За что Россия полюбила европейского радикала

Андреас Умланд (слева) и Антон Шеховцов во время дискуссии о правом радикализме в Европе и его связях с Россией в Венском институте гуманитарных наук. Фото: Урве Эслас

Бывший прежде незначительным явлением в политике Европейского Союза европейский радикализм правого толка приобрел союзника в лице располагающего внушительной силой крупного государства.

Так полагают специализирующийся на России и Украине немецкий политолог Андреас Умланд и украинский эксперт по правым радикальным движениям Восточной Европы Антон Шеховцов.

– Политический ландшафт Европы за последние годы существенно изменился. Радикальные партии, уровень популярности которых ранее был маргинален, пользуются все более обширной поддержкой. Эти перемены витали в воздухе, но выборы в Европейский Парламент показали, насколько значителен масштаб данной проблемы. Как объяснить эти перемены?

Андреас Умланд: – Основная проблема сейчас состоит в том, что мы не знаем точно, с чем имеем дело. Правый радикализм, его роль в европейской политике и международных отношениях исследованы очень мало. Поэтому Европа не готова заниматься этим вопросом. Германия здесь несколько отличается: там исследованием экстремизма занимались несколько больше и поэтому о тамошнем движении радикалов известно больше. В других странах Запада пока необходимость изучения радикализма еще не осознана. Это должно измениться.

Существуют три причины, по которым нельзя тянуть с исследованиями радикальных правых движений. Первая, наиболее очевидная, это рост радикализма правого толка по всей Европе. Самым ярким примером тому служит греческая «Золотая Заря», неонацистская партия, сумевшая занять довольно видное место в политике Греции. Я бы никогда не поверил, что сегодня неонацистская партия сможет такого добиться.

Другой феномен – это масштаб деятельности правых радикальных партий, который заставляет думать, что речь идет не просто о мимолетном поветрии. Мы не знаем, что будет дальше, но, например, Марин Ле Пен и возглавляемый ею «Национальный фронт» во Франции дает основания полагать, что эта партия может стать долговременным фигурантом французской политики, ее роль на будущих выборах, видимо, будет значительной.

Третий феномен – это рост популизма в Европе, выразителями этого являются партии евроскептиков. Большинство из них не может быть причислено к стану правых радикальных партий, но у них имеются связи с правыми экстремистами. Например, Партия независимости Соединенного Королевства (UKIP) также стала заметной силой в своей стране.

Однако в Европе куда меньше знают о том, что в России экстремизм правого толка также находится на подъеме. Этот рост связывают с возвышением Путина и ростом национализма в России. Складывается впечатление, что как только Путин пришел к власти, тут же начался рост национализма. Но если обратиться к истории роста правого экстремизма в России, то станет понятно, что его укрепление началось еще до того, как Путин пришел к власти, и независимо от Путина. Владимир Жириновский показал самый лучший результат на первых постсоветских выборах в Думу в 1993 году – почти 23 процента. Александр Дугин, который тоже стал известным политиком, был назначен советником при Госдуме в 1998 году, за год до того, как Путин пришел к власти.

Так что, видимо, и без Путина правый радикализм в России играл бы немаловажную роль. Самый важный, вызывающий беспокойство фактор заключается в том, что европейский экстремизм правого толка обрел союзника в лице правительства России.

– Каковы связи украинской партии «Свобода» с российскими правыми радикалами?

Андреас Умланд: – В российско-украинском конфликте присутствует несколько важных аспектов. Во-первых, каковы отношения между украинскими правыми радикалами и правительством Украины? Западная пресса в основном концентрируется на том, что правительство Украины и партия «Свобода» являются союзниками. Но все гораздо сложнее. Хотя «Свобода» и является радикальной правой партией, она одновременно остается проевропейской и поддерживает интеграцию в Европу, чем существенно отличается от прочих партий радикально правого толка. Вместе с тем совершенно ясно, что у представителей российской элиты имеются контакты с украинскими правыми радикалами.

Аналогичным образом можно проследить связь украинских правых радикалов с радикалами из Европейского Союза. Правда, эти отношения изменились: если раньше связи были достаточно прочными, то сейчас они скисли, поскольку в российско-украинском конфликте многие правые радикальные партии ЕС заняли сторону России.

Взаимоотношения российских и украинских правых радикалов также довольно ясны. Российские радикальные партии явно находятся на стороне правительства, но и здесь имеются исключения: существуют и те, кто принял в этом конфликте сторону Украины.

Самый интересный вопрос – это отношения правых радикалов в ЕС с правыми радикалами России. Александр Дугин, кажется, является ключевым посредником в этом процессе. Он стал заметной авторитетной фигурой для радикальных партий ЕС, его поддерживают и цитируют. Здесь налицо еще одна существенная перемена: обычно подобные идеи движутся с Запада на Восток, например, восточноевропейские правые радикалы перенимают идеи западноевропейских правых радикалов. Но сейчас произошел перелом, направление влияний переменилось.

– Что же происходит с российскими правыми радикалами?

Антон Шеховцов: – Российских правых радикалов, русских националистов можно разделить на несколько кругов. Начну с самого высшего круга, в который входит Владимир Путин и его ближайшие друзья, назовем его «силовики». В него входят представители армии, ФСБ, налогового департамента, наркоконтроля, разведки. Все они личные друзья Путина, все они участвовали в российской политике с 2003 года. Это было время, когда в Грузии произошла революция роз, на Украине – оранжевая революция, когда начался процесс над ЮКОСом и представители силовиков захватили предприятие Михаила Ходорковского.

К 2008 году, к первому президентскому сроку Дмитрия Медведева, силовики стали играть решающую роль в российской политике. До этого они вели с олигархами борьбу за власть. Олигархи были людьми исключительно прагматичными: они были не слишком заинтересованы в идеализме, в русском национализме или в чем-то подобном. Они были крайне заинтересованы в том, чтобы мотивировать Россию на строительство конкурентоспособного капиталистического общества. Но поскольку они оставались прагматиками, им так и не удалось развернуть соперничество с силовиками по части идей и идеалов.

У силовиков было свое видение причин цветных революций, и они делали ставку на страхи Путина и его ближайших друзей: смотрите, НАТО и США нас окружили. Все силовики родом из России времен холодной войны, у них установки холодной войны. Они не изменились. У них советский образ мышления, конспиративное представление о реальности, и за цветными революциями они усматривали дирижерскую палочку США.

В отношении силовиков важно то, что эти люди одновременно являются как идейными, так и безыдейными. Стержнем их идеологии являются теории заговора со стороны Запада, антиамериканизм играет в их идеологии немаловажную роль. Но у них нет более глубокой идеологии.

Чтобы ее приобрести, они готовы время от времени обращаться к следующему кругу российского национализма. А его образуют многочисленные аналитические центры и круглые столы. Их существуют десятки. Видимо, наиболее примечателен Изборский клуб, в состав которого входят Александр Дугин, Сергей Глазьев, являющийся советником Путина по вопросу интеграции бывших территорий Советского Союза, а так же Александр Проханов, представляющий красно-коричневый альянс с 1990-х годов, когда коммунисты решили наладить сотрудничество с правыми радикалами. Все эти люди в общем лояльны Путину, но они пытаются продать Кремлю свои идеи и потому хотели бы, чтобы Путин действовал более радикально.

Во второй круг входит также Национал-большевистская партия. Ее лидер Эдуард Лимонов многие годы очень критично относился к Путину. Когда Россия стала более националистична, кажется, нашлась работа и для Лимонова, особенно по части раскалывания оппозиции Путину.

Третий круг образуют те люди и организации, которые хотят изменить Россию. Они отторгают идею России как разрастающейся страны, поскольку заинтересованы только в самой России. Этот круг можно обозначить как расистский правый радикализм. Они не хотят, чтобы Россия была империей, поскольку это означало бы, что частью России являлись бы также и те люди, которых они относят к чуждыми расам. Потому правые радикалы преимущественно находятся в оппозиции к Путину.

Четвертый круг составляет широкомасштабное движение неонацистов, или скинхедов, которые тесно связаны с правыми радикалами. Политикой они не интересуются. Скорее их можно отнести к субкультуре.

– Противники недавно прошедшего в Шотландии референдума о независимости пытались дать понять, что и за этим может стоять Кремль, если не непосредственно, то финансово.

Антон Шеховцов: – Нет. Совершенно очевидно, что такой связи нет.

– Такое же подозрение возникало и в связи с движением эстонских противников Закона о сожительстве – давали понять, что оно может быть связано с российскими деньгами.

Антон Шеховцов: – Я не думаю, что пропаганда против однополых браков в Европе могла финансироваться Россией или что Россия поддерживала ее идейно. На российскую гомофобию влияют, скорее, американские правые христиане. Если уж искать какую-то связь, то там.

– Как российские националистические круги связаны с ультраправыми партиями Евросоюза? И как они связаны с Украиной?

Антон Шеховцов: – Каждый круг по-своему. Кое-кто из круга силовиков, но не все, связаны с ультраправыми партиями ЕС. Вот, например, президент РЖД Владимир Якунин. У Якунина в Вене контора, он связан как с панъевропейским антиглобалистским движением, так и со многими ортодоксальными организациями. Он мог бы сотрудничать с ультраправыми в ЕС, но в то же время он готов к сотрудничеству с консервативными силами. На форумах, которые он поддерживает как российский олигарх, обсуждаются вопросы противостояния Америке, критикуют мультикультурализм и права однополых пар. Но это не столько ультраправый радикализм, сколько правый консерватизм.

Попавший под санкции ЕС Сергей Нарышкин неоднократно встречался с Марин Ле Пен, когда она бывала в Москве, очевидно, чтобы обсудить общую стратегию ультраправых России и ЕС. Возникает вопрос, зачем они это делают.

Существуют две точки зрения: точка зрения ультраправых ЕС и Кремля. Кремль является противником Америки и Запада и преследует четкую цель – ослабить и расколоть Запад. Что может способствовать расколу Запада, как не поддержка движений, которые против ЕС?

Я обсуждал это со многими людьми. Конечно, у меня нет явных доказательств того, что ультраправые партии ЕС финансируются непосредственно Кремлем. Но есть косвенные доказательства, указывающие на это – если посмотреть на то, сколько в ЕС фирм, существующих на российские деньги.

Есть и другие причины, почему Кремль заинтересован в ультраправых партиях ЕС. Кремль использует их, чтобы легитимизировать определенные процессы в России и в странах бывшего Советского Союза. Например, существуют, по меньшей мере, две (европейские) организации, задача которых мониторить выборы в России и бывших странах СССР. Одна из них – Европейский центр геополитического анализа (European Center for Geopolitical Analysis), которым руководит Матеуш Пискорский, в прошлом активист неонацисткого движения «Никлот» и член «Самообороны». Вторая – Евразийский центр мониторинга демократии и выборов (Eurasian Observatory for Democracy and Elections), которой руководит бельгийский ультраправый активист Люк Мишель.

Эти организации были представлены на выборах в Приднестровье, Абхазии, России, а также на мартовских выборах в Крыму. Они предлагают мониторинг и легитимизируют выборы. Они говорят, что есть небольшие проблемы, но они не влияют на результаты выборов.

Третья причина, по которой Кремль заинтересован в связях с ультраправыми партиями ЕС, состоит в том, что представители этих партий нередко выступают с комментариями по таким российским каналам, как Russia Today или The Voice of Russia. У тех, кто знает этих людей, их комментарии вызывают смех, так как на родине эти деятели считаются маргиналами. Но на Russia Today их презентуют как представителей конкретной страны, как людей, которые имеют вес (член парламента или руководитель какой-нибудь организации)

– Почему ультраправые ЕС заинтересованы в сотрудничестве с Кремлем?

Антон Шеховцов: – Большую роль опять же играет антиамериканская направленность. Большинство ультраправых партий Европы против США и ЕС. В России они видят то, что считают важным, например, что большая страна может быть поистине независимой – как они считают – и игнорировать западную либеральную демократию. Россия бросает вызов Западу. Поэтому ультраправые ЕС аплодируют России и Путину.

Кроме того, они считают, что Россия создала альтернативу демократии. Эти партии полагают, что независимость их собственных стран подорвана, они хотят вернуться к истинной независимости, к национальному государству. Россия, на их взгляд, служит примером того, что это возможно.

– Судя по всему, характер ультраправых изменился, все меньше они связаны с антисемитизмом.

Андреас Умланд: – Антисемитизм продолжает играть еще какую-то роль, но все меньшую. В ЕС, России, на Украине антисемитизм сменился общей ксенофобией. Можно сказать, что «новыми евреями» стали преимущественно мусульмане: расистский нарратив обратился против них. Одновременно продолжает существовать и антисемитский нарратив, но нередко он находит выражение в том, что критикуют международный капитализм и винят в нем евреев.