На этой неделе эстонские СМИ писали о местной власти и финской страсти обзывать эстонцев русскими, но и о самих русских не забывали.
Власть № 4. Пятьдесят оттенков национального достоинства
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
В частности, экономист Ивар Райг ностальгирует на портале Delfi о том, как 25 лет назад создавал Земельно-центристскую партию (не путать с Центристской), занимавшуюся вроде как аграрными вопросами, но под лозунгом «Остановить Ласнамяэ и внутреннюю колонизацию». Жаль, Райг не сообщает, остановили страшное Ласнамяэ или нет – район вроде на месте, многие там живут.
«Деколонизацию» упоминает и финская писательница Софи Оксанен, доклад которой «Как подделывают историю» публикует Postimees (название относится не к книгам Оксанен, как можно подумать, а к путинской России). Если верить автору, деколонизация, она же «преодоление последствий оккупации», в Эстонии продолжается по сю пору. «Событиям дали названия, которые отвечают опыту эстонцев. Эвфемизмы и парафразы советского времени оставили в прошлом, заменив их такими словами, как “оккупация”, “оккупационные войска”, “репрессии” и “депортации”». Делая доклад на конференции в Торонто, Софи Оксанен рассказала и о том, как в детстве, учась говорить (по-эстонски, ее мама – эстонка), выучила и такие выражения, как «он ушел в лес», «он вернулся», «он не вернулся», «его увезли в Сибирь», просто «его увезли». «Я выучила также то, что за пределами Эстонии использовать эти эвфемизмы нет смысла – неэстонцы чаще всего их не понимали. Понимали их только те, кто пережил что-то подобное».
Ну конечно! В России, скажем, никого никогда не высылали в Сибирь, и репрессий там не было, и приговоров «десять лет без права переписки» (эвфемизм расстрела). Впрочем, в одном Оксанен права: фраза «он ушел в лес» применительно ко Второй мировой по-русски значит совсем не то, что по-эстонски, – не «стал лесным братом», а «стал партизаном». Но это ладно, история у всех разная.
Четверть-русские редиски-мазохисты
На фоне многолетнего именования местных русских оккупантами, инородцами и тиблами на редкость смешно выглядит скандал, разразившийся в связи с тем, что финская газета Helsingin Sanomat спросила читателей, как они называют эстонцев, и устроила голосование: какое прозвище эстонцев – самое-самое? «Ой, что тут началось – не опишешь в словах!» Президент так и написал в своем Твиттере: «I am speechless» – «Я лишился дара речи» (бедняга!). Финнов винили в разжигании ненависти, те извинялись...
Редакторы Eesti Päevaleht сочли, что Helsingin Sanomat преступила границы хорошего вкуса, устроив опрос. Но если без опроса – почему нет? Хотя слово воролайнен (от финского воро, «вор») звучит недружелюбно, с фольклорной точки зрения знать о том, как прозывают эстонцев, интересно. В Eesti Ekspress писатель Андрей Хвостов иронично предлагает в ответ всячески унижать финнов и серьезно спрашивает: «Может, эстонец в Финляндии – это примерно то же самое, что русский в Эстонии?»
Õhtuleht вспоминает о том, как Евгений Осиновский обиделся, когда Юрген Лиги назвал его «сыном иммигранта», и Лиги ушел в отставку (и тоже обиделся, о чем позже). «Требовать отставки кого-либо в Финляндии мы не можем, но вдруг в чьей-то политической голове созреет мысль вызвать финского посла на ковер... Почему мы оскорбились тем, что нас называют калевипоэгами, если в Финляндии работают тысячи эстонцев и мы сами сняли об этом телесериал “Калевипоэги”? Скорее уж калевипоэгам нужно обижаться на Эстонию, где им не удалось найти работу за приемлемую зарплату... Точно так же Яне Тоом поставили в вину то, что она назвала эстонский язык вымирающим. Но когда Рейн Таагепера сравнил низкую рождаемость с демографическим унитазом, его похвалили за метафору». А эстонцы называют финнов лосями, и живущий тут у нас финский писатель Мика Керянен сказал, что рад быть «одомашненным лосем». Где наше чувство юмора, м?..
В той же газете евродепутат Индрек Таранд пишет, что на прозвища обижаются только страдающие комплексом неполноценности. Колумнист Эрки Баховски в Postimees парирует: «Не хочу оправдывать “достижения” приехавших из Эстонии преступников в Финляндии. Но отождествлять их со всем народом – значит отрицать ценности, которые должна защищать свободная журналистика». Автор предлагает задуматься: «Как бы мы отреагировали, если б такой опрос провела, например, Яна Тоом в “Столице”? Вряд ли бы там появилось слово “веэрандтибла” («четверть-тибла»; обыгрывается слово «четверть-русский», которым финны именуют эстонцев – Н.К.), но вместо него могло появиться слово “хуторянин”...»
Рядом решительно осудила финнов писательница Имби Паю. Быть «четверть-русской», «воришкой», «трусишкой» («потому что эстонцы во время войны не дали отпор русским») и «редиской» («потому что эстонцы в СССР были красными снаружи, но белыми внутри») автору не хочется. Что это за позиция – «шутки надо понимать»? Ее корни Имби Паю видит в том, что 90 процентов людей подсознательно руководимы прошлым, а «чувство национального достоинства для тоталитарного человека – шутка». Это всё, чтоб вы знали, «советский хлам», «исторический мазохизм, унаследованный многими от оккупационной политики» и «травма, проявляющаяся через отрицание».
Если перефразировать анекдот, национальное достоинство нашлось, но осадок остался. Конечно, и в этом виноваты бывшие колонизаторы. Куда в Эстонии без нас, а?
О пожирании слабого Белочке помо-олимся!
Не обошлось без травмированных и в новом правительстве. По крайней мере, журналист Eesti Päevaleht Прийт Симсон уверен, что Юрген Лиги сядет в кресло министра образования неслучайно: так он «сознательно унижает» прошлого министра образования Осиновского, на которого обижен (см. выше). «Так и немцы в 1940 году заставили Францию подписать капитуляцию в том же месте и в том же вагоне, где в 1918 году было подписано унижавшее немцев перемирие».
Новую коалицию СМИ называли и «союзом нерешительности» (Postimees), и «союзом усталости» (Õhtuleht). Журналист Eesti Ekspress Тармо Вахтер укорял Таави Рыйваса за близорукость: отсутствие в кабинете неэстонцев в наших условиях неразумно, да и женщин там маловато, от IRL и вовсе в бой пошли одни мужики. «Задача Рыйваса – сказать друзьям и коллегам, что, как ни жаль, это место не для вас, а для Анне или Марис, Дениса или Андрея». Слабость многих новых министров отмечают и редакторы EPL.
В Õhtuleht эксперт по коммуникации Агу Ууделепп сравнил коалицию с – дорогие верующие, прикройте-ка ваши религиозные чувства, – Голгофой. Три партии – как три креста. Партия реформ, то бишь белки, – это Иисус Христос, который умер, но воскреснет. Остальные просто помрут и сгинут. Чудны дела Твои, Господи!
Очень любопытны две статьи о наших перспективах, призывающие страну двигаться в диаметрально противоположных направлениях. Реформист Игорь Грязин в Õhtuleht зовет нас «вперед, к победе капитализма»: мол, постепенно и незаметно доля госсектора в экономике увеличилась, поэтому нам надо вернуться к рыночной экономике и частной собственности. Крепко же въелся в подкорку Грязина, преподававшего по молодости марксизм-ленинизм, ленинский лозунг «Вперед, к победе коммунизма!»...
И наоборот, социолог Мартин Айдник в Eesti Päevaleht констатирует: очередное пришествие реформистов – залог того, что «нас ждут еще четыре года социал-дарвинизма», то есть пожирания сильными слабых, социального расслоения и бедности. Стать скандинавской страной нам при таком раскладе не светит. Но что выбрали, то выбрали. Как в том анекдоте про морг и тещу, «умерла – так умерла». Аминь!