На этой неделе эстонские СМИ хвалили и критиковали Праздник песни и танца, но и про русский язык не забывали.
Власть № 4. Эту песню не задушишь, не убьешь
«27 тысяч зря потраченных минут, – сообщает первая полоса газеты Eesti Päevaleht. – Русский язык учат в школе годами, но гимназисты им не владеют. Должно быть, проблема в методике». Текст отсылает к мнению журналиста Греты Кюльвет «Неуловимый русский язык».
Великий, могучий
Когда в четвертом классе Грета написала на 5+ контрольную по русскому (про диких животных), она радовалась, что вскоре выучит этот язык. Пару лет спустя, приехав в Таллинн в гости к бабушке, девушка ощутила себя в троллейбусе идиоткой, не понимающей русский в принципе. В прошлом году Грета окончила гимназию, по русскому у нее пятерка, и считается, что она знает язык на уровне B2, то есть может, например, защищать свои взгляды. «На деле этого уровня достигают лишь те, у кого мама или папа русские и с языком порядок. Если я понимаю один из нескольких обращенных ко мне вопросов, то лишь случайно. Живо обсуждать мои взгляды я могу только в грезах».
Грета признается, что не уяснила до конца спряжение глагола «идти», зато она помнит из учебников слова «починка зонтиков» и «достопримечательность» – их как раз учили, а зачем? Беда не с конкретными учителями – точно так же обстоят дела по всей стране: эстонские школьники зубрят ненужные выражения, а разговорный язык проходит мимо. И жаль, что так: «Я не соглашусь с теми, кто, не обосновывая адекватно свою точку зрения, утверждают, что русский учить бессмысленно и напирать нужно на языки Западной Европы... Из-за недостатков обучения у нас взрослеет поколение, которое русского не знает и должно либо общаться с 300 тысячами местных русских на языке жестов, либо избегать общения с ними вовсе. Надеюсь, вскоре ситуация исправится...»
Все это напоминает изучение эстонского в ЭССР – вплоть до богатого слова «мялестуссаммас» («памятник»), которое мы зубрили, не освоив толком омастав с осаставом. Русский язык сложен, и огрехи преподавания наверняка есть, и исправить их часто мешает та самая точка зрения, что русский эстонцам не нужен. Но, может, кто из эстонских читателей и задумается по аналогии, просто ли русским «выучить эстонский», как того требует идеология. Или не задумается.
С русским все и правда тягостно. Журналист Eesti Päevaleht Рой Стридер, судя по его статье о Певческом празднике, уверен, что когда в советском детстве в песне «про звездочки над стеной Кремля» заменил zvjozdotški на tšjortotški, последнее вызвало показной гнев учителя, потому что tšjortotški в переводе – «чертенята» (kuradikesed). Но это ладно. Стридер пишет о том, что если эстонский народ истинно свободен и силен, на празднике можно было бы петь и на других языках, кроме эстонского (главное, чтоб не про zvjozdotški), – и в этом мнении не одинок.
«Катюша» и себяшка
Эстонские СМИ переполнены текстами о Празднике песни и танца. В особенности песни: где, как не на Певческом поле, словишь эмоцию эстонского народного единения? Единством народа восторгаются все, и, конечно, речь идет об эстонском народе, а не о народе Эстонии. Почувствуйте разницу. Как пишет участница празднества Марика Кирх в мнении «Певческий праздник как народный» (Postimees): «Менялось многое, но на певческие праздники всегда шли, чтоб доказать через песни-танцы другим и себе свою эстонскую сущность».
Кирх описывает типичный советский праздник песни с фигой в кармане народного костюма, и оказывается, что ничего людоедского тогда не было: «В СССР хоры были в какой-то мере альтернативой народным обществам... Многие официально вели отсчет деятельности с XIX века... В те времена было лицемерное возвеличивание партии и правительства. Кто не помнит большие красные плакаты, хвалебные слова, портреты Ленина? Но после какой-нибудь одной эстонской народной песни воодушевлённый народ готов был терпеть коммунистические песни и партийные речи... В программе всегда была песня Тухманова, Дунаевского и других русских патриотов. Реакция слушателей на эти песни и на эстонские песни была разной. Иногда народ не хлопал, корчил презрительные рожи, иногда вставал и благоговейно подпевал».
Редакторы Õhtuleht в колонке «Русские на Певческом празднике? Добро пожаловать!» пишут: «Упреки в том, что русских на празднике якобы не ждут, видятся несправедливыми... Говорят, девять лет назад русские культурные активисты предлагали включить в программу русские песни, но это предложение не приняли. Может, стоит обдумать его заново? В репертуаре нынешнего праздника найдутся три-четыре маргинальные песни, которые можно было бы заменить русскими. Если бы это были песни, которые знают и эстонцы, мы бы, конечно, подпевали. Скажем, “Голубой вагон”. Или “Катюша”. Главное – не погрязать в догмах, а сделать так, чтобы всем было как можно более радостно».
Журналистка той же газеты Каролийна Васли описывает, как в воскресенье ехала на Певческий праздник и услышала в автобусе беседу двух русских мужчин: откель столько народа? Праздник же! Надо сойти, нас туда не звали... «Меня это покоробило, – пишет Васли. – Мы твердим об эпохе пробуждения, патриотизме и единстве, но на деле Певческий праздник – событие лишь эстонское. Таким оно, видимо, и останется. Это антипод интеграции. Русских хоров там раз-два и обчелся. Честно говоря, я не знаю, чем их туда заманить... Они там чужие! Наши СМИ наперебой пишут о хвалящих праздник иностранцах. Но не о местных русских. Не припомню, чтобы Ильвес или другие политики, воспевая единство, говорили и об этой трети населения Эстонии». Зато Ильвес сделал на празднике «селфи», ну или «себяшку» – фотографию себя, такого красивого, на фоне поющих. Ай, молодца!
Праздничная дискриминация
Есть к празднику и вненациональные претензии. Кристер Парис пишет в Eesti Päevaleht про «унижающую изгородь»: «На сей раз оград было три. Внешний периметр, чтоб не просочились слишком бедные. Ограда для очень важных персон, чтоб остальные знали свое место. И ограда для опустившихся – т.н. пивной загон... Детей туда не пускали. Почему? Боялись, что ребенок увидит, как мама-папа глушат пиво? Дома он это и так видит. Хотели, чтоб родители не набрались? Многие не набрались, но вышел раскол: что дозволено одиночке, не дозволено родителям. В итоге дети сидели по одну сторону ограды, родители – по другую. Унизительно, но так и было задумано».
Õhtuleht вдобавок критикует устроителей за то, что после двухчасового танца почти четверть часа они благодарили руководителей танцевальных коллективов – слишком долго! – и еще за разборчивость: «Пенсионный возраст увеличивается, а пожилых не допускают до праздника танца: если конечности не двигаются в требуемом диапазоне, нечего тут. Надо проводить еще НАТО-тест, чтобы только жизнестойкий народ рисовал телами на стадионе совершенные узоры». Рядом масла в огонь подливает Лаур Уудам: «Даже с инвалидов в колясках брали по четыре евро, чтобы и они ощутили себя полноправными участниками праздника».
«Считается, что я не настоящая эстонка, раз не была ни на одном Певческом празднике, – пишет в EPL журналист Мерье Мердик. – Но я чувствую эстонскость, когда в кругу друзей заговаривают о родине – и все, даже те, у кого на ушах оттопталось стадо слонов, поют. Это свои, думаю я с гордостью. А толкаться, стоять в очередях, да еще и под дождем, думать, как потом попасть домой – чтобы доказать, что ты эстонец? Не хочу. При этом когда другие грезят о жизни за границей, я говорю: можно куда-нибудь съездить, хоть на месяц, но жить я хочу только тут!» Это к вопросу о празднике и патриотизме.