Евген Нищук: я скучаю по Майдану

Евген Нищук в Верховной Раде после назначения его министром культуры. Фото: AP/Scanpix

Карьера украинского актера Евгена Нищука в каком-то смысле показательна: в результате революции во власть пришел человек, который принимал в революции самое непосредственное участие.

Нищук был бессменным «ведущим» и координатором Майдана, именно он давал слово политикам, гостям и участникам, призывал на баррикады и объявлял последние новости. Сегодня, в 41 год, актер Киевской академической мастерской театрального искусства «Созвездие» Евген Нищук – министр культуры Украины.

– Вы тратили на Майдан свое время и силы, мерзли – и вот Майдан, наконец, победил, и вы стали министром. Это пример того, как человек на революции сделал карьеру?

– Нет, конечно. Невозможно было даже подумать о том, что та власть уйдет, придет новая и что-то мне даст. Да, я разделял и разделяю европейские устремления людей, которые изначально на Майдане собрались, к тому же меня еще помнили по событиям девятилетней давности (Евген Нищук был «ведущим» Майдана и во время «оранжевой революции» – прим. А.А.). До 30 ноября, когда власти предприняли первую попытку силового разгона Майдана, это было просто желание поддержать людей. Я потом уже понял, что и сам в определенной степени рисковал.

Не секрет, что та власть была злопамятной, мне просто могли заблокировать все возможности для работы, для творчества. Да это уже и началось – на меня было наложено настоящее табу в стенах министерства культуры и на всех государственных мероприятиях, я не мог быть ведущим и т. д. Но после 30 ноября все поменялось. Это был шок, и не только для меня. Было желание заступиться за своих коллег, за людей, которые были так позорно унижены этим избиением, этим насилием. Это видела вся Европа. И это уже была не ситуация политического выбора – кто-то хочет в Европу, кто-то не хочет, должна быть Украина в Европе или нет.

Наступил момент, когда люди вне зависимости от партийной принадлежности, от политических пристрастий увидели, как девчонок били по голове, как пинали ногами человека, который уже лежал без сознания – это всколыхнуло всех. И я тогда оказался среди тех, кто вышел и поддержал этот протест. 10 января вновь была попытка разгона, в полусотне метров от сцены стоял «Беркут», и мы думали, что он эту сцену просто сожжет. В такой ситуации как-то не приходится думать, что когда-нибудь это все закончится и я что-то за это получу.

Артисты на передовой

– А вам вообще кажется логичным, что одно из «лиц революции» потом получает должность министра? Или это нечто вроде чуда, которое всегда происходит вопреки логике?

– Логику, конечно, можно найти, хотя я никогда не готовился к тому, чтобы стать министром. Но когда уже после перелома стали формировать так называемое антикризисное правительство, «правительство камикадзе», и я увидел в списке претендентов свою фамилию, я к этому отнесся достаточно иронично. Но буквально через день-два мне стали звонить известные деятели искусства из разных сфер, или, как у нас говорят, цехов: представители академического искусства, театра, кино, современного искусства. И разговор все время был один и тот же: мы знаем, что там фигурирует твоя фамилия, знаем и другие фамилии, которые там есть. И мы просим, чтобы ты случайно не вздумал отказываться.

А я как раз отказаться и хотел – мне, говорю, вообще трудно понять, что от меня на этом месте требуется, я человек творческий. Но мне сказали – ты ж не только актер. И это правда: я организовывал разные фестивали, мероприятия, перформансы, то есть какой-то опыт организаторской деятельности у меня был – не считая собственно театра, кино и преподавательской работы.

– То есть вы еще и как менеджер, получается, работали?

– Это можно называть так, можно иначе, но я и правда не отношусь к тому типу актеров, которые сидят в театре и кроме театра ничего вокруг не видят. Я за свою карьеру актера был вынужден освоить немало смежных сфер. Есть, безусловно, такие вещи в области культуры, которыми я просто никогда не занимался – например, книгоиздание. И я, кстати, сейчас очень быстро стараюсь во все это вникнуть. Так что логика в том, чтобы назначить на пост министра культуры человека, работавшего в различных областях и сферах культуры, безусловно, есть.

Но если посмотреть, так сказать, стратегически, то мне не раз говорили – зачем тебе политика? Ты актер, играй в театре и не лезь в эту политику вообще. Но это не вопрос политики, это вопрос моей гражданской позиции. Я думаю, что есть люди, которым от природы или от родителей дан такой дар – быть вождем, лидером, дар влиять на людей, направлять их и вести за собой. И когда страну трясет – а ее действительно трясло и продолжает трясти, – то это просто миссия и обязанность таких людей быть, если хотите, поводырями, которые ведут людей за собой, влияют на них, будят их и тем самым направляют все общество. И поэтому в разных странах люди искусства становились не только министрами, но и президентами – тот же Вацлав Гавел.

Мне тут напомнили его слова, которые он сказал, когда пришел к власти: «Лучше пять лет ошибок и действий, чем двадцать лет саботажа и неприкрытого вредительства». В нашем случае, в случае Украины – это 23 года, в том числе в области культуры. Но я, конечно, неподготовленный чиновник. Меня уже на следующий день после назначения спрашивают журналисты – с какой программой вы пришли? Я говорю: программа вся была три месяца на Майдане! Но, конечно, у меня были свои представления о том, как должны развиваться театр, кинематограф, в какую сторону нужно двигаться в той или иной области. И не менее важно, что мне пришлось обратить внимание на команду – какие люди мне помогут, будут вести системную работу, бумажную работу. И я этим занимаюсь и буду заниматься.

Театры или бронежилеты

– Это все прекрасно, но у вас в стране сейчас идет война. Во время Великой Отечественной, например, многие театры – да и другие учреждения культуры – были закрыты, а актеры ездили в составе агитбригад на фронт. Как вам такая идея?

– Между прочим, гражданская инициатива деятелей искусства немало сделала в этот военный период. Мы формируем художественные бригады, которые согласны ехать на передовую, в воинские части и давать там концерты, играть спектакли и так далее – то есть поднимать боевой дух. Так что вы, можно сказать, угадали – так это и происходит. И как показала практика, для солдат это очень важно. Когда в периоды относительного затишья звучит музыка, песни – у военных слезы на глазах. Мне говорили артисты, что военные их благодарили и просили приезжать еще. И артисты мне говорят: мы поедем еще. Так что это не какая-то формальность. И еще: я прихожу в театр или иное учреждение культуры, искусства – там написано: наш коллектив собрал столько-то тысяч гривен на поддержку армии. Я никаких таких указаний, разумеется, никому не отдавал. Это просто солидарность.

– Но вообще в условиях войны, может, лучше купить бронежилеты для армии, чем финансировать в данный момент те же библиотеки или кино?

– Я не поддерживаю такую идею. Но мы сейчас и правда не то что закрываем, но приостанавливаем деятельность, например, музеев в тех регионах, где это небезопасно (имеются в виду Донецкая и Луганская области – прим. А.А.). Там ценные экспонаты, которые являются нашим национальным достоянием и которые не должны попасть в руки мародеров. Они ведь не только инкассаторские машины захватывают и банкоматы грабят, они уже пытаются и из музеев изымать те или иные ценности. И для нас именно это является большой угрозой.

– А вообще министерство культуры Украине нужно? Жила же и развивалась как-то украинская культура без всякого министерства?

– А министерство культуры не для того нужно, чтобы руководить культурой. Оно должно быть площадкой, на которой можно реализовать те или иные инициативы. И мы сейчас открываем двери министерства для многих организаций, которые вообще никогда с государственными учреждениями не работали. У нас же долгое время министерство культуры просто выполняло распоряжения президента или премьер-министра по организации всяких ритуальных мероприятий, ну, например, возложить цветы 9 Мая. Ясно, что без этого никак, но не это же должно быть основным смыслом деятельности министерства культуры.

И потом, у нас сейчас в каждом министерстве один из заместителей министра должен отвечать за евроинтеграцию. То есть в нашем случае – за культурный обмен с европейскими странами, институтами, структурами. Нам ведь и законодательную базу культуры надо менять (смеется). Вот вы сказали, что все деньги у министерства культуры надо забрать и кинуть на оборону. А вот я был с визитом во Франции и привез оттуда идею, которой поделился на заседании правительства: из акциза, которым облагается алкоголь и табак, отчислять процент на культуру, чтобы с каждой бутылки пива по копейке на культуру шло. А мне говорят: молодец, Евген, здорово придумал! Но только не на культуру это пойдет, а на оборону. Ну ладно, что ж поделаешь!

Майдан должен быть искренним

– Пока что мы говорили с вами как с министром культуры. А сейчас вопрос участнику и ведущему Майдана: сколько еще должен стоять Майдан?

– Тут важно, чтобы им не начали злоупотреблять или использовать в каких-то своих целях. То есть, для меня важен искренний Майдан. Я скучаю по Майдану. Но вместе с тем я считаю, что нужно переходить в иную фазу строительства государства. И Майдан должен переходить в русло работы на местах. Люди не должны себя чувствовать брошенными. Надо сделать все, чтобы эти люди, многие из которых не имеют работы, были задействованы. Из них надо формировать бригады, которые на этом же самом Майдане и Крещатике будут заниматься работами по реконструкции. Чтобы они были задействованы в возведении мемориального комплекса, конкурс на лучший проект которого мы объявили совместно с киевской городской администрацией.

Контролировать власть сейчас можно на местах, а в каких-то исключительных ситуациях собраться буквально за несколько часов. Я не говорю про всех, но там уже начали появляться элементы, которые занимаются такой профессиональной революционной деятельностью. Я бы не хотел, чтобы за это получали деньги. Мы не получали.

Цвета Майдана – это цвета национального флага, песня Майдана – это государственный гимн, который многие впервые прочувствовали и полюбили. И главное, Майдан – это такой высокий градус веры в самих себя, вне зависимости от того, кто на каком языке говорит, к какой религии принадлежит. Среди нас были священники всех конфессий, были мусульмане, евреи, христиане. И в этом смысле у нас не было никаких проблем. А потом эту ситуацию стали извращать – мол, кто-то что-то собирается запрещать. Никто ничего не собирается запрещать! Театры, которые работали на русском языке, так и работают и будут работать на русском. Никаких в этом смысле проблем у нас на самом деле нет.

– А вы готовы к тому, что после выборов президента или выборов Верховной Рады правительство переформатируется и вас в нем уже не будет?

– Это-то я прекрасно понимаю, тем более что я сам всех призывал не держаться за кресла. Нам вообще изначально сказали, что мы тут все на три месяца. Потом оказалось, что все же не на три, потому что выборы президента, потом инаугурация, потом надо учесть, что президент тут ничего не меняет, что только после выборов Верховной Рады, которая утверждает премьера, который приводит свою команду, что-то может измениться. Так что не так уж оно все быстро и закончится, как выясняется. А дальше уж будет как будет. Говорят, что кто-то из тех, кто работает сейчас, может остаться и в новом правительстве. Но это все зависит от политической ситуации.

– Но вы-то в любом случае останетесь символом Майдана, образцом гражданской активности...

– Знаете, у меня такой склад характера, что я уже не смогу залечь на дно, как будто меня ничего не интересует. Это невозможно.

– В театр-то не хочется вернуться?

– Когда меня только собирались назначить министром, меня в первую очередь волновало, как отреагируют люди. И когда на Майдане люди откликнулись одобрительно, для меня это было последним аргументом в пользу решения принять эту должность. А в следующий момент пришел страх от мысли, что я теперь не смогу даже частично заниматься творческой деятельностью. И мне тогда напомнили, что по закону творческая и преподавательская деятельность не запрещены для чиновника.

Конечно, учитывая то, что я тут, в министерстве, провожу практически круглые сутки, сложно полноценно участвовать в творческом процессе. Но вместе с тем три моих спектакля продолжают идти в репертуаре театра. Так что на сцене я продолжаю играть, и для меня это очень важно. Я смог закончить дипломный спектакль со студентами, я их не бросил, хотя работать нам приходилось практически по ночам. Так что пока мне удается совмещать, хотя моя, скажем так, творческая душа хотела бы уделять творчеству больше времени. Но и в нынешней ситуации эта деятельность дает мне необходимую отдушину, я остаюсь в актерской форме. Как уже было сказано, мы зависим от политической ситуации: все это может закончиться. И самое близкое мне, к чему я могу вернуться – это к своей актерской профессии.