В истории русской мысли не так много живучих концептов, которые, просуществовав века, сохранили свою значимость при совершенно разных государственных строях. Одним из таких идейных комплексов стало понимание Москвы как Третьего Рима, возникшее в XVI веке и внезапно оказавшееся актуальным в России времен Путина.
На передаче Дмитрия Киселева эта идея была, например, использована в качестве аргумента, обосновывающего несостоятельность западных санкций против России. «Отечественная история помнит множество попыток Запада перекрыть кислород России. О том, что нужно полагаться только на себя, калужане знают не понаслышке. 1480 год. Великое стояние на реке Угра. Войска удельного князя Ивана Третьего против татаро-монголов… В тех октябрьских сражениях на этой земле сложилось будущее Московское государство, главным девизом которого стали слова первого царя всея Руси: «Москва – третий Рим! Четвертому не бывать», – гласит расшифровка репортажа на сайте vesti.ru.
Эту формулу берут на вооружение как русские националисты черносотенного толка (существует одноименный сайт соответствующей направленности), так и западные политики, опасающиеся российских претензий на мировую гегемонию (см., например, в Postimees статью Марко Михкельсона «Анатомия путинской России»). В то же время историки и государственные деятели, поддерживающие путинскую политику, отрицают взаимосвязь между идеей Третьего Рима и экспансионистской политикой государства. Этому посвящена, в частности, одна из глав в книге Натальи Нарочницкой (бывшего депутата Госдумы, члена комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории, а ныне главы Института демократии и сотрудничества в Париже) «Россия и русские в мировой истории».
Формула, как видим, востребована, однако сторонниками различных лагерей применяется порой с прямо противоположным смыслом, каждый из которых имеет право на существование.
Квазиисторические попытки российских тележурналистов пристегнуть третий Рим к идее полной самостоятельности России в современном глобализованном мире несколько дискредитируются их небрежным обращением с историческими фактами: изначально Третьим Римом Москву назвал совсем не первый русский царь. Да и появилось такое представление в связи с совершенно другими идеями, имевшими лишь косвенное отношение к становлению русской государственности.
Накануне Апокалипсиса
С момента падения Римской империи перед варварами Европа искала продолжателя имперской традиции. Так, появившаяся в 962 году Священная Римская империя провозглашала себя наследницей античного Рима, что должно было придать легитимность новой европейской монархии.
На русскую почву «римская идея» была занесена сравнительно поздно – уже после падения Восточной Римской, или Византийской империи, второго Рима, в 1453 году. Причем изначально в русском изводе подчеркивался не государственный, а религиозный смысл формулы «Москва – третий Рим». Что неудивительно: первым основы этой концепции сформулировал в 1492 году митрополит московский Зосима – фигура, кстати, в русской церковной истории неоднозначная и даже обвинявшаяся в ереси и содомии. Впрочем, возможно, это были всего лишь слухи, вызванные церковными конфликтами того времени.
Полностью знакомый нам вид формула приобрела лишь в писаниях еще одного религиозного деятеля – старца псковского Спасо-Елеазаровского монастыря Филофея, относящихся к концу 1523 – началу 1524 года. Первое из двух его посланий, в которых и прозвучали знаменитые слова о Москве – Третьем Риме, «Против звездочетцев и латинян, или О злых днех и часех», было обращено к псковскому дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюрю Мунехину. Второе, посвященное в том числе правильному крестному знамению и содомскому блуду, – к великому князю Василию.
О самом Филофее известно мало. «Я деревенщина, учился лишь грамоте, а языческих хитростей не проходил, витийственных звездочетов не читывал, да и с мудрыми философами в беседе не бывал; учусь лишь книгам благодатного Писания», – писал он о себе.
Зато гораздо больше известно о Михаиле Мунехине, дьяке при псковском наместнике Василия III, выдающемся государственном деятеле, дипломате, путешественнике, одном из просвещенных людей своего времени. Будучи посредником в военных и дипломатических сношениях с Западом, он сам в какой-то мере стал проводником западных идей на Руси, с которыми весьма активно спорил старец Филофей. О разнице их философских и жизненных позиций много говорит, например, их отношение к эпидемии, разразившейся в Пскове в 1521 году. В то время как Мунехин принимал меры против распространения моровой язвы – перегораживал дороги, запечатывал дома, приказывал хоронить трупы в отдалении от города, Филофей призывал терпеть и уповать на провидение Господне: «…иже случаются нам прискорбная и тяжкая, но благодарно вся терпим».
Впрочем, для церковника той поры это было вполне естественно: в свете предсказанного и ожидаемого Апокалипсиса заботы о мирском были вторичны, важнее было спасение души. В апокалиптическом контексте появляется у него и идея третьего Рима: «…все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать». Речь шла о грядущем после Третьего Рима конце света, а на московского правителя возлагалась миссия по сохранению веры и спасению своего народа от геенны огненной (в то время как западный мир и западная христианская церковь после раскола церкви на католическую и православную погрязли во грехе, а константинопольская православная церковь отреклась от истинной веры, заключив с католиками в 1439 году Флорентийскую унию).
О первичном религиозном смысле концепции говорит тот факт, что в официальных документах она появилась одновременно с учреждением Московского патриархата. В то же время она имела смысл и в контексте становления русского государства. Параллельно создавалась генеалогия, возводившая род московских князей к римскому императору Августу, возникали легенды о византийском происхождении шапки Мономаха, т.е. предпринимались попытки вписать русскую историю в историю Европы – сделать легитимной преемницей Рима (как церкви и империи) не только московскую православную церковь, но и московское царство (которое еще недавно было всего лишь великим княжеством).
Вместе им не сойтись?
Однако нынешний, имперский смысл идея приобрела лишь в XIX веке. Вообще до 1860-х годов она практически оставалась вне поля зрения историков: ее игнорирует Николай Карамзин, совсем мало внимания Филофею уделяет Сергей Соловьев. Сходные идеи о русском мессианстве высказывали славянофилы и Федор Тютчев, но у них отсутствовала сама формулировка Третьего Рима. В 1861-1863 годах она прозвучала в публикациях «Православного собеседника», где послания Филофея рассматривались на фоне учения раскольников об Антихристе и других текстов о конце света, однако и там речь не шла об исключительной государственной роли России.
Политическая интерпретация Третьего Рима появилась лишь после ряда российских войн с Османской империей (в частности, войны 1877-1878 годов), актуализации темы Константинополя и претензий на проливы Босфор и Дарданеллы. Концепция была использована как идеологическое обоснование притязаний Москвы на турецкие территории, в том числе на славянских Балканах.
С этого момента третий Рим становится не только своего рода инструментом полемики о внешнеполитических задачах России и «восточном вопросе», но и предметом более широкой дискуссии о сути, предназначении и судьбе Российского государства. При этом на первый план выходит не христианская идея последнего царства перед концом света, а понятие «византийского наследия», на которое русские цари могли претендовать после женитьбы Ивана III на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог. Естественно, что оценка Третьего Рима варьировалась в зависимости от отношения к Византии – то как к противопоставленной Западу отсталой и мракобесной восточной империи, то как к подлинной хранительнице христианских ценностей, противостоящей Западу, который постепенно клонится к упадку.
С позиций западника в работе «Великий спор и христианская политика» (1883) обращался к идее Третьего Рима русский философ Владимир Соловьев, усматривавший причины падения Византии в том, что она противопоставила себя западному миру. С его точки зрения, в тот самый момент, когда Московское царство было готово пойти по губительному византийскому пути, неверно понять свое призвание и противопоставить себя европейскому Западу, явился Петр I, который «беспощадно разбил твердую скорлупу исключительного национализма, замыкавшую в себе зерно русской самобытности, и смело бросил это зерно на почву всемирной европейской истории». Историческую задачу России Соловьев видел в том, чтобы примирить два Рима в Третьем, т.е. объединить Запад с Востоком.
Соловьевское понимание Третьего Рима могло сформироваться только после споров западников и славянофилов. Отсюда выросло противопоставление старой, «византийской» и новой, петровской России; ее узко-национальных интересов и вселенской миссии. Ту же концепцию Соловьев развивает в своем сочинении «Русская идея» (1888), в котором утверждалось, что Россия унаследовала от Византии наихудшие ее черты – «языческую идею абсолютного государства» и слияние местной церкви с местной же властью, которая подавляет подлинный смысл религии и способствует подмене «общечеловеческого» «национально-государственным», сужает великую миссию государства. Исходя из отрицательной оценки «византийского наследия», Соловьев решал и вопрос о политических задачах, утверждая, что России не следует завоевывать Константинополь и «наше национальное дело» не совершается «силой оружия». Византийское «поклонение идолу государственности» в конечном итоге привело к падению второго Рима, такая же судьба, с точки зрения русского философа, могла ожидать и третий.
По мысли философа, чтобы не повторить печальную судьбу своей предшественницы, третий Рим должен был стремиться не к расширению политического влияния, а к нравственному совершенствованию, т.е. «стать на путь действительного улучшения своей национальной жизни – не для того, чтобы завоевать весь мир, а для того, чтобы принести пользу всему миру».
Константинополь наш!
Абстрактные рассуждения о роли России и «византийском наследии» приобрели злободневное звучание во время Первой мировой войны: призывы к взятию Константинополя и тема турецких проливов, не сходившие с газетных полос в период патриотического подъема, так или иначе отсылали к уже знакомой византийской проблематике. Существовавшее в это время в русской общественной мысли отношение к «восточному вопросу» зафиксировал Сергей Булгаков. В его сочинении «На пиру богов. Pro и contra» (1918) один из персонажей утверждает, что Царьград должен быть завоеван Россией, поскольку это особенный символ российской государственности. Второй собеседник возражает ему, что этот неовизантизм всего лишь прикрывает аннексии и контрибуции: «И уж честнее и откровеннее были те политики, которые находили, что для России просто необходимы проливы».
Третий Рим после этого, как известно, пал, повторив участь второго. Однако концепция оставалась актуальной и после 1917 года: интересным образом она аукнулась, например, в идеологии приветствовавших СССР эмигрантов-сменовеховцев, где Третий Рим предстал предшественником Третьего Интернационала. В ней же Николай Бердяев усмотрел «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937-1938), идеологическую основу Московского царства и позднейшего тоталитарного государства. Бердяев стал популяризатором аналогии «Третий Рим – Третий Интернационал», назвав его русской национальной идеей и трансформацией русского мессианизма, который плохо понимается Западом.
В «Русской идее» (1946) он свяжет этот мессианизм с «империалистическим соблазном». Такое понимание «Третьего Рима» благодаря большому количеству переводов бердяевских сочинений на иностранные языки быстро завоевало популярность в первое десятилетие холодной войны и стало общим местом политической риторики: понятая по Бердяеву империалистическая суть русской национальной идеи обосновывала вероятность дальнейшей советской экспансии.
В сходном ключе идею рассматривал знаменитый английский историк Арнольд Тойнби, возводивший именно к ней присущие русской государственности нетерпимость к Западу, склонность к тоталитарности и подчиненное отношение церкви к светской власти. Конфликт России с Западом Тойнби объяснял неправильным, «византийским» цивилизационным выбором. Что было тут же оспорено современными ему, в том числе западными, историками, указавшими на то, что византийское влияние, напротив, приобщило русское государство к европейской культуре.
Характерно, что уже в 1940-1950-е годы было модно проводить параллели между «советским империализмом» и «русским национализмом» XVI века, несмотря на то, что во времена первых русских царей сама идея практически не имела политического смысла и не была широко распространена. Свое имперское звучание идея приобрела лишь в XIX веке под влиянием политических событий той поры, а приписывание ей этих значений изначально было анахронизмом.
Дискуссия по поводу Третьего Рима продолжалась вплоть до 1980-1990-х годов – в связи с тысячелетием крещения Руси, 400-летием учреждения Московского патриархата, 850-летием Москвы. Нетрудно заметить, что она остается актуальной и в наши дни, вдохновляя одних, пугая других и не давая никаких прогнозов относительно будущего Третьего Рима.
Пророчество
Владимир Соловьев (на фото) опасался, что третий Рим ждет печальная судьба второго. Эти оказавшиеся пророческими представления отразились в одном из наиболее известных стихотворений Соловьева:
Судьбою павшей Византии
Мы научиться не хотим,
И всё твердят льстецы России:
Ты – третий Рим, ты – третий Рим.
Пусть так! Орудий божьей кары
Запас еще не истощен.
Готовит новые удары
Рой пробудившихся племен.
От вод малайских до Алтая
Вожди с восточных островов
У стен поникшего Китая
Собрали тьмы своих полков.
…
Смирится в трепете и страхе,
Кто мог завет любви забыть...
И Третий Рим лежит во прахе,
А уж четвертому не быть.
Справка «ДД»:
Первый Рим - Римская империя (27 до н. э. - 476) существовала на территории Европы; ей, единственной в истории, принадлежало все побережье Средиземного моря.
Второй Рим – Византийская империя (395–1204 и 1261-1453) возникла после раздела Римской империи на Западную и Восточную и стала ее преемницей. В 1204 г. после взятия ее столицы Константинополя, страна распалась. После реставрации империя просуществовала еще два века вплоть до ее захвата османами.
Священная Римская империя, позднее Священная Римская империя германской нации (962-1806) – государственное объединение в Европе, в которое на пике его развития входили Германия, северная и центральная Италия, Нидерланды, Чехия, а также некоторые регионы Франции.
Русское царство – возникло в 1547 году, когда великий князь московский Иван IV официально принял титул царя. Его бабушка происходила из рода византийских императоров.
