Спектаклю Русской театральной школы «смраХ» уже пять лет. За эти годы он сыгран множество раз, получил несколько наград и призов на фестивалях в разных странах, публика ходит на феерическую абсурдную постановку с завидным постоянством. Почему?
Хармсу – хармсово, а смеху – смраХово. Не рецензия
12 октября 2014, 10:31
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Пустое черное сценическое пространство. Ярким пятном – воздушные шарики около левой кулисы. Группа актеров в плащах и шляпах движется по сцене, синхронно и ритмично прихрамывая и подергивая плечами. Нервные все до невозможности, они будто исполняют эдакий танец хромых под названием «рупь-двадцать».
Все внешнее – ложно
Среди актеров – главное действующее лицо: Хармс, Даниил Ювачев, писатель-обэриут, основоположник литературы абсурда, мистификатор, греховодник, провокатор, сквернослов, бабник, романтик, талант необыкновенный. Правда, пока он не снял шляпу, он такой же – как все. Но вот шляпа сброшена, на голове – лента с надписью «юпитер» в зеркальном изображении. Одна бровь прорисована черным, на лице змеится усмешка. В главной роли – Сергей Пилипенко.
Про что этот спектакль? Про непохожесть на всех, про небоязнь быть неприятным и даже мерзким, про то, что талант – всегда талант, и за это ему прощается многое. Про то, что настоящая любовь – глубоко внутри, а снаружи – три буквы «ЙУХ» на белой трикотажной спине. И про то, что смех и страх – где-то рядом.
В заметках «О смехе» Хармс писал: «Есть несколько сортов смеха. Средний сорт смеха, когда смеется весь зал, но не в полную силу. Сильный сорт смеха, когда смеется та или иная часть залы, но уже в полную силу, а другая часть залы молчит, до нее смех в этом случае совсем не доходит. Первый сорт смеха требует эстрадная комиссия от эстрадного актера, но второй сорт смеха лучше». Вот такой второй сорт смеха раздавался в зале культурного центра Lindakivi, где на прошлых выходных играли спектакль.
Режиссер Ирина Томингас всегда ставит перед собой и своим коллективом трудные задачи. Иначе она не была бы Ириной Томингас. Вот и тут, решив взяться за сценическое переложение дневников, писем Хармса, цитат из его пьес, прозы и стихов, она выбрала путь пластической драмы, пропустив вперед свою многолетнюю коллегу – режиссера-балетмейстера Ирину Кротову. Между прочим, этот спектакль стал дипломной работой Кротовой. Постановщики решили отдать главную роль в спектакле жесту. Вслед за жестом идет интонация, правильный или парадоксальный выбор которой, как известно, может перевернуть смысл с ног на голову, если, конечно, у смысла есть ноги и голова.
«Дорогая Клавдия Васильевна!»
Эти слова актеры Русской театральной школы произносят на разные лады. То с восторгом Сухова из «Белого солнца пустыни» – помните его разлюбезную Катерину Матвеевну? То издевательски шипя или бубня себе под нос. Клавдия Васильевна – одна из близких женщин Хармса, актриса, нежная переписка с которой не мешала писателю иметь и жену, и любовниц. И в этом тоже – весь Хармс. Некрасивый внешне, он с легкостью влюблял в себя самых очаровательных женщин своего питерского окружения.
Говорят, что дворник ежедневно изумлялся, читая на дверях квартиры Хармса табличку каждый раз с новым именем. Он был чудак во всем – даже внешний вид вызывал, мягко говоря, неоднозначную реакцию окружающих. В начале войны подозрительные граждане принимали Хармса из-за его необычной одежды за немецкого шпиона.
И по своей жизни Хармс промчался с сумасшедшей скоростью. В прожитые им 36 лет уместилось два ярчайших супружества, множество несосчитанных любовных интрижек, годы творческого забвения, тюрьма, двухлетняя ссылка, голод, тяготы блокадного Ленинграда, психиатрическая больница. При этом он не только писал пьесы, рассказы, стихи, пронизанные двусмысленным черным юмором (вспомним, например, вываливающихся из окон бесконечных старушек или актеров, которых непрерывно тошнит и рвет), но и теплые прозрачные детские сочинения, которые, собственно, и давали ему и его супругам хоть какие-то средства к существованию.
Все это вспоминаешь, глядя из зрительного зала на мечущиеся по сцене фигуры актеров, на их утрированно нелепые жесты, на пародийные интонации. Постановщикам удалось довести до абсурда и без того абсурдный текст. «Мне кажется, я просто дура: мне шар напоминает мяч!» – несется со сцены.
«Из дома вышел человек и с той поры исчез»
Пилипенко не боится быть омерзительным. В его герое, который вроде бы Хармс, но скорее всего лишь маска Хармса, много от персонажей Достоевского. Не зря Достоевский был одним из любимых писателей Хармса. Несколько раз на протяжении спектакля вспоминалось четверостишие из «Бесов»:
«Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом попал в стакан,
Полный мухоедства».
Так сам Хармс в свое время попал под жернова действительности, безжалостно раздавившие его. Чтение по ролям со сцены – прием не новый, но очень хорошо ложащийся на материал спектакля. Актерское чтение Хармса воспринимается как публичный диагноз обществу или, если хотите еще острее, приговор ему. Ведь общество всегда, во все времена отвергало чудаков.
В спектакле много и смешного, и горького. И очень сильный актерский ансамбль. Не зря на таллиннском фестивале TREFF 2011 «смраХ» получил премию за (цитируем) «визуально чарующий спектакль с сильными актерскими работами», а на международном фестивале любительских театров «Вильнюсская Рампа 2014» – Гран-при. Сергей Пилипенко был удостоен в Вильнюсе диплома в номинации «Лучшая главная мужская роль». Высоко оценили спектакль и на VI Международном фестивале любительских театров «Театр начинается…» в Петербурге. Буквально на днях Русская театральная школа опять едет в Питер на очередной фестиваль. Опять со «смраХом».
Как только не называли Русскую театральную школу: и студией, и любительским театром, и театром полупрофессиональным. А в 2011 году, когда нашей культурой руководил министр Рейн Ланг, коллектив Ирины Томингас получил статус профессионального театра. Как радовалась тогда вся РТШ, как мечтала о близком интересном и светлом будущем! Но полученный статус остался на бумаге. Профессиональный театр без бюджета, здания, без зарплат... Вышло, что статус – звание почетное, но ни к чему никого, а в первую очередь, Министерство культуры, не обязывающее. Тогда Ланг сказал в интервью «ДД» примерно так: а что вы, дескать, за них волнуетесь? Необязательно театру иметь свое здание. Пусть просятся к коллегам, они не откажут.
Коллеги не отказывают, конечно, и крышу со сценой предоставляют. А что до денег, то необязательно быть и репертуарным театром. Подумаешь, репертуарный! Что в этом хорошего? Одни заботы. Можно быть проектным, как любое НКО: соберитесь, ребята, напишите проектик, может, какой фонд и даст немножко. И вообще, вспомните бессмертное евстигнеевское: «...актер должен где-то работать. Нехорошо, если он… целый день, понимаете, болтается в театре!»
Может быть, новый художественный руководитель Русского театра драмы Игорь Лысов обратит внимание на Русскую театральную школу? Мне кажется, что ему должно понравиться.