Цивилизация гипертрофированной неосмотрительности

Фото: Архив ДД

Есть два способа двигаться в светлое будущее. Один – простой, очень популярный, но чреватый потрясениями, второй – сложный, но более гуманный для населения. Вопрос в том, не наплевать ли власть имущим на это самое население.

Должен покаяться: я – большой поклонник фантастики. Принято считать, что сборища фантастов и поклонников фантастики (такие импровизированные съезды мы называем конвентами) сводятся к грандиозным пьянкам сродни корпоративам, но это, конечно, навет, клевета и гнусные инсинуации. В дневное время суток фантасты и сочувствующие обычно кучкуются по интересам и обсуждают всякие небезынтересные вещи.

Двигаясь к утопии

В рамках Фантастической ассамблеи, прошедшей в августе в глубоком Подпитерье, прошел «круглый стол по утопиям», за которым сидели писатели-фантасты Андрей Балабуха, Вячеслав Рыбаков, Антон Первушин и другие эксперты по утопическому жанру. Обсуждение утопий быстро стало жарким – всякий приличный человек понимает ведь, как нам реорганизовать Рабкрин, построить коммунизм за пару лет и вообще осчастливить планету быстро и задешево.

Рецепты предлагались самые разные. Кто-то осторожно замечал, что утопию сначала надо тщательно продумать, потому что поспешишь – людей насмешишь, а то и поубиваешь: как известно, из самых благих намерений вырастает впоследствии жуть пострашнее «Сайлент-Хилла». Кто-то утверждал, что утопия в каком бы то ни было приближении невозможна ввиду особенностей психики хомо сапиенсов, которых неизменно портят жадность, зависть и квартирный вопрос. Кто-то доказывал, что именно он точно знает, как надо, и готов, а если другие не захотят жить по заявленным принципам, им же хуже.

Я сидел и вспоминал разнообразные иронические суждения об утопии разных умных людей. Если кто помнит, у Стругацких в повести «Понедельник начинается в субботу» герой попадает в воображаемое будущее – то есть в будущее, описанное в различных книгах. «Рядом со мной возникли два прозрачных человека, встали в позы и начали говорить... Тот, что был с лопатой, длинно и монотонно излагал основы политического устройства прекрасной страны, гражданином коей являлся. Устройство было необычайно демократичным, ни о каком принуждении граждан не могло быть и речи (он несколько раз с особым ударением это подчеркнул), все были богаты и свободны от забот, и даже самый последний землепашец имел не менее трех рабов...»

Изучение вредных последствий

Чаще всего, думал я, это и есть утопия, которую то ли строят, то ли построили современные политики. Если послушать эстонские правящие партии, у нас ведь все в порядке с экономикой, она, как баобаб, все время растет («большой экономический рост» – прекрасная мантра, кто бы спорил), то есть вроде как «все богаты и свободны» – и при этом сотни тысяч людей бедны и попросту нищенствуют, являясь, пусть неформально, рабами тех самых счастливых «землепашцев» – то есть богачей, которые выжимают из своих работников максимум прибыли. Что характерно, никто никого ни к чему не принуждает – свобода болеть и умереть есть у каждого. Такая вот капиталистическая утопия...

Правда, такова она не везде. Какое-то социально-экономическое расслоение есть повсюду, оно было при социализме и будет при коммунизме, если его кто-нибудь когда-нибудь построит; эксплуатация человека человеком, видимо, неизбежна. Но расслоение расслоению рознь. Есть, допустим, Швеция, где оно меньше, и есть Бразилия, где оно чудовищно. (Расслоение измеряют коэффициентом Джини, показывающим, насколько равномерно распределяется доход среди населения; чем это распределение неравномернее, тем выше коэффициент и больше экономическое неравенство. В Эстонии величина коэффициента – около 35, в Швеции – 25, в России – 40.)

Почему Эстония не Швеция? Ответ «потому что не Швеция» вроде правильный: у нас все разное – история, климат, территория, налоговая база, накопленное благосостояние. Но ведь и одинакового у нас много – тот же капитализм со всеми его правилами и свободами. Значит, есть что-то еще, некие политические... не традиции даже, скорее, приоритеты, которые позволяют Швеции в рамках той же капиталистической идеологии строить утопию куда эффективнее.

У тех же Стругацких в романе «Волны гасят ветер» описаны три типа цивилизаций: человеческая, цивилизация леонидян («в единении с природой») и тагорян. Последняя названа цивилизацией гипертрофированной предусмотрительности: «Три четверти всех мощностей направлены у них на изучение вредных последствий, каковые могут проистечь из открытия, изобретения, нового технологического процесса и так далее».

Вот она, шведская модель. Я знаю несколько историй о гипертрофированной предусмотрительности шведов, и все они вызывают во мне острую белую зависть: бесконечно жаль, что у нас тут все не так. Скажем, еще в 1950-е годы в стокгольмском жилсекторе ставили трубы из нержавейки. Это дорогое удовольствие, зато (рассказывали мне) и сейчас, полвека спустя, водопровод Стокгольма в отличном состоянии, трубы почти не засоряются, вода по ним идет чистая. А все потому, что какой-то умный швед думал не про завтрашний день – как бы тут всё наспех залатать, нагревшись на подрядах, да и свалить на пенсию, – а про следующий век.

Или: поскольку Стокгольм расположен на островах, шведов очень тревожат перспективы глобального потепления, конкретно – поднятие уровня Мирового океана. Года два назад эксперты спорили о том, как именно нужно переделать систему шлюзов, чтобы шведскую столицу через несколько десятилетий (!) не затопило. Выбирали эксперты между двумя проектами: дорогим, рассчитанным на полвека, и очень дорогим, но рассчитанным на сто с лишним лет.

Не сделать жизнь адом

Великая вещь – гипертрофированная предусмотрительность! А ведь из нее, между прочим, следует самый верный рецепт строительства утопии. Утопию можно строить двумя путями – прибавляя и убавляя. Либо мы прибавляем что-то, чего обществу, по нашему мнению, не хватает, то есть двигаем общество вперед сами. Либо – и это принципиально иной подход – убавляем то, что мешает обществу двигаться.

Скажем, если общество прискорбно нетерпимо к велосипедистам, можно насаждать толерантность, требуя, чтобы все полюбили велосипедистов (а кто не любит, того мы пропесочим, оштрафуем и выставим полным кретином в СМИ). А можно, наоборот, бороться с нетолерантностью, то есть добиваться того, чтобы никто не ставил велосипедистам палки в колеса. Не надо их любить; давайте оставим любителей велосипедов в покое – и будем жить дружно.

То же самое с бедностью. Можно, как в Швеции, убавлять минусы капитализма – перераспределять доходы и стремиться к тому, чтобы бедных становилось меньше; тогда и экономический рост будет, пусть не такой большой, пусть не сразу, зато уж – всерьез и надолго. А можно, как поступают у нас в Эстонии, наоборот, прибавлять плюсы: пришпоривать что есть сил полудохлую клячу экономики, принимать законы в пользу предпринимателей, а не работников, блазнить потенциальных инвесторов налоговым раем – но ничего не делать с бедностью. Смотреть на нищету сквозь пальцы. Экономика растет, чего вам еще надо?

Короче говоря, можно быть цивилизацией гипертрофированной предусмотрительности, а можно – гипертрофированной неосмотрительности. Понятно, что обобщать не стоит. И в Швеции наверняка творятся глупости, и у нас не все озабочены лоббированием интересов работодателей. Но то ли партийная система сформировалась у нас как-то так, что отсеивает экспертов с государственным умом на подступах к власти, то ли убавлять недостатки куда сложнее, чем приумножать достоинства. Так или иначе, факт остается фактом: Эстония строит свою экономическую утопию методом плюсования, не обращая внимания на цену, которую платят за экономический рост ее жители, – и сильно рискует.

Отток молодежи за границу – первый симптом того, что наши неосмотрительные власти заигрались в строительство капиталистического рая. Или даже доигрались. Будущее покажет.

...В Питере я приобрел «Записи и выписки» Михаила Гаспарова, открыл на случайной странице и неожиданно прочел следующее: «Вл. Соловьев писал: цель наша – не „сделать жизнь раем”, а „не сделать жизнь адом”. Т.е. не „люби”, а „не мучай”. Бернард Шоу о том же: „не делай ближнему, чего себе не хочешь” – это лучше, чем „делай ближнему то, чего себе хочешь”: у вас могут оказаться разные вкусы».

Неглупые были люди. Кстати, драматург Бернард Шоу наряду с писателем Гербертом Уэллсом, экономистом Джоном Мейнардом Кейнсом, философом Бертраном Расселом и прочими британскими интеллектуалами входил в Фабианское общество, конечной целью которого было преобразование капиталистического общества в социалистическое – но не революционным, а эволюционным путем. Фабианцы считали, что строить утопию надо постепенно, тщательно обдумывая всякий шаг. Общество назвали по имени римского полководца Фабия Максима Кунктатора – Медлительного. Он был знаменит тем, что оттягивал сражения с карфагенянами до последнего, действовал обстоятельно – и наверняка.

Вот бы и наши политики так. Ладно Кунктатор – берите пример со шведов, строящих нечто среднее между капитализмом и социализмом! Но, боюсь, людям, для которых слово «социализм» ругательное, государственный ум уже не пришьешь.