«Русь сидящая»: консул Кохверу на зоне нужен обязательно!

Ольга Романова: «Если бы я была эстонским шпионом, я бы понимала – бить будут». Фото: Максим Чижов

Эстон Кохвер, процесс над которым через несколько дней начнется в Пскове, может получить от 10 до 20 лет тюрьмы – именно такое наказание российский Уголовный кодекс предусматривает за шпионаж, в котором обвиняется сотрудник КаПо.

К чему надо готовиться Эстону Кохверу, если его обмен на российского агента, на что постоянно намекает адвокат подсудимого, не состоится? Об этом «День за Днём» спросил руководителя российского общественного движения  «Русь сидящая», известную журналистку Ольгу Романову.

– Существуют ли в России специальные места заключения для иностранцев, как это было в Советском Союзе? По какому принципу Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) решает, куда отправить иностранца отбывать наказание?

– Таких зон больше нет. Была одна в Мордовии, ее расформировали недавно. И теперь есть специальные отряды для иностранцев в обычных зонах, потому что считается – я уж не знаю почему, – что иностранцам легче адаптироваться к российской тюремной жизни в среде дружественных и добрых российских осужденных.

То есть отправить могут куда угодно. Поскольку в данном случае речь идет о шпионаже, а это статья тяжкая, значит, вероятно, будет строгий режим. И поскольку российской прописки у него ни в одном из российских городов нет, не действует и правило, согласно которому человек должен отбывать наказание в радиусе 500 километров от места проживания. Я полагаю, что отправят далеко – просто из принципа. С другой стороны, я бывала на севере Пермского края, где говорят на таких языках финно-угорской группы, которые очень близки к эстонскому.

Поперед батюшки в пекло

– Есть ли какой-то общественный контроль за местами заключения, за соблюдением прав осужденных? Будут ли соблюдаться права эстонского гражданина, если он попадет в российскую колонию?

– Есть такой институт как аппарат уполномоченного по правам человека, его возглавляет Элла Памфилова. У них есть свои представители в каждом регионе, и дальше все уже зависит от личности – хороший попадется правозащитник, плохой ли, какие у него представления о своей работе. Кстати, в Перми очень хороший правозащитник – Татьяна Марголина.

– А с различными НКО, общественными организациями, которые хотят помочь заключенным – разумеется, в рамках закона – система ФСИН взаимодействует? Допустим, с вашим движением «Русь сидящая»?

– Нет, мы вынуждены попадать в тюрьмы почти нелегально – как чьи-нибудь родственники и т. д. Никакого сотрудничества с нормальными НКО ФСИН никак не осуществляет. Если вы не православный батюшка, неоднократно доказавший преданность президенту, то пройти шанса нет. Но мы такого батюшку, скорее всего, найдем, опоим его, околпачим и пройдем в качестве послушников вместе с ним. Есть, конечно, еще такая структура, как ОНК – общественные наблюдательные комиссии. Их состав меняется каждые два года, и именно поэтому, наверное, последняя действенная ОНК осталась лишь в Москве, и то только до ноября этого года. Остальные ОНК в регионах состоят в основном из отставных сотрудников тюрем, прокуратуры, каких-нибудь ветеранов – Афганистана, чеченской кампании, десантников и т. д. И непременно – батюшка!

– То есть, кто же остается в качестве потенциальных защитников прав Кохвера?

– Остаются лишь некоторые НКО, вроде движения «За права человека» Льва Пономарева, и центральный аппарат Уполномоченного по правам человека. Но главное – консул. А еще лучше – посол.

Гад, буржуй и достопримечательность

– А какую реальную помощь, кроме моральной поддержки, может оказать консул?

– Ну вот представьте себе обычное место заключения, например, поселок Йодва республики Коми. Это нужно ехать от Сыктывкара восемь часов по узкоколейке с очень низкой скоростью. Там просто дорог других нет. Это в тайге. Там много-много зон. В поселке Йодва кругом стоят 20-40 бараков, в которых из-за холода окна зимой и летом заткнуты одеялами. И живут там два вида граждан, смешивающихся между собой: охрана и бывшие зеки, которым некуда ехать – человек в общей сложности двести-триста.

И тут к ним приезжает эстонский консул. Как вы думаете, они примерно когда это забудут, через сколько сотен лет? Так что это, конечно, поможет. Тогда, естественно, заключенный будет на каком-то особом положении – хотя бы как местная достопримечательность. Конечно, консулу нужно для этого разрешение ФСИН и регионального Управления ФСИН, но главное – что консул приехал. Это будет освещать все телевидение Коми, все республиканские газеты. И что бы они ни написали – это событие из ряда вон выходящее.

– И это может как-то оградить нашего гражданина от всяческих проявлений тюремного насилия?

– Насилие применяется абсолютно ко всем, и эстонскому гражданину будет даже тяжелее. Потому что примерно 70% осужденных – это люди из низов общества, которые часто смотрят телевизор – вернее, смотрят его все время. Их представления об окружающем мире, о живущих в странах, окружающих Россию, как о людях с песьими головами. Поэтому гражданин Эстонии – человек для них как минимум очень подозрительный, а скорее – гад последний и буржуй. Да еще и шпион. Ему будет тяжело, и я убеждена, что ему придется драться. И это надо делать!

– А передачи, свидания?

– Если у него будет «строгая» зона, то посылки ему положены объемом 20 кг раз в три месяца. Перечень продуктов очень ограничен, и лучше, если эту посылку будут собирать сразу со специалистом – вот вы придете, и мы вместе ее соберем. Надо понимать, что все консервы будут вскрываться, все яблоки, фрукты – резаться, сигареты – ломаться, потому что вдруг там секретная карта побега? Что касается свиданий, то раз в три месяца полагается

краткое свидание. Для длительного нужно договариваться с руководством, занимать комнату для длительных свиданий – и можно будет ездить.

– Но для этого его родственникам еще нужно российскую визу получить...

– Да, и потом согласовать все это с ФСИН. Видимо, это нужно делать через официальные обращения, письма посольства Эстонии во ФСИН. Но вообще с иностранцами сложно, например, жену вполне могут в конце концов на зону и не пустить – просто потому что она эстонка, гражданка Эстонии. И она просто зря скатается.

– В общем, издевательство...

– Так делают со всеми россиянами, почему с вами так не сделать? Тем более, вы – шпионы, враги. Потому что у нас пенитенциарная и судебная система настолько алогична и жестока – просто так, на ровном месте, – что предугадать, что будет, невозможно. И кстати, письма надо писать по-русски, никаких переводов никто делать не будет. Там же цензура. В противном случае ему отдадут их при освобождении, если вообще отдадут. И книги можно лишь на русском и без карт, даже если это карта метро Лондона. Вообще в зоне есть библиотека, там даже может быть Джек Лондон или Лев Толстой. И обязательно ведомственный журнал ФСИН «Преступление и наказание».

– Так называется?

– Да. Еще и другой есть – «Казенный дом».

Поймайте в трамвае шпиона!

– А работать заключенный обязан?

– Это если работа будет. Но лучше учиться везде и всему и работать. Зеки, конечно, бесплатная рабочая сила, но сейчас кризис, так что работы может и не быть. Представьте себе барак на сто-сто двадцать человек, с двухъярусными кроватями, на которые нельзя ни сесть, ни лечь – до отбоя. И ты должен себя все время чем-то занимать. А чем? Так что лучше работать.

– Есть шанс выйти в здравом уме из всей этой системы?

– Шанс есть всегда. Есть примеры физика Данилова, осужденного за шпионаж и измену родине, пример Игоря Сутягина. Они показывают, что, конечно, есть шанс достойно провести эти годы и построить свою жизнь счастливо после этого.

– Видимо, остается надеяться на политическое решение и обмен?

– Политическое решение до сих пор не найдено в отношении депутата ПАСЕ Надежды Савченко – а тут у вас работник спецслужб! Могу разве что посоветовать вам в Таллинне поймать российского шпиона, а лучше – пятерых. Работайте в этом направлении.

– Что происходит после вынесения приговора и апелляции в случае, если она будет отклонена? Нашему гражданину положено, согласно российским законам, краткосрочное свидание перед отправкой к месту отбывания наказания.

– Да, но он не будет знать, куда его отправляют. Потом вы практически потеряете его на время этапа – перевозки к месту отбывания наказания. Это может длиться от одной до трех недель – а может и месяц-полтора. Когда же он прибывает на зону, ему положен один звонок. Говорить можно только на языке, который понимает охрана. Затем вновь прибывшие попадают на две недели в карантин, пока их не  распределяют по отрядам и работам. Считается, что их еще и осматривает врач. Такая вот адаптация. После этого человек переводится в отряд и имеет право на внеочередное свидание.

– И как ему себя вести дальше?

– Если бы я была эстонцем, обвиненным в шпионаже и получившим срок с отбыванием на «строгой» зоне, я бы сидела первые полгода смирно, ручки на коленочках, и соображала бы, как мне получить зеленую бирку «облегченный режим». В «строгой» зоне за хорошую работу и поведение дают возможность получить лишнее свидание, лишнюю посылку и т. д. И с этим облегченным режимом еще через полгода я уже могу подавать в суд на изменение режима содержания. И тогда из «строгой» колонии я бы перешла на колонию-поселение. Я бы била в одну точку: я нормальный, спокойный человек, я не бунтую, не режу милиционеров, выполняю все ваши безумные требования (в рамках разумного), нормально работаю и, получив облегченные условия содержания, по Уголовно-исполнительному кодексу могу претендовать на содержание в колонии-поселении.

А в колонии-поселении мы с вами бы и без консула отлично зажили бы: построили бы там эстонскую деревню, коровку бы завели, козочку... Но пока мы не на колонии-поселении, консул нам помогает! Он приезжает на блестящем автомобиле в Йодву, и там все сходят с ума и начинают с эстонца сдувать пылинки. Потому что приедет консул, а у нас вот тут синячок, а вот тут царапинка – и пошел международный скандал.

Так что консул абсолютно необходим. Потому что, опять же, была бы я эстонским шпионом, я бы понимала, что бить меня будут. И хоть я и дам сдачи, но мне ж еще что-нибудь припаяют: бунт в тюрьме, тяжкие телесные повреждения, еще что-то... Знаете, я бы себя вела как настоящий эстонец – только желваками бы играла.