Мария Шорстова и тяжелый рок в средневековом пространстве

Мария Шорстова поет в спектакле «Пир во время чумы» и одновременно является музыкальным дирижером постановки. Фото: архив Русского театра

В таллиннской церкви Св. Катарины 30 июля стартовал летний проект Русского драматического театра – восемь представлений «Пира во время чумы» по мотивам произведений Джона Уилсона и Александра Пушкина в постановке художественного руководителя Русского театра Игоря Лысова.

Сразу в двух ипостасях, актрисы и музыкального режиссера, в спектакле выступила москвичка Мария Шорстова – актриса, певица, режиссер и продюсер музыкальных проектов.

Из Лаборатории в спектакль

- Не боясь ошибиться, проект «Пир во время чумы» можно назвать продолжением вашего сотрудничества с Игорем Лысовым...

- Мы познакомились еще в конце 90-х, когда Игорь Владимирович ставил спектакль в новосибирском театре «Глобус», где я в то время играла, совмещая работу с учебой в ГИТИСе.

А в 2005 году, когда я работала уже в Москве и перестала играть в мюзиклах, он позвал меня в свою Лабораторию, и теперь нашему сотрудничеству (даже не верится!) десять лет. За эти годы в нашей московской Лаборатории мы немало сделали, и, наверное, памятуя об этом, Игорь Владимирович, когда пришел в таллиннский Русский театр, тут же стал заманивать меня в Эстонию.

- Вы ведь занимались музыкальным сопровождением к его спектаклю «Женитьба». Этот спектакль до сих пор идет с успехом. Вы бы изменили музыку к нему сегодня, если бы могли?

- Нет. Мне кажется, артисты замечательно существуют в этом спектакле, они стали еще свободнее, и это, во‑первых, радует, а во‑вторых, подтверждает, что «Женитьба» – спектакль живой, что режиссер с командой его постоянно растят и пес­туют.

- В «Пире во время чумы» вы не только исполняете одну из ролей – вы еще и музыкальный режиссер постановки. Между тем Игорь Лысов не скрывал, что придает музыкальной стороне проекта очень большое значение. Какие задачи вам нужно было решить?

- Прежде всего я хочу сказать о замечательной оригинальной партитуре композитора Александра Жеделёва, которую он сочинил специально для нашего спектакля. В последние несколько месяцев мы с Сашей тесно общались по телефону, скайпу, продолжали обсуждения на встречах в Таллинне. То, как Саша чувствует материал, атмосферу постановки, ее драматизм, как он прислушивается к пожеланиям режиссера, все это говорило о том, что Саша Жеделёв глубоко погружен в работу. Потом я слушала готовые номера, пыталась в них вникнуть, как-то их обжить, сделать эту музыку своей для актеров. В партитуре есть и сольные партии, и «Гимн чуме», которому режиссер придает особое значение, и музыка, которая должна стать сюрпризом для слушателей.

- Мне кажется, что Александра Жеделёва трудно отнести к продолжателям классичес­ких традиций – его музыка наполнена сегодняшней жизнью, ее нервом, ее ритмами. Как, по-вашему, насколько они органичны для средневекового сюжета?

- Мы ведь работали вместе с Сашей и на «Женитьбе», я слышала его музыку, звучащую в «Дяде Ване», словом, я неплохо знакома с тем, что он делал, и потому с вами не соглашусь. У Саши есть и музыка, которая очень даже связана с классической традицией, и это, на мой взгляд, говорит о его многогранности. Что касается Средневековья, я-то как раз считаю, что средневековое музыкальное пространство – это именно жесткий, тяжелый рок, а не привычная классика, не барокко, не авторская песня. Это стопроцентно жесткий музыкальный воздух.

- Коль скоро мы с вами говорим о спектакле, в котором музыке придается столь большое значение, скажите, пожалуйста, как вы оцениваете музыкальные возможности занятых в проекте артистов?

- Я оцениваю их профессионально, а профессиональная оценка избегает однозначных ответов: да – нет, годится – не годится, хорошо – плохо... Меня сильно тронуло то, что в Русском театре, без сомнения, работают люди талантливые. Я увидела, как артисты здесь сберегают свой театр, как они трудятся для этого, как трогательны в этом. Конечно, кому-то что-то давалось проще, кому-то сложнее, но ведь это путь, который другим не бывает.

Влюбленность в наш Таллинн

- Вы успели многое: выучились на драматическую артистку, получили образование в Лондоне, Гамбурге, Нью-Йорке, работали в театре-кабаре «Летучая мышь» Григория Гурвича, исполняли роли, нередко главные, в российских мюзиклах. Так в каком театре вам существовать комфортнее – в музыкальном или драматическом?

- Наверное, все же в драматическом. У меня большой музыкальный опыт и возможности, которыми меня наградил Бог. Но тяготею я все же к драматическому театру, потому и ушла из мюзиклов, потому и приехала теперь в Таллинн к Игорю Лысову. Если бы не он, меня бы ни в какой репертуарный театр было не заманить – я уже привыкла существовать в режиме лабораторий.

- В одном из интервью вы сказали, что в школе ходили в круглых отличницах. Но ведь не секрет, что отличники из-за своей правильности чаще всего романтичностью не отличаются и творческие профессии выбирают редко...

- Наверное, это так, но дело в том, что я – дочь военного летчика. Папу по службе час­то переводили, так что я поменяла семь или восемь школ, а родители мне говорили, что учиться я должна для себя и нести ответственность только перед собой. Учиться мне всегда было интересно, но при этом я часто получала тройку по поведению. Срабатывал, мне кажется, инстинкт самосохранения, – каждый раз я приходила в очередную школу отличницей, а одноклассники отличников не слишком жалуют. И своим хулиганством я, вероятно, подсознательно пыталась завоевать расположение одноклассников. Кто-то сказал, что отличниками остаются на всю жизнь, и, безусловно, какая-то старательность во мне осталась, и это не кажется мне недостатком.

- Вы немало учились и в России, и вдали от нее. Отличаются ли подходы к актерскому делу в России от подходов на Западе?

- Трудно сказать, в России я не училась уже давно... ГИТИС был два десятка лет назад, а Лаборатория моего наставника Игоря Лысова, строго говоря, тоже была не российским форматом. За рубежом мне довелось видеть и небольшие лабораторные теат­ры в Америке, и масштабные, кассовые проекты мюзиклов. Если говорить о профессионализме с точки зрения творчества, особых отличий между Россией и Западом нет.

Другое дело – менеджмент, продажа. В России делается немало того, что называется искусством для искусства. На Западе в первую очередь всегда думают о зрителе, там есть люди, которые размышляют о том, кому постановка будет интересна, нужна, там предварительно проводят исследования, чтобы определить потенциального потребителя, выяснить, кто купит данный продукт. Там уже изначально налаживается связь между зрителем и творческой командой. В России такого подхода не хватает – есть масса художников, которые делают замечательные спектакли и фильмы, но о них мало знают, они не востребованы.

- Вам никогда не хотелось остаться в одном из далеких от России городов?

- Может, это тоже свойство характера, но когда я в Лондоне, мне хочется остаться в Лондоне, а когда я в Нью-Йорке, то влюбляюсь в этот город... Когда я впервые лет семь назад приехала в Таллинн со спектаклем, была зима, так что я чувствовала себя не слишком комфортно. Потом я приехала сюда летом – и буквально влюбилась в ваш город.

 Мне захотелось сюда вернуться, пожить здесь, и сейчас я задумалась об этом всерьез. Во всяком случае, я строю подобные планы на несколько ближайших лет. Мне всегда хочется оставаться там, где хочется быть.

Мария Шорстова

• Родилась 10.01.1979 в Амурской области.

• В 1999 году окончила РАТИ (ГИТИС, мастерская В. Теплякова и М. Кайдаловой).

• С 1995 по 1999 год – актриса Театра «Глобус» (Новосибирск).

• С 1999 по 2001 год – актриса Театра-кабаре «Летучая мышь».

• С 2006 года – актриса Театра «Школа драматического искусства».

• Играла в мюзиклах, в том числе в «Норд-Осте» и «Кошках».

• Снималась в ряде российских сериалов и в художественном фильме «Звезда» (2015).