Эйки Нестор: монахом я не был даже в школе

Спикер Рийгикогу Эйки Нестор на своем рабочем месте. Фото: Тоомас Хуйк

Когда я думаю о социал-демократах, имя Эйки Нестора приходит мне в голову первым. До того как у соцдемов появились министерские портфели, почти все сложные вопросы от имени партии – как на эстонском, так и на русском языке, – комментировал именно Нестор. И несмотря на это, пост спикера Рийгикогу стал первым высоким назначением для 61-летнего политика за долгие годы.

На столе в рабочем кабинете председателя парламента еще стоят цветы и пакеты с подарками, оставшиеся после дня рождения. «Никак не донесу до дома», – виновато улыбается он. Чувство неловкости – это именно то, что Эйки Нестор, по его словам, испытывает каждый свой день рождения: ему не нравится обременять людей.

- Первый вопрос совсем не о политике. Вы знаете происхождение своей фамилии?

– Если честно, нет. Догадываюсь, но точно утверждать не могу. Потому что мой покойный отец, который умер уже около 20 лет назад, практически не имел родственников, от которых я мог бы что-нибудь узнать о своих корнях. Но я знаю, что люди с такой фамилией живут в окрестностях Козе, Пайде, в Рапламаа и Ярвамаа. И я думаю, что эта фамилия родилась, как и многие эстонские фамилии, от имени. Нестор – это же имя, распространенное в известных географических областях. Таким путем и мои предки, вероятно, его получили. Я так думаю, хотя никогда специально не изучал этот вопрос.

– У русского человека первым делом возникает ассоциация с Нестором Летописцем.

– Когда мы в школе его проходили, меня даже пару дней звали монахом, но потом бросили эту затею, поскольку на монаха я и тогда мало походил. А был еще такой выдающийся анархист Нестор Иваныч Махно. А в последние годы со мной еще пару раз приключалась такая штука, что приезжаю я в Брюссель, прихожу в гостиницу, где у меня забронирован номер. Нет, говорят, брони на имя Нестор. В первый раз я испугался, подумал, что сам что-то напутал второпях, бросился выяснять, и оказалось, что они решили, будто моя фамилия Эйки, и на нее и забронировали номер. В следующий раз я уже сразу знал, в чем подвох.

Слабое место – равнодушие к постам

– До назначения спикером вы долгое время оставались на вторых ролях, чем-то вроде серого кардинала партии или скорее даже эксперта по всем вопросам. С чем это было связано?

– Я был председателем партии в 1994 году. В те времена наше положение было очень шатким. В Рийгикогу седьмого созыва мы решили, что все будем эдакими великими государственниками, будем строить государство и вообще не пойдем на выборы. И когда меня избрали председателем партии, первым шагом было объединение с нашими партнерами по коалиции и поиск лидера для новой партии. Мы позвали на этот пост Андреса Таранда, который и согласился. После этого я пару раз баллотировался на пост вице-председателя партии, и меня избирали. Но в последнее время я принципиально, сознательно и с радостью уступаю возможность быть на виду молодым и тем, кто хочет себя показать.

Я – типичный эстонец: сижу в сторонке, делаю свое дело, говорю, когда мне есть что сказать, и радуюсь, если что-то сделал хорошо и это отметили. Но поскольку меня волнует то, что мы делаем, то я, естественно, достаточно часто выступаю с комментариями. У каждого политика есть слабые места. Мое слабое место – это равнодушное отношение к высоким постам. Взять хотя бы нынешнее место спикера. Ну да, мои обязанности несколько изменились, приходится очень много общаться на международном уровне. Когда меня избрали спикером, я сразу же купил себе два новых костюма, поскольку работа обязывает. Но как человеку мне было бы удобнее и интереснее существовать в свитере и джинсах.

– С вашей точки зрения пост спикера Рийгикогу имеет скорее церемониальное значение или на ваши плечи ложатся обязанности своего рода примирителя? Вот, например, осенью нас ждут непростые переговоры по государственному бюджету...

– С одной стороны, это должность председательствующего на собрании. Но помимо этого, правление Рийгикогу играет очень важную роль в том, как общаются между собой парламентские комиссии, насколько ладят коалиция и оппозиция. Я неизбежно должен считаться с тем, что общение тех, кто у власти, с теми, кто в оппозиции, складывается тяжело, и правление Рийгикогу должно, с одной стороны, следить за соблюдением демократических процедур, а с другой стороны – за тем, чтобы общение в процессе принятия законов было корректным.

Приведу один пример. Когда меняется правительство, неизбежно меняется и состав парламентских комиссий. И есть комиссии, в которых представителям оппозиции и самим было бы неудобно занимать пост председателя. Например, финансовая. Представьте, смотрит человек «Актуальную камеру», там выступает депутат – честит проект бюджета на все корки, а внизу титры: «Председатель парламентской комиссии». И телезритель недоумевает: какого черта?!

Раньше смена коалиции в Рийгикогу всегда выглядела неприглядно. Члены комиссий демонстративно уходили в отставку, выражались вотумы недоверия. Ну при чем здесь недоверие? Все же и так понимают, о чем сыр-бор. И в этот раз я поговорил с представителями коалиции и оппозиции о том, что в конечном итоге из-за таких вещей и складывается впечатление, что депутаты пекутся только о постах, а судьба народа их совсем не интересует. Нужен ли нам такой театр? Мы пришли к выводу, что не нужен. И когда власть сменилась, в СМИ вышли только краткие сообщения, что в такой-то комиссии был назначен такой-то председатель. Все прошло спокойно.

Правление Рийгикогу и руководители фракций и раньше время от времени встречались на так называемом совете старейшин и обсуждали те вещи, которые могли бы быть выше партийных интересов, когда совершенно ясно, чего ждет народ от парламента. Например, в прошлом году депутат Кая Каллас взялась за составление этического кодекса депутата. Когда Каю выбрали в Европарламент, она передала этот незаконченный кодекс в правление Рийгикогу. Кодекс был инициирован группой депутатов, кто-то из них ушел в Европарламент, другие заняли министерские посты. Но это же не кодекс Каи Каллас и Эйки Нестора! И вот мы в совете старейшин Рийгикогу начали обсуждать, что нам с ним делать дальше.

И наконец, раньше у меня было куда меньше обязанностей, связанных с внешней политикой, хотя и в этой области были темы, которые меня всегда интересовали.

– В эстонском государстве есть три высших должности: президент, спикер Рийгикогу и премьер-министр. С президентом и главой правительства у людей связаны более или менее определенные ожидания, хотя президенту иной раз и приписывают больше полномочий, чем у него есть на самом деле. А чего обычные люди ждут от спикера парламента? Он их вообще интересует?

– В какой-то степени логично, что даже если три-четыре года назад был принят какой-то закон, против которого я категорически выступал в то время, то сегодня люди, которым этот закон не нравится, все равно выплескивают свое недовольство на меня. На кого же еще, как не на спикера парламента! Мы не должны ожидать от людей, чтобы они разбирались во всех тонкостях управления государством, у них и других забот много. Я всегда пытаюсь объяснять сложные вопросы просто. Например, нашего президента можно сравнить со шведским королем. У него тоже в основном представительские функции. А народ смотрит вокруг и думает: вот американский призидент сделал то-то, российский то-то, французский еще что-то, а наш почему ничего не делает?!

В те времена, когда наша конституция была еще молода, президент Леннарт Мери пытался прощупывать границы своих полномочий. Между парламентом и президентом шли ожесточенные споры, кому что позволено. Во время второго президентского срока Мери все значительно изменилось. Я помню, как перед выборами президента в парламенте депутаты пришли к нему и сказали: «Уважаемый президент Мери, мы будем рады, если вы снова станете нашим президентом, но у нас для вас ряд условий». И одно из них было – уважать парламент. И со времен второго президентского срока Мери все президенты придерживались этих границ. Грустно слышать, когда президенты в запале обещают то, чего не могут выполнить. Нынешний президент, к счастью, ничего подобного не делает. Он с самого начала взял на себя роль гаранта конституции.

Антикоммунист и антифашист

– Социал-демократическая партия делает ставку на русскоязычный электорат. Это значит, что и вы остро ощущаете на себе раскол мнений из-за конфликта на Украине. Как выкручиваетесь?

– Нам в этой ситуации проще, чем Центристской партии. Объясню почему. Сначала о себе лично. Я всю жизнь общался с людьми вне зависимости от того, какой они национальности. У меня друзья всех национальностей и среди тех, кто меня на дух не переносят, тоже найдутся представители разных народов. Наш избиратель – это человек, который понимает, что живет в Эстонии, доволен этим, гордится, что он русский, любит свой язык и культуру. Что больше всего отличает нашего избирателя от избирателя центристов – наш избиратель не плачет по СССР. А в Центристской партии и эстонский избиратель плачет по СССР. Сависаар создал идеологию «Господь страдает вместе с тобой», в которой он выступает в качестве главного страдальца. Электорат нужно делить не по национальности, а по отношению к прошлому. Я вот – человек, которого даже в комсомол не приняли...

– И чем же вы им не подошли?

– Я был какой-то не такой. У меня были длинные волосы, я носил джинсы, слушал неправильную музыку и вел неправильные разговоры. Меня настоятельно попросили не вступать в комсомол и в партию, и я настоятельно с этим согласился. Мне не нравилась, не нравится и никогда не понравится советская власть. Я и антикоммунист, и антифашист, и не вижу разницы между этими двумя явлениями.

Мы, социал-демократы, вообще часто оказываемся посередине. Приведу важный для русского читателя пример: когда-нибудь я напишу длинную статью по этому поводу. Взять обучение на эстонском языке в русской школе. Одна сторона говорит: надо говорить по-эстонски. Вторая: не надо учить эстонский. А мы пытаемся объяснять, что с эстонским языком проще и учиться, и работать. В политике всегда так – надо уметь объяснять.

– Вероятно, не случись украинского кризиса, вашей партии пришлось бы не так сложно. Или тот факт, что вы вошли в правительство, в глазах избирателя должен перекрыть все то, что касается взглядов соцдемов на международные события?

– Это, конечно, так. Сейчас в правительстве есть партия, которая думает не о национальностях, а о проблемах. И это идет на пользу всем, в том числе и позиции нашего правительства по Украине. Европа сделала все, чтобы никто никогда больше не завоевывал мир с оружием в руках и все решалось путем переговоров. В этом смысле Европа сейчас переживает нелегкие времена. С одной стороны, все это очень печально и серьезно, и очень трагично с человеческой точки зрения. Мы видим, как границы снова перекраиваются с помощью силы. Я уже давно не слышал таких речей в духе Брежнева, какую я слышал тут недавно от спикера Думы. Это неприемлемо для развитых стран. С другой стороны, по всей Европе сейчас встречаются люди, которые готовы голосовать за возвращение холодной войны. Но это так же опасно и чудовищно. (Задумывается) Все это будет предметом долгих дискуссий. Однажды я и об этом напишу пространную статью. В любом случае, украинцы сами должны решать, чего они хотят для себя в будущем.

– Каким источникам информации об Украине доверяете лично вы?

– Основную информацию я получаю из наших СМИ. Кроме того, на полдня раньше, чем СМИ, и в несколько более широкой и откомментированной форме я получаю информацию, которую передает наш МИД. И, конечно, помогает международное общение. Недавно на одном мероприятии мы поговорили со спикером украинского парламента.

– Осень – время принятия госбюджета. И критики уже говорят: вот сейчас мы увидим, чего стоят обещания коалиционных партий! Денег на все не хватит. Насколько положительным может быть исход прений по бюджету для вашей партии?

– Я думаю, что в этом году обсуждение бюджета пройдет поспокойнее. На протяжении нескольких предыдущих лет правительство представляло парламенту проект бюджета, а незадолго перед этим пакет законов, которые влияют на приходные и расходные статьи этого бюджета. В нынешней коалиции мы договорились, что законы, влияющие на бюджет, мы примем весной. В этом отношении теперь работать проще. Сложной делает ситуацию положение в экономике, события на Украине. Очень много таких вопросов, дать ответы на которые не способен ни один прогноз.

Есть, конечно, такие статьи, в которых партнерам по коалиции придется довольствоваться меньшим. Например, мы не хотим, чтобы рост зарплат в госсекторе отставал от роста зарплат в частном секторе. Но сегодня мы видим, что последний экономический прогноз не позволяет существенно повысить зарплаты в госсекторе. Исключением являются работники культуры, социальные работники, полицейские и пограничники. Остальным придется довольствоваться меньшим.

С другой стороны, мы довольны тем, что нам удалось добиться важного прорыва в вопросе детских пособий. Теперь я буду говорить как бывший министр социальных дел. Смотрите, если сумма какого-то пособия не меняется долгие годы, то значение этого пособия теряется. Вопрос не столько даже в деньгах, сколько в смысле. Разумные государства каждый год понемногу повышаются детские пособия, потому что если не повышать пособия десять лет, то потом наверстывание упущенного обернется большими расходами, ради которых придется идти на жертвы. Поэтому мы хотели бы добиться того, чтобы в будущем, при любом правительстве, пособия повышались каждый год. У нас с Партией реформ действительно разный подход к налоговой и социальной политике, но то, чего мы добились с детскими пособиями, это, по-моему, большое дело.

Мы так надеялись на зеленых!

– Вы долгое время были в оппозиции. Теперь вошли в правительство. Как вам кажется, после смены состава коалиции отношения между правящими и оппозиционными партиями в парламенте изменились?

– Я бы хотел начать немного с другого конца. Мне не нравится то, что у нас в парламенте всего четыре партии. Их могло бы быть шесть. Три – это уже на грани. Мне нравятся партии с конкретным мировоззрением, и чтобы этих мировоззрений было больше. Сейчас Партия реформ говорит – мы партия успешных людей. Тем, кто за нее голосует, нравится ассоциировать себя с успехом. IRL очень ясно играет на поле национального вопроса. Центристы говорят: Сависаар страдает вместе с вами, отдайте за него голос, и вам станет немного легче. А наш избиратель в самой сложной ситуации. Я уже 20 лет слышу, как люди говорят: я голосую за Миксера, или Падара, или – черт возьми! – Нестора, потому что его слова кажутся мне разумными. И, поверьте, добиться такого отношения куда сложнее. Мне очень жаль, что из парламента выпали зеленые, партия которых превратилась, по сути, в семейное предприятие. С ними нам было бы проще всего найти общий язык. Мы так на них надеялись!

– На фоне расцветающего повсюду популизма возможно ли для политика быть честным и при этом популярным?

– Ой, в этом я совершенно уверен! Но на политической кухне нужно постоянно думать о том, что и как ты сказал, ты должен играть на опережение. Старая поговорка – что газетой убивают мух и политиков – по-прежнему не теряет актуальности.  

Проблема в том, что политика в демократических странах отстала от развития информационного общества. Сейчас люди часто больше знают о ситуации, чем те, кто ими правит. Хотя в прошлом составе Рийгикогу в разгар экономического кризиса министр Ивари Падар позвонил мне из Брюсселя, и на основании трехминутного разговора финансовая комиссия внесла в законопроект поправки, единогласно за них проголосовала, и тем самым была предотвращена паника среди вкладчиков. Сто лет назад подобное было бы немыслимо.

И все же этого недостаточно. Теперь активная и хорошо информированная часть общества хочет участвовать в политике не только раз в четыре года. Но это понимание дается политикам очень нелегко. И очень трудно выработать способы широкого участия общественности в принятии решений. Например, почему заседания наших комиссий должны быть закрытыми? Ну, слышу я в ответ, вдруг посторонние туда придут, а потом будут везде болтать об услышанном? Бессмысленное упрямство, но это характерно для всех европейских стран.

Справка «ДД»

Эйки Нестор

Родился 5 сентября 1953 года.

Окончил Таллиннский политехнический институт по специальности инженер-механик автотранспорта.

Работал по специальности, возглавлял Профсоюз транспортных и дорожных рабочих.

С 1992 года практически безвылазно является депутатом Рийгикогу.

Член социал-демократической партии.

Женат, отец двух сыновей.