Ольга Зиновьева: СССР разрушили, но эксперимент продолжается!

Ольга Зиновьева хранит заветы мужа: «Думайте, не поддаваясь ни идеологии, ни пропаганде, ничему тому, что вам втюхивают!» Фото: Альберт Труувяэрт

Александр Зиновьев (1922-2006) был и остается одним из самых влиятельных советских и российских философов: высланный из страны в 1978 году за критику режима, он не стал диссидентом и до конца своих дней продолжал защищать достоинства СССР.

Вдова философа Ольга Мироновна Зиновьева – руководитель Международного научно-образовательного центра имени А.А. Зиновьева (МГУ), директор Биографического института Александра Зиновьева и главный редактор журнала «Зиновьев» – посетила Таллинн по приглашению международного медиа-клуба «Импрессум», встретилась с жителями Эстонии, поучаствовала в круглом столе «Миссия русской интеллигенции в современной Европе» и дала интервью «ДД».

Не разоблачить Сталина, а понять

– Александр Александрович Зиновьев был личностью многогранной: логик, социолог, философ, писатель... Как на ваш взгляд, что из сделанного им актуальнее всего?

– Его позиция в социальной философии: люди, будьте бдительны! В лучших традициях Юлиуса Фучика («Люди, будьте бдительны!» – строчка из «Репортажа с петлей на шее Фучика» – Н.К.). В первую очередь нужна бдительность в отношении процессов, которые развернулись в Европе после разрушения СССР. Я, как и Сан Саныч, категорически отказываюсь говорить, что Союз разрушился...

– Вы имеете в виду – его разрушили извне?

– Да, не без участия внутренних «друзей» – таких, с которыми и внешних врагов иметь не надо... Так вот, когда страну разрушили, на размытой границе между Западом и СССР, де-факто между Западом и Востоком возникли настроения и переживания, мимо которых равнодушно пройти нельзя. Зиновьев как фронтовик, как человек обостренного восприятия всего того, что происходит в мире, это чувствовал ярче и быстрее, чем все остальные люди.

До того, как нас в 1978 году выставили из Союза, он пытался обратить внимание Политбюро на проблемы, назревавшие в недрах коммунистического общества. Общество без кризиса не существует, советское общество – в том числе. Зиновьев хотел, чтобы Политбюро очнулось от спячки. Его обвинили в паникерстве, во враждебных настроениях. А для него это был своего рода колокол, продолжение герценского «Колокола»: Зиновьев бил тревогу! Он и в маленьком штрихе мог увидеть указание на глобальные перемены. Когда Горбачев, будучи с официальным визитом в Лондоне, не пошел на могилу Карла Маркса, Сан Саныч мне сказал: «Оля, начинается эпоха величайшего предательства». Это же был священный протокол советской империи. Способность Зиновьева в частности увидеть общее – вот что главное. К этой бдительности он призывал и других.

– Самый любопытный поворот в жизни Зиновьева – это его превращение из критика советской системы в ее защитника. Что это было – резкий переход или, наоборот, некая последовательная позиция?

– Перехода не было! Зиновьев с его умственным инструментарием, с его мощнейшей ментальной машиной – бывают люди с абсолютным слухом, а у него был абсолютный ум, – не мог изменить собственной позиции. Это досужий вздор! Произошло другое: менялась система, СССР на наших глазах превращался в постСССР, и, естественно, методы изучения этого Левиафана, этого государства-чудовища менялись. Советский Союз и советская история были предметом страсти Зиновьева, он следил за этой историей с 13 лет, наблюдал, как реальность все дальше уходила от идеальной модели счастливейшей советской страны, становилась более косматой, колючей, дремучей, страшной... Реальность постоянно менялась. Когда у вас просто болит горло, вы идете к терапевту, когда оно болит очень сильно, вас пошлют к лору, но горло ведь остается горлом. Зиновьев фиксировал все происходившие с СССР метаморфозы. И когда он обличал проблемы Советского Союза, он не был антисоветчиком. Когда он обличал пост-СССР, он не стал ни черно-красным, ни коричневым в полосочку. Предмет изучения оставался тем же, но требовал других инструментов.

– И все-таки один журналист сказал про Зиновьева: «Человек, в юности замышлявший покушение на Сталина, стал его защитником...»

– Не защитником, нет. Зиновьев как ученый исследовал феномен сталинизма и хотел не разоблачать его, а понять. Он требовал объективности. Понимание – вот главный нерв зиновьевской идеи. Понимание любого предмета, который попадал в сферу его внимания...

Внутри глобального человейника

– Что вы думаете о нынешних попытках реабилитировать Сталина, предпринимаемых в России?

– Объясняется это достаточно просто: прожив двадцать с лишним лет в новой системе – системе свободной, демократической России, хотите ставьте кавычки, хотите нет, – люди убедились в том, что все не так гладко, как грезилось двадцать лет назад. Тогда ведь огульно отказались от всего советского и ринулись в объятия западного экономического чуда в надежде, что удастся сохранить все то, что казалось естественным: бесплатная медицина, бесплатное образование, социальные гарантии... Плюс, думали тогда, у нас появится свободный рынок, мы будем ездить за границу, все будут одинаково богаты. Об этом в один голос твердили все советологи. Какой наивностью нужно было обладать, чтобы считать, будто западные советологические институты создавались с целью помочь СССР! Точно так же войска НАТО, которые пришли к вам сюда, пришли вовсе не для того, чтобы помогать эстонцам... И то, что сегодня обращаются к авторитету Сталина, естественно: с его именем связывают не авторитарность, а твердость и достоинство. Народу требуется справедливость. Не зря сегодня вспоминают сталинские процессы – и не с точки зрения погубленной интеллигентской души. За воровство и мздоимство тогда наказывали...

– Но так ли сильно эффективный менеджер Сталин отличался от эффективных менеджеров-олигархов?

– Сталин действительно был выдающимся менеджером, но он не рассовывал результаты менеджмента по своим карманам, не покупал на них яхты. Он не рассматривал страну как собственную банковскую карточку.

– Если говорить о системе и мысли Зиновьева, чем именно ему претили либеральные ценности?

– В слове «либерализм» нет ничего хулительного, но так сложилось в российском обществе, что все, что связано с принятием решений для народа, во имя народа, почему-то никак не пересекается с деятельностью либералов. Все ценности, которые распределяются в нашем обществе, начиная от телеканалов и заканчивая нефтью, распределяются только среди либералов. Они оставили за собой право решать от имени российского народа, что хорошо и что плохо...

– У Зиновьева, конечно, была своя концепция истории. Из того, о чем он написал в своей книге «Глобальный человейник», многое сбылось или сбывается прямо у нас на глазах. Заглядывал ли он дальше, за глобальный капитализм? Что он там видел?

– То, что он видел, он описал. Страшнее «глобального человейника» трудно что-либо себе представить.

– Но любая система ведь развивается...

– Он писал: русский народ, всё зависит от тебя! Если ты удовлетворяешься этой перспективой, если тебя устраивает громада глобального человейника, если твоя роль тебя не волнует, если ты уходишь с арены истории, – пеняй на себя... Все процессы в России последних лет ведут к тотальной лоботомии населения. Поэтому Сан Саныч настойчиво долбил идейное пространство. Он говорил: можно оболванить весь народ, но социальных законов не отменишь... И социальные законы привели к тому, что появилась Варвара Караулова, отправившаяся воевать за ИГИЛ. Это ведь продолжение традиции XIX века – Вера Засулич, Мария Спиридонова... Если русский народ соглашается с концом истории – тогда да, надо радоваться участку в шесть соток и мыть ноги иноземцам...

Но! У Зиновьева была удивительная способность: описывая явление в самых черных красках, анализируя его, ставя диагноз, он тем самым давал надежду. Ведь если есть диагноз, значит, возможно лечение. Он говорил: надо до всего додуматься самим. Не отключайте ваши мозги. Думайте, не поддаваясь ни идеологии, ни пропаганде, ничему тому, что вам втюхивают!

– Зиновьев защищал коммунизм как систему более гуманную, чем капитализм. Сейчас, когда социализм – явление маргинальное и гибридное,  возможен ли, на ваш взгляд, переход к более гуманной системе?

– Знаете, китайцы ведь создали институт по изучению краха СССР. Я не раз слышала от них на разных встречах: какое счастье, что есть пример того, что не надо делать – или надо, но не так. Звучит кровожадно, конечно, но я их понимаю – они не хотят, чтобы их страна оказалась на краю бездны. Я надеюсь, что и у нас хватит ума и мудрости изучить собственный опыт – и найти в нем зерна, которые помогут нам выжить. Россия продолжает быть общинной страной. Коммунизм был возможен, по сути, только в СССР, только при условии, что его строит советский народ. Да, Союз разрушили – но история не закончилась. Эксперимент продолжается.

Самолет летит – не трогай ничего

– Вы критикуете нынешнюю российскую реальность и при этом остаетесь последовательной сторонницей президента Путина. Между тем, идет пятнадцатый год его правления – и почти ничего не меняется...

– В России сейчас, конечно, сумасшедший дом, идет расщепление сознания на два направления – либеральное и патриотическое. Путин – мудрый руководитель, знающий, как работать в разных фазах истории. Он прошел все-таки очень серьезную школу... Когда Путин только пришел к власти, у Сан Саныча состоялась с ним мимолетная встреча. Я с Путиным пока не встречалась, но, уверена, мы еще увидимся. Надеюсь, он примет мое приглашение и поучаствует в Зиновьевских чтениях – название «Русская идеология» должно его задеть...

Так вот, Путин невероятными усилиями соединяет в себе противоположные тенденции – патриотическую и либеральную. Он стоит на разрыве. Меня восхищает его позиция. Если бы все зависело от меня, я бы сказала, что именно надо сделать с тенденцией, которая привела страну к краху! Но среди помощников Путина есть представители всех тенденций. Я ему горячо сочувствую. Он вызывает у меня глубокое восхищение как человек, который провел Крым. Надо судить по результатам, а результат грандиозный: Крым вернулся в Россию. Олимпиада стоила безумных денег, но она состоялась. Звучит русский мотив, мотив русской победы, и за это я Путину благодарна. Он достойно представляет Россию на международной арене, хотя пространство сужается. Словно, знаете, человека ведут на операцию – его заводят в помещение, оно сужается, сужается, и в итоге ты видишь операционный стол. Путина упорно ведут к этом операционному столу. Но Путин – боец и феноменальный игрок в политические игры.

– Но экономика как была завязана на нефти, так и остается...

– Это да, но система, которая была заложена Ельциным, которую он передал Путину в политическом завещании, повязала Путина по рукам и ногам. Попытки бороться с коррупцией, которые наконец начались, народом приветствуются. Путин не может себе позволить все разрушать «до основанья, а затем». Он знает, насколько хрупка система нашей страны – и как сложно ее сбалансировать. Сан Саныч был военным летчиком и говорил: вот ты сидишь в кабине гигантского самолета и видишь сотни датчиков, и если самолет летит – не трогай ничего! Наш самолет летит – и Путин пока серьезного ничего не делает.

Мы – граждане Советского Союза!

– Незадолго до смерти Зиновьев сказал: «Нам нужна мечта, надежда, утопия. Утопия — это великое открытие. Если люди не изобретут новую, на первый взгляд, никому не нужную утопию, то они не выживут в качестве людей. Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман и какая им верится сказка». Что это может быть за мечта, утопия, сказка?

– Мечта может выглядеть по-разному. Дожить до зарплаты – иногда тоже мечта... Сан Саныч видел мечту в том, чтобы народ почувствовал себя счастливым. Но это ведь страшная перспектива – тогда мы все окажемся в сумасшедшем доме. Счастье – в достоинстве, счастье – в позиции русского образования, русской ментальности во всем мире. Счастье – не отдавать свое пространство на растерзание, бороться за свою территорию и удержать ее, чтобы каждый живущий в России гордился ею. Когда нас выставили из СССР, мы гордились тем, что мы – граждане Советского Союза, и тут не было никакого противоречия. Немцы этого понять не могли. Говорили: как мы можем гордиться тем, что мы немцы? Нас сразу назовут фашистами... Мы с Сан Санычем жили высокой идеей: мы – граждане СССР!

– Когда вы с мужем были в эмиграции, СССР казался крепким как никогда. Бывали у вас моменты отчаяния?

– Конечно, такой период был. Период отчаяния... Когда нас выставили, атмосфера на Западе была донельзя враждебной. Сан Саныч выступал в разных залах – и аудитория почти всегда кишела злобой, она не принимала то, что он говорил. Его предупреждали: может, лучше не выступать? Но он не мог уйти побежденным. При этом мне он часто запрещал присутствовать на этих выступлениях, говорил, мол, ты мне мешаешь...

– Он вас берег...

– Конечно! Однажды мы поехали в Брюссель, он должен был выступать во Дворце конгрессов, это огромная аудитория на несколько тысяч человек. Он мне сказал: «Ты, конечно, не пойдешь». Я согласилась – и, конечно, тайком пошла. Села в последнем ряду. Он выходит на сцену. Зал гудит, слышны выкрики – это был период, когда европейская общественность была пленена идеей коммунизма, Европа краснела на глазах, казалось, что коммунизм захватил почти всю планету... Парадоксальным образом Зиновьев, изгнанный из Советского Союза, должен был, с одной стороны, защищать ценности этой культуры, а с другой – предупреждать: куда вы рветесь? Не всем людям свойственна способность диалектически относиться к окружающему миру, к сожалению. Его не понимали.

И вот Зиновьев стоит на сцене. Люди кричат, кто-то даже готовится бросать помидоры, а он стоит: руки в карманы – это у него была такая боевая стойка. Стоит и молчит. Они кричат – пять минут, десять... Потом им надоело. И тут он начал говорить! Он просто называл вещи своими именами. Рассказывал про СССР. Про лагеря он никогда не говорил, только повторял, что жизнь вне лагерей была страшнее лагерей. Он говорил о замечательной советской школе, жутких колхозных буднях... Обо всем сразу. Зал притих, и лекция, которая должна была продолжаться час, растянулась на три часа. Зиновьева выносили на руках... Вот так он и справлялся с невзгодами – он просто говорил правду. Интеллигент – это человек, говорящий правду. Это его фраза...

Справка «ДД»:

Александр Александрович Зиновьев

• Родился 29 октября 1922 года в деревне Пахтино Чухломского уезда Костромской губернии РСФСР в семье маляра и крестьянки. Вскоре семья перебралась в Москву.

• С 1939 года учился в Московском институте философии, литературы и истории (МИФЛИ). Был отчислен за антисталинистские высказывания и арестован. Бежал, жил по фальшивым документам, в 1940 году пошел добровольцем в Красную Армию. На Великой Отечественной войне воевал в составе танкового полка, с 1944 года – летчик-штурмовик. Награжден орденом Красной Звезды и другими орденами и медалями.

• Окончил философский факультет МГУ (1951). Научный сотрудник Института философии АН СССР (1955-1976). Выдвигался в члены-корреспонденты АН СССР и на Государственную премию.

• В 1976 году снят с должности завкафедрой логики в МГУ и лишен профессуры за отказ уволить преподавателей, связанных с диссидентами. В том же году в Швейцарии вышла книга Зиновьева «Зияющие высоты», признанная антисоветской. Лишен научных званий и военных наград.

• 6 августа 1978 года вместе с семьей выслан в ФРГ. Профессор кафедры логики Мюнхенского университета. В 1990 году был восстановлен в советском гражданстве. В 1999 году вернулся в Москву. Скончался 10 мая 2006 года от опухоли мозга.

• Автор многочисленных научных и литературных трудов: «Комплексная логика», «Зияющие высоты», «Желтый дом», «Гомо советикус», «Глобальный человейник», цикл «Искушение». В 1999 году попал в шорт-лист номинантов на Нобелевскую премию в области литературы.

• Был трижды женат, третий брак –  с Ольгой Зиновьевой (род. 1945) – заключен в 1969 году.