют, например, что такое-то слово должно повториться десять раз, или где-то надо упростить… У нас есть песни, в которые – и в стихи, и в музыку – вложена вся душа, но они не востребованы. Ах, говорят, как сложно! Но бывает и по-другому: недавно Александр Олешко купил у нас такую сложную песню, что я просто обалдел. А он ведь не профессиональный певец. Я думал, он ошибся, спрашиваю: «Точно эту?» – «Да, точно». Это приятный момент. И еще недавно была история, когда мы отправили новую песню одновременно Баскову, Пенкину и Стасу Михайлову, и все захотели ее купить. Но первым отозвался Басков, ему она и досталась. Хотя надо было бы отдать Михайлову – по принципу, что он еще ничего нашего не поет (смеется).

– С какими авторами слов вы сейчас работаете?

– В основном с Адаричевым, Кариной Шмерлинг и самим собой.

– А почему для церемонии Пушкинской премии вы выбрали именно стихотворение «Признание»?

– Когда мне предложили сделать эту программу, мне стало очень интересно. У меня как-то сразу зазвучали в голове некие минорные мелодии, и мне надо было подобрать к ним стихи. Я листал Пушкина, искал… И еще я понимал, что надо придать словам и современное звучание, и для этого какие-то слова повторить в качестве припева… Но при этом – упаси господь – не изменить ни строчки.

– Вы тоже не любите поправок, внесенных в классику? Яркий пример того – как Малинин извратив слова Есенина, извратил мысль.

– Да, не люблю. А кроме того, я прекрасно понимал, что за такие поправки со мной сделает именно эта конкретная публика, собравшаяся на церемонии (смеется). И вот, когда я наткнулся на «Признание», сразу родилась музыка – буквально за 15 минут.

– Существует такая точка зрения: если что-то получается сразу – это правильный путь, если не получается – неправильный.

– Да, это отчасти так. Но с другой стороны – «если долго мучиться, что-нибудь получится».

– Вас не раздражает современная проектность, полная взаимозаменяемость большинства исполнителей, причем до такой степени, что замены никто не замечает?

– Да, есть такая тенденция. Но что здесь можно сделать? Только оставаться честным перед самим собой. У меня нет ни одной песни бездушной, быстрой – эдаких «люблю тебя, ты люби меня».

Не только о музыке

– А чем вы любите заниматься в мирное, свободное от творчества время?

– Готовить люблю! И умею.

– А есть любите?

– А как же? Я когда что-то вкусное ем, по мне аж мурашки бегут. Кстати, если сталкиваюсь с чем-то прекрасным в искусстве или что-то у самого хорошо получается – тоже. Может, это как-то связано? Мама моя – повар, я музыкант, который любит готовить (смеется).

– Значит, мама отношения к музыке не имеет?

– Нет, и никто из нашей семьи тоже. Я первый.

– И что вы готовите?

– Ну, например, салат из морских гребешков с фреличе, клубникой, спаржей... Главное, гребешки не передержать, обжарить их буквально по минуте с каждой стороны… Еще – тигровые креветки острые, обязательно с чесночком… (На этих слова у интервьюера начинается обильное слюноотделение, а у интервьюируемого в глазах появляется фанатичный блеск, и он с упоением продолжает.) Стейк умею готовить, мне нравится с кровью, карпаччо, понятно, только в последний раз у меня хоть и вкусно, но не очень красиво получилось, а я люблю, чтобы и на тарелке тоже было красиво. Рыбу уважаю, и удивляюсь, как ее вообще можно испортить, а в ресторанах иногда приносят не пойми что… Борщ варю! Правда, потом надо кухню основательно убирать. А хочется, чтобы как в кулинарных шоу по телевизору: все заранее аккуратненько порезано, в аккуратненьких мисочках стоит.

– Ну, это у вас явно Козерожье, вы и дома, наверное, порядок соблюдаете.

– Да, как раз сейчас обустраиваю квартиру, люблю уют, чистоту, но если что-то не так – не нужу и никого не достаю.

– Но наверняка сразу хватаетесь за веник и тут же начинаете делать «так», пусть даже момент не самый подходящий.

– Естественно. Я вообще все могу делать сам, но если я все буду делать сам, то зачем мне вообще кто-то нужен? Ведь времени катастрофически не хватает, как и у многих, на ту же готовку. Кто сейчас из молодежи дома особенно готовит? Да никто.

– А тарелки у вас дома не одноразовые?

– Нет, тарелки я купил!

– Хорошо, а что еще увлекает?

– Телевизор я практически не смотрю, читаю сейчас только книги по психологии, да и то в основном не читаю, а слушаю: я на слух лучше воспринимаю.

– Почему психология? Потому что модно, потому что интересно или потому, что надо?

– Точно не потому, что модно. Интересно – да, но в основном, конечно, это необходимо для работы. Недавно прочитал «Трансерфинг реальности» Вадима Зеланда, и результат налицо: эта книга мне очень помогла. Начинаешь понимать, как ты мыслишь, как действуешь.

– А вот нескромный вопрос: доучиться не собираетесь? Хотя бы, так сказать, из соображений приличия. Что вы человек образованный – сомнений нет, но бумажка, бумажка…

– Честно скажу: собираюсь. Правда, опять же времени нет, но меня и моя девушка убеждает, что надо.

– А путешествовать любите?

– Путешествовать люблю, но, к сожалению, путешествовал пока немного: долгое время на это просто не было средств. Теперь же побывал на Мальдивах, в Доминикане, в Италии, в Турции – вот, кстати, куда я больше не поеду: от краж и хамского отношения не спас даже очень дорогой отель. В России ездил по Золотому кольцу. Очень хотим с моей девушкой Кариной побывать в Париже и в Риме.

– Вот снова прозвучало «моя девушка». А какие девушки вообще вам нравятся?

– Темноволосые. Конечно, в первую очередь всегда привлекает красота, но если за этой внешностью ничего нет, то кому такая девушка нужна? Но и лицо человеку дано не просто так. Я не претендую на то, что я специалист в области физиогномики, но всегда смотрю на лица, и еще – на руки людей. И заметил, например, что если у человека очень близко посажены глаза, то с ним нужно держать ухо востро. Или, например, бывает, что у мужчин очень маленькие пальцы… С обладателями таких рук связываться опасно.

– Насчет опасности. Чего вы не прощаете?

– Это не оригинально, но предательства. Еще не люблю, когда говорят гадости за глаза, и сам так не делаю. Для меня очень важна дружба. На сегодня у меня два друга, и я надеюсь, что это на всю жизнь.

– А люди вас больше привлекают похожие на вас, или, наоборот, по принципу «противоположности сходятся»?

– Пожалуй, похожие. Хотя, скорее, и те и другие. Противоположные – это интересно, можно многое узнать. Но в любом случае я практически не общаюсь с товарищами по цеху, мне интереснее люди из других сфер. Я даже в машине слушаю не музыку, а «Радио 4»: устать можно и от музыки.

– Но все-таки: какие свои песни считаете самыми удачными?

– Ой, трудно сразу сказать… Наверное, «Сердце мое» (Света), «Река» (Анжелика Агурбаш) и «Мы вместе» (Валерия), где я был соавтором слов. Кстати, эта песня признана гимном Крыма.