Поедемте в номера!

Фото: Архив ДД

Странную фразу довелось услышать недавно по радио: «При таком номере сторонников победа на выборах им обеспечена».

Вообще-то, мне помнится, что номерами на выборах снабжаются либо кандидаты персонально, либо, что реже, избирательные списки. Но чтобы нумеровались сторонники того или иного кандидата, то есть избиратели, да еще когда «сторонники» во множественном числе, а «номер» один на всех… Напрягшись так, что голова свесилась набок, я по длительном размышлении в такой неудобной позе понял, что имелось в виду количество сторонников.

Нет повести печальнее…

Какие-то странные метаморфозы происходят на наших глазах (и «на наших ушах» тоже) с языком. Я сейчас имею в виду русский язык, хотя, судя по обмену мнениями с коллегами и просто знакомыми-эстонцами, схожие процессы затронули и госязык. Но об этом должны говорить сами носители языка. Являясь таковым применительно к языку Пушкина и Толстого (безо всяких, впрочем, претензий!), позволю себе некоторые рассуждения «по поводу».

Откуда пришли в русский язык эти самые «номера», особого значения в данном случае не имеет – в мою задачу не входит проведение лингвистического анализа. Важно другое. По моим наблюдениям, это слово для обозначения именно количества употребляют в основном эстонцы, говорящие по-русски, но не очень хорошо этим языком владеющие. К ним никаких претензий в этом смысле быть не может, наоборот – следует только уважать и всячески приветствовать стремление человека выразить свою мысль на языке собеседника другой национальности. И если при этом не все у него получается филологически гладко, так ведь и среди моих соплеменников, говорящих по-эстонски, далеко не все делают это на уровне Эдуарда Вильде или Антона Хансена Таммсааре. Но когда то же слово и в том же значении начинают употреблять люди, для которых русский язык – родной, это уже как минимум печально.

В отличие от некоторых профессиональных русских филологов, которые категорически не приемлют проникновения в «свой» язык заимствований из других языков, я не считаю подобное табу оправданным. Местные диалекты имеются во всех языках, даже на едином лингвистическом пространстве. В разных местностях той же России, к примеру, простую огородную капусту где-то считают кочанами, а где-то – вилками (с ударением на букву «а», в единственном числе – вилОк). Сараи как надворные постройки в сибирских деревнях именуют стайками. И мне кажется, что для русского языка в Эстонии было бы даже ненормальным отсутствие в нем некоторых эстонизмов типа «максовать» (платить); ничего страшного в этом я не вижу.

Но одно дело – диалектические «проникновения» как дополнение к устоявшемуся лексикону, и совсем другое – урезание словарного запаса. В русском языке существует целый ряд синонимов к слову «номер», каждый из которых имеет при этом и свою, самостоятельную смысловую нагрузку – цифра, число, количество... Да и само слово «номер» имеет несколько значений. Есть «порядковый номер», есть «номер в гостинице» (помните, Киса Воробьянинов уговаривал соблазняемую им спьяну Лизу Калачеву «Поедем в номера!»), есть «счастливый номер» как в буквальном, так и в фигуральном смысле… И впихивать все эти оттенки в единственное слово –  значит обеднять свой язык.

Агентурный рапорт

Мне, например, обидно слышать, как уважаемые мною люди, многие из которых имеют докторскую степень или профессорское звание, говорят по-русски «информационная агентура» вместо «агентство». Все-таки слово «агентура» в русском языке имеет некий шпионско-приключенческий оттенок: «агентурная сеть», «агент разведки». Во многих европейских языках (в том числе и эстонском) «агентура» является словом универсальным, трактуемым в зависимости от контекста. Но почему же надо подражать иноязычным стандартам в ущерб своему, родному, который потому так «велик и могуч», что имеет множество синонимических рядов и, соответственно, богатую смысловую палитру?

Или, скажем, «рапорт». По-русски в этом слове слышится что-то строго-торжественное. Рапорт главнокомандующему… Трудовой рапорт очередному (внеочередному) съезду родной партии…

Англоязычное report имеет множество значений, в том числе и «отчет». И когда я читаю сообщение, что опубликован «рапорт Всемирной организации здравоохранения» или «рапорт комиссии Министерства образования и науки», то я понимаю, что речь идет именно об отчете – либо за какой-то период, либо о проделанной работе. Собственно, в русском языке «рапорт» и «отчет» – слова-синонимы, но употребление каждого из них придает тексту ту или иную эмоциональную окраску. Опять-таки не понимаю, зачем же сужать спектр таких красок, делая текст уныло универсальным?

…В одной из недавних передач цикла «Русский акцент» на канале RTVi мне довелось услышать суждение, что русский язык рождается в провинции, уродуется в столицах и сохраняется в эмиграции. Судя по этой доктрине, мы живем отнюдь не в провинции и уж точно не в эмиграции. Стало быть – в столице. И даже не строго географически – в Таллинне как столице Эстонской Республики, а в широком толковании этого понятия.

Увы, применительно к разговору о сохранении и развитии русского языка такая столичность почему-то не радует.