Доктор Нона, жена Шнеерсона

Шнеерсоны по-прежнему в разъездах со своими презентациями. С годами это становится все тяжелее. Но они не позволяют себе расслаб-ляться. И всегда приезжают с подарками: на таллиннской презентации ребята из Нарвского детского дома получили большой подарок – посудомоечную машину. Фото: Жанна Сокалава

Доктор Нона, глава одноименной международной компании, выпускающей косметику на основе солей Мертвого моря и пищевые добавки, известна во многих странах Европы и Америки как  бизнес-леди. А как человек?

О продукции компании  говорить не берусь – не знаю. Мне интересна история успешной женщины, которая всего добилась сама. Причем не благодаря, а скорее вопреки тем картам, которые жизнь сдает каждому из нас при рождении.

Наш человек успешных людей вообще-то не любит: мы устали, нам не хватает на жизнь, у нас климат плохой, а вам-то что, вы богаты, и что вам наши проблемы?! Зал  Национальной библиотеки в Таллинне  на презентации охнул  дважды. В первый раз – когда услышал, что в семье Шнеерсонов семеро детей. Второй – когда узнал о размерах благотворительной помощи компании сиротам и детям с онкологическими диагнозами по всему постсоветскому пространству. Поэтому стоит рассказать о том, как супруги шли к своему успеху.  В одном материале всего не уместить, приходится ограничиться  выдержками из интервью. Итак, говорит доктор Нона.

О выборе профессии

Мой папа был военным, за десять школьных лет я поменяла десять школ. А это развивает умение быстро осваиваться с обстановкой, необходимое медицинскому работнику. В четыре года у меня был полиомиелит, в двенадцать лет – тяжелая травма позвоночника, и именно тогда я решила стать врачом. А в семнадцать лет мне был поставлен онкологический  диагноз. Официально – как раз в тот день, когда я поступила в Минский медицинский институт.

О выезде из СССР

В Израиль я уезжала в  1987 году после девяти лет отказа. Уезжала с двумя детьми, дочь была еще грудная, и при жуткой ситуации в семье.  В 1984-м у мамы обнаружили рак кишечника. Я разрывалась между Вильнюсом, где жила, Минском, где жила мама, и Ленинградом, где ее оперировали, в 1987-м – уже вторично. Врачи сказали, что ей осталось жить считанные дни. Моя сестра из Израиля хотела прилететь проститься с ней, но в ОВИРе нам поставили условие: «Только в Минске. Перевезти мать по месту жительства, из Ленинграда в Минск».  Я забрала маму из больницы на носилках, с капельницей. В самолете летчик подошел ко мне  и сказал: «Если она умрет по дороге – не произносишь ни звука, иначе я совершаю вынужденную посадку на ближайшем аэродроме и дальше добирайся как знаешь».  Но мама не умерла: она ждала  старшую дочь, которую так и не пустили в Советский Союз.

Когда мы получили разрешение на выезд, маму выбросили из минской больницы как «сионистскую деятельницу». Доставить ее домой на машине «скорой помощи»  не разрешили. Мы  затаскивали ее на третий этаж по ступенькам, на одеяле. У нее разошлись швы. Мама сказала: «Надо было отработать 25 лет учительницей в этой стране, чтобы к тебе так относились». Вскоре ее не стало.

Отношения со вторым мужем  на тот момент зашли в тупик. Он был пьющий врач: есть такая категория слабовольных людей, спивающихся на работе за счет казенного спирта и утверждающих, что делают это из-за широты мировоззрения.  Он не хотел ехать со мной в Израиль, пришлось от него откупиться: за сына я отдала ему квартиру, за дочку – машину. Когда  после похорон матери я приехала в Вильнюс за своими вещами, квартира уже была  предусмотрительно опечатана.  Я с двумя детьми осталась на улице.

О встрече с Михаилом

Это произошло случайно, в том же году, когда я переехала в Израиль. Я преподавала  в Тель-Авивском университете, а в дом Шнеерсонов пришла, чтобы получить консультацию  для открытия частной клиники: Мишина жена работала в налоговой инспекции. Миша же тогда работал в ЮАР и приехал ровно на неделю. Он  ворвался в комнату и в мою жизнь: этот человек не умеет ходить, только бегать. Меня сразила его энергия и спортивный внешний вид. На нем были белые брюки и черная рубашка, это выглядело очень стильно.  Я удивилась контрасту между ним и его женой, с ее спокойствием и медлительностью. Как он потом мне признался, его любовь ко мне была любовью с первого взгляда. А я тогда знала, что через неделю он уедет и забудет про меня. Но начались беспорядки, называемые странным словом «интифада», Миша не смог  уехать в ЮАР и так и остался в Израиле.

О любви

После трех месяцев наших тайных встреч он рассказал обо всем жене. Я восприняла это как решение о нашей совместной жизни, однако… Она попросила время на «исправление ошибок и спасение отношений». Я проревела всю ночь. Но уже вскоре Миша перебрался ко мне: с долгом в 50 тысяч долларов из-за разрушенного бизнеса в ЮАР, алиментами на троих детей, без работы и средств к существованию. Инженер-механик, он почти год не мог никуда устроиться, ему говорили: «У вас слишком высокая квалификация». Он брался за любую работу. Я и сегодня не знаю, откуда  у него брались деньги, но первого числа каждого месяца Миша относил тысячу долларов в бывшую семью.  В то время это была хорошая мужская зарплата. Миша все оставил детям: дом,  квартиру своей мамы, новую машину… Многие его друзья  втолковывали ему тогда: не надо разрушать семью, не надо жениться на нищей эмигрантке с двумя детьми.

Пока Миша искал работу, я работала сколько могла и даже больше: утром университет, вечером частая клиника, два-три раза в неделю ходила на ночные дежурства к умирающим больным. Денег не хватало, мы продавали что могли. Но была любовь. Для меня это –  когда интересно молчать рядом.

О детях и собаках

На момент встречи с Мишей у нас на двоих было уже пятеро детей. Но вскоре случилось так, что гинеколог предложил мне два  варианта: или удалять матку, или рожать ребенка. Мы выбрали второй. В Израиле нет декретного отпуска. Если в предыдущую беременность я восемь месяцев пролежала на сохранении, то эту, наверное, от безвыходности проработала  до самых родов. Роды были тяжелые. На пятые сутки акушерка спросила меня по-русски: «Ты еще здесь?» и буквально руками вытащила нашу Рутку.  Все-таки русская школа медицины самая лучшая в мире, потому что в России врачам  не на что было рассчитывать, кроме своих знаний и рук.

 Однажды ко мне на прием пришла молодая женщина и буднично сказала: «Я скоро умру. У меня рак в последней стадии. Возьмите на воспитание мою дочь. У нее никого нет, кроме меня, только вы можете ей помочь». Так в нашей семье оказался еще один ребенок одиннадцати лет от роду – Рита. Кстати, из всех наших детей только она выбрала путь в медицину.

Мой сын Дима был старшим ребенком в нашей семье и, кроме нас, он единственный, кто знает и помнит, как мы боролись за наше счастье. Ему было тяжелее всех: приходилось жить в комнате со своей сестрой, а затем туда же уже в 2,5 месяца была помещена и Рут. При нашем трудном финансовом положении у Димы не было джинсов, а ему так хотелось их иметь! Когда ему исполнилось тринадцать лет – совершеннолетие по еврейским законам – Миша купил ему компьютер в кредит. Счастье ребенка невозможно было описать.

Зимой 1991 года муж разбудил меня: «Вставай, солнышко, началась война». Саддам Хусейн угрожал бомбежками и газовыми атаками. У старшей дочки Ципи во время воздушных тревог появилась проблема – начиналась неукротимая рвота. Чтобы ее успокоить, мы брали ее к себе в постель и за ночь по три раза меняли постельное белье. Я отвела Ципи к нашему другу-психиатру, и он сказал: «Купите ей что-нибудь, чего ей очень хочется». Она хотела собаку. Мы решили взять из питомника маленькую воспитанную короткошерстную собачку, но такой  не было. А наутро студенты принесли мне щенка, помесь колли с овчаркой. Проблемы с рвотой у Ципи прекратились в ту же ночь. А теперь у нас есть французский бульдог, японский хин, черный терьер и гималайская кошка. Да еще питон Сильва!

О компании

С 1989 года я преподавала анатомию в Тель-Авивском университете. Однажды профессор Цви Наво, изучавший биохимию Мертвого моря, сказал мне: «Оно не мертвое, оно живое». И у меня родилась идея компании по производству продуктов для здоровья на основе органо-минерального комплекса Мертвого моря. Мы собрали группу ученых и начали работать на базе кафедры микробиологии Иерусалимского университета. Работали по ночам, потому что днем в лаборатории шли занятия. Организацию бизнеса на себя взял муж.  Я смогла уйти из университета только через два года, так как бизнес не приносил денег, а детей нужно было кормить. Официально компания была открыта 23 августа 1994 года. Сегодня только ленивый не говорит о том, что стоял у ее истоков, что ему предлагали стать компаньоном.  Возникает вопрос: почему же не стал?

Работать всегда непросто. В 1998 году нам позвонили из России: «Извините, денег за товар не будет». Их не было два следующих года. Но мы продолжали поставлять продукцию за рубли, которые катастрофически дешевели, мы выплачивали зарплату дистрибьютерам. Только благодаря нашему упорству мы выстояли. Начали работу в других странах, заработали Украина, Прибалтика, Польша, США, Германия и другие страны.