Владимир Игнатов: То ли девочка была хороша, то ли соната Геслера

Владимир Игнатов убежден: чем меньше люди будут осведомлены о том прекрасном, что есть в мире, тем легче ими манипулировать. Фото: Тайро Луттер

В 16 лет он впервые услышал звуки рояля, и это определило его судьбу. «Я буду пианистом!» – сказал он родителям и учителям, видевшим его в будущем ученым-математиком.

Как оказалось, он был прав, и сейчас даже невозможно представить, что могло случиться иначе. Председатель и художественный руководитель Русского филармонического общества Эстонии, педагог, композитор, лектор и просто увлеченный человек, Владимир Игнатов на вопрос, кем он себя считает в первую очередь, отвечает: «Прежде всего я – пианист. Это то, что мне в себе нравится. Я не мыслю себя без рояля. Для  меня самое важное – суметь сыграть более или менее достойно и интерпретировать идеи композиторов, писавших для рояля. Слава богу, репертуар у пианистов колоссальный, причем шедевр на шедевре… Я счастлив, что могу и сам приобщиться, и других приобщить к подлинным шедеврам. Все остальное – и сочинение музыки, и преподавание, и руководство – так или иначе вытекает из этого».

Музыка внутри

– Вы сказали, что не представляете себя без рояля. Так было всегда?

– Да, с той самой минуты, когда я впервые прикоснулся к черно-белым клавишам. Буквально сразу. Мне было 16 лет, и это была моя первая любовь. И навсегда.

– Удивительно: в таком возрасте редко кто начинает заниматься музыкой…

– Так вышло. Я жил в глухой деревушке, и там не было никаких условий для занятий музыкой. Мой папа военный, и мы постоянно переезжали с места на место. Родился я на Дальнем Востоке, но потом лет шесть мы жили в Саратове, однако никому в семье не приходило в голову отдать меня в музыкальную школу. Я был пятым, самым младшим ребенком; старшая сестра училась на физмате, средняя была литератором, третья  преподавала английский в школе, а брат был инженером-метеорологом, и каждый из них стремился меня обучить своему ремеслу. Учился я очень хорошо, можно сказать, блестяще, особенно мне давалась математика, и все в школе считали, что я должен поступать в университет на мехмат. Музыкантов у нас в семье не было. Правда, папа, видимо, обладал какими-то способностями и музыкальным слухом: взяв в руки аккордеон, балалайку или гитару, он мог минут через пятнадцать что-то сыграть. Однако никто и предположить не мог, что я пойду по музыкальной стезе.

– Помог случай, который, говорят, не бывает слепым? 

– Наверно. У нас в центре был Дом офицеров, и вот однажды я пришел туда и услышал, как кто-то играет на пианино. Я пошел на дивные звуки и увидел необыкновенно хорошенькую девочку, которая играла что-то очень милое – как впоследствии оказалось, это была соната Геслера ля минор. Не знаю, то ли девочка была уж очень хороша, то ли соната Геслера, но что-то во мне щелкнуло, и я понял, что обязательно должен играть на этом чудесном инструменте. 

– А по радио вы разве раньше не слышали фортепианной игры?

– По радио – да, но это другое. Между прочим, как я вспоминал впоследствии, когда я оставался дома один, еще с малолетства я слышал внутри себя какую-то музыку, чаще всего хоровую, но я тогда не понимал, что это моя музыка и что ее нужно как-то записать… Ну так вот, я познакомился с этой девочкой, и она пригласила меня к себе. У нее дома было даже не пианино, а рояль – ее папа был каким-то крупным военным.

– Помните, как ее звали?

– Разумеется. Ее звали Татьяна Бургачева.

– Это была любовь?

– Видимо, да. К музыке, конечно же (улыбается). Тогда я сразу для себя решил: буду заниматься музыкой и ничем иным. Мои школьные учителя сочли, что я сошел с ума, родители были того же мнения, но поскольку я был их любимым сыном, то сказали: делай, что хочешь. И купили мне пианино, что в те годы было довольно сложно. И вот я, шестнадцатилетний оболтус, перестал ходить в школу, часами просиживал за фортепиано и по самоучителям и учебникам изучал нотную грамоту, сольфеджио, историю музыки… Покупал книги и ноты в магазинах в Уссурийске и Владивостоке. Занимался самостоятельно, общаясь с теми, кто умел играть, – и с этой девочкой Таней, и с женами офицеров. Чего только я тогда не перечитал, не переслушал! И, хотя это нельзя назвать даже намеком на образование, но через три года таких самостоятельных занятий я поехал поступать в музыкальное училище во Владивосток. И – самое смешное – поступил. А после окончания училища была консерватория во Владивостоке, где я проучился лишь год: моего любимого педагога перевели в Петрозаводск, в филиал Ленинградской консерватории, в качестве заведующего кафедрой, а я хотел учиться только у него. И я поехал через всю страну в Петрозаводск. И там уже не было проблем, я окончил консерваторию, получил хорошее, полноценное образование. Осуществилась моя юношеская мечта, страстное желание стать музыкантом.

Соревнуясь с самим собой

– У вас в молодости были какие-то цели, амбиции? Вы участвовали в конкурсах?

– У меня всегда было одно желание – научиться играть лучше, чем я играю сейчас, поэтому, можно сказать, что это было соревнование с самим собой. Естественно, я принимал участие в конкурсах, которые устраивались в училище и консерватории, но стремления как-то выдвинуться, одержать победу у меня никогда не было, да и в то время лидеров из нас не готовили: этим занималась Московская консерватория, которая поставляла кадры для конкурсов, и делала это блистательно.

– Каким было ваше первое место работы?

– После окончания консерватории я вернулся во Владивосток и стал преподавать в музыкальном училище, а также некоторое время – и в консерватории. А потом по воле судьбы и своей жены я оказался в Таллинне.

– Опять любовь вас позвала?

– Да (смеется). Жена моя – таллиннка, но познакомились мы с ней во Владивостоке, в драмтеатре, куда она получила направление как художник по костюмам после окончания Мухинского училища в Ленинграде. А когда пришла пора появиться на свет нашей первой дочурке, Ольга сказала, что будет рожать только дома. И мы поехали в Таллинн. С тех пор минуло столько лет, столько всего было в жизни. Но я, как и прежде, в юности, делаю то, что хочу, занимаюсь тем, что люблю.

– Замечательная история, которая лишний раз подтверждает, что вы романтик по мироощущению.

 – В полной мере. Я верю, что людьми движут чувства. Даже в тех жестких условиях, в которых мы сейчас оказались, все равно победят люди, которые руководствуются большими, благородными чувствами. Подумайте только, сколько создано прекрасной музыки, начиная, скажем, с эпохи Баха. Столько поводов наслаждаться настоящим, истинно великим, а мы этим не пользуемся. Значит, время еще не пришло. Но я верю, что оно обязательно придет благодаря людям со светлыми и благородными чувствами. Иначе быть не может. Хотя сейчас странная, на мой взгляд, ситуация сложилась. Ну, например, вы знаете, что Бахом написано 300 кантат, одна другой прекраснее – я эти кантаты знаю вдоль и поперек, в каждой из них пять-шесть частей, и в каждой новые идеи, и какие… Но если мы с вами выйдем на улицу и спросим у ста человек, слышал ли кто-нибудь хоть одну кантату, вряд ли в ответ услышим «да». Но это же ненормально!

– Увы, это так, и причина этого в падении общего культурного уровня, в насаждении на ТВ, на радио масс-культуры. В советское время с музыкальным просвещением и образованием дело обстояло лучше. На радио и телевидении были передачи о классической музыке, а в праздничных, так называемых «партийных» концертах, принимали участие оперные артисты Милашкина, Атлантов, Синявская, великие музыканты Рихтер, Коган… А сейчас всюду одна попса.

– Я думаю, это злонамеренно делается. Поскольку чем меньше люди будут осведомлены о том прекрасном, что в мире есть, тем легче ими манипулировать. Меня вот что удивляет: поклонники рока или поп-музыки заявляют, что они хотят и должны быть свободными. И при этом, находясь в зале на пару тысяч мест, все они, как по команде, воздевают руки, подпрыгивают, пританцовывают. Но как может быть свободным человек, который выполняет то же самое, что 1999 человек с ним рядом? Свобода может быть только внутри человека, и свободный человек не может быть частью толпы. В том-то отличие классической музыки от всякой другой, что она обращается не к толпе, а к каждому лично.

Подарок новорожденному – диски с классикой

– Недавно Спиваков в одном из интервью сказал, что необходимо ввести в общеобразовательных школах уроки нотной грамоты, заметив, что мысль эта не нова и она принадлежит Шостаковичу.

– У меня на этот счет есть своя концепция. Я думаю, что каждый ребенок с младенчества должен попадать в атмосферу хорошей, тихо звучащей музыки. Шуман когда-то сказал, что для того, чтобы услышать только самое лучшее, созданное за столетия, не хватит и ста человеческих жизней. Поэтому не стоит тратить время на слушание всего, что попало. Пока ребенок так мал, что не в состоянии сам сделать выбор, он должен слушать самое прекрасное, ту музыку, которая не содержит драматических порывов и излишней тяжести. Если в течение нескольких лет он постоянно слышит музыку Баха, Моцарта, Вивальди, а не попсу, то я уверен, что, повзрослев, он выберет квартет Бетховена, а не пошлую песенку. Поэтому я бы предложил давать в подарок мамам, когда они выходят из роддома, не памперсы, а комплект дисков из ста записей классической музыки, которые должны звучать дома, тихонечко, как фон. А музыкальные педагоги и детские психологи должны составить такой список, который поможет будущим нашим гражданам приобщиться к великой музыкальной культуре.   

– Вы много лет преподаете фортепиано. Кто сейчас к вам приходит в студию РКЦ?

– В основном, это взрослые люди. Те немногие ребята, кто хочет заниматься музыкой, поступают в государственные музыкальные школы. А к нам приходят те, кто желает восполнить пробел в образовании, это и юные девушки, и те, кому за тридцать. Взрослые люди могут сами выбрать программу, по которой они будут заниматься с педагогом. Например, кто-то хочет научиться аккомпанировать себе, а кто-то хочет освоить элементы джаза. И мы им в этом с удовольствием помогаем.

Не только играть, но и просвещать

– И все-таки главное для вас – концертная деятельность. Знаю, что вы много играете в Германии.

– Да, бывает, что раз пять в год езжу, выступаю в разных городах – в Мюнхене, Лейпциге, Дахау… Вот где высокий уровень музыкального образования! В каждом городишке есть концертный зал, рояль, взыскательная и понимающая публика. Масса любительских оркестров, хоров. В прошлом году меня попросили в одном городке сыграть для детей часовую программу. Пока я думал, что им предложить, мне сказали, что будет два часа: первый час – для ребят с первого по третий классы и второй – с четвертого по шестой. Меня поразило даже не то, что зал на триста человек был забит и в первый, и во второй час, а то, как эти дети, только что прыгавшие, скакавшие, вдруг разом умолкли – слышно было, как муха пролетит, – и внимательнейшим образом слушали и радовались, и аплодировали.

– Что играли?

– Моцарта, Шуберта, Мендельсона, Бетховена. Я представил, что будет, если в нашей, таллиннской школе предложить двухчасовую программу? Меня услышат? А там просто идеальная публика. Им с самого раннего детства привита слушательская культура.

– Где вы еще выступаете – кроме Германии и Эстонии?

– В России, правда, за последнее время было только два концерта. Особо запомнился один из них: мне надо было саккомпанировать семи скрипачам из Петербургской консерватории. Это было так здорово! Просто изумительно талантливые юноши и девушки!   

– Что у вас в  ближайших планах?

– Первого октября мы в Русском культурном центре отмечаем Международный день музыки, целый день будет звучать классическая музыка. А в конце ноября у нас состоится традиционный фестиваль, посвященный юбилейным датам. На этот раз у нас юбилей юбилеев: фестиваль десятый по счету, и он будет посвящен не двум композиторам, как обычно, русскому и зарубежному, а трем русским композиторам: Глинке (210 лет со дня рождения), Мусоргскому (175 лет) и Римскому-Корсакову (170 лет). А в следующем году будем отмечать 175-летие со дня рождения Чайковского. Такая просветительская  деятельность просто необходима, я это ощущаю, когда что-то рассказываю и играю и вижу, с каким интересом люди слушают. Поэтому, когда мне народный университет предложил почитать курс лекций о русской музыке, я с радостью согласился. У нас, в РФО, существовала такая традиция, заложенная Геннадием Смирновым – «Беседы у рояля». Он очень много таких лекций-бесед провел, и у него была своя публика. Я считаю, что это очень нужно. Ведь столько всего прекрасного создано человечеством, и рано или поздно оно должно дойти, достучаться до всех. И тогда наступит благоденствие.   

Справка «ДД»

Владимир Игнатов родился в 1947 году в Спасске-Дальнем Приморского края.

Окончил Владивостокское музыкальное училище (1968) и Петрозаводскую консерваторию, фортепианное отделение (1973). В 1973–1979 гг. преподавал фортепиано в Музыкальном училище и Институте культуры г. Владивостока.

С 1979 года живет и работает в Таллинне, дает уроки фортепиано, выступает как с сольными программами, так и в качестве концертмейстера, пишет музыку. Автор пяти опер. Выступал с концертами в Германии, Финляндии, Польше, России, Швеции.

 В 1996 году вместе с А. Некрасовым, Г. Смирновым, Л. Градовой и другими музыкантами основал в Таллинне Русское филармоническое общество.