Валдиc Пельш: позвоните россиянину!

Фото: ИТАР-ТАСС/SCANPIX

Валдис Пельш, имя которого у широкой публики ассоциируется с голубым телеэкраном и музыкой, снимает серьезное документальное кино о войне, и не где-нибудь, а на Сааремаа.

В сентябре известный российский телеведущий, музыкант, актер и шоумен, рабочий график которого расписан по минутам, несколько суток провел на съемочной площадке в Эстонии, успев по пути из Курессааре в Москву дать интервью «Дню за Днем» в аэропорту, перед пересадкой на другой самолет.

Мы не занимаемся политикой

– Легко ли было получить разрешение на съемки в Эстонии, учитывая непростую тему картины, политические разногласия и общий фон наших отношений?

– Мы не занимаемся политикой, мы занимаемся документальным кино. И у нас не было абсолютно никаких проблем. Убежден, что мы все равно должны выстраивать наши отношения с эстонской стороной. На Сааремаа люди были к нам очень доброжелательны. Понятно, что есть сложные взаимоотношения с журналистами, которые занимаются освещением текущей ситуации, но мы немного в другом лагере.

– А в каком вы лагере?

– Я не журналист. Я телеведущий. И в силу того, что неплохо разбираюсь в определенных исторических периодах, то потенциально я еще и неплохой автор сценариев и продюсер. Мы снимаем кино, которое может окупить себя только при наличии спонсорской поддержки: дорого. Это связано и с раскраской хроники, с тем, что мы рисуем анимационные иллюстрации к событиям, которые не запечатлены на кинопленке. Мы стали испытывать большие трудности с финансированием, но пока еще держимся. Наверное, в России потребность в документальном кино на данный момент не самая сильная. Если вы хотите снимать фильм на интересную тему и так, чтобы это было интересно смотреть зрителю, ищите деньги.

– А денег стало меньше? Экономика хворает...

– У меня есть ощущение, что большое количество людей, обладающих значительными состояниями, если и занимаются благотворительностью и поддержкой культурных проектов, то только для того, чтобы в результате получить некие преференции. Я пытался договориться, наверное, с половиной из первой десятки Форбса, мне все отказали. Им это не интересно.

– А что сейчас интересно первой десятке Форбса?

– Не знаю. Наверное, их жизнь. И чтобы их не трогали. У меня очень неплохие, достаточно дружеские отношения с этими людьми. Они меня внимательно выслушали, все обещали подумать, и все отказали.

– Непривычно видеть любимца публики, задорного Валдиса Пельша в роли серьезного рассказчика в кадре. Каково вам в новом амплуа?

– Первый телеканал уже показал наш четырехсерийный фильм «Люди, сделавшие нашу Землю круглой» (картина посвящена главному триумфу российской авиации 1930-х годов – сверхдальним трансполярным перелетам, которые совершили экипажи Чкалова и Громова – прим. ред.). Работа получилась, и нам за нее не стыдно. Там мы и обкатали образ рассказчика. Сняли фильм о Московском университете «Самый умный в мире небоскреб», пока еще не вышедший в эфир. Потом была работа на Эвересте, но поскольку мы попали в зону землетрясения и китайская сторона закрыла гору, придется доснимать в апреле следующего года. Таким образом, эта картина – уже четвертый опыт.

– Это будет один фильм или целый цикл?

– История бомбардировки Берлина в августе-сентябре 1941 года – одна серия на 40-50 минут, рассказ об экипажах, которые взлетали с Сааремаа и с аэродрома Пушкино под Ленинградом. У нас лежит еще несколько сценариев: что-то будет о войне, что-то – об истории России, но пока это всего лишь планы.

Не хочу быть прокладкой

– Вы будете работать в стиле Парфенова?

– С таким же успехом можно сказать, что это стиль Радзинского. Леонид Парфенов и Эдвард Радзинский – великолепнейшие документалисты и рассказчики со своей манерой подачи. Моя манера, удобная мне, чуть-чуть отличается. Это хорошо, что меня называют последователем Парфенова или Радзинского, потому что моя работа в кадре тоже нравится людям. Но это не прием, открытый Радзинским, Парфеновым или другими документалистами. Это форма общения, при которой вы затягиваете зрителя, обволакиваете его своими историями. Надо сказать, что Радзинский для меня является эталонной меткой, потому что в его рассказах практически нет смены «локейшинов»: он стоит на одном месте, в одном интерьере и полчаса держит аудиторию – рассказывает так, что я не отвлекаюсь. Вот этот принцип – «рассказывать интересно» – является фильмообразующим и для меня.

Есть много документальных фильмов, в которых используются приглашенные актеры. Но мне видно, что эти люди читают текст, написанный сценаристами, потому что они не разбираются в этой проблеме. Тексты, подготовленные нашим редакторским составом, я иногда переделываю на 70-80 процентов. Я имею на это право, потому что владею темой. Наверное, это и подкупает: когда вы понимаете, что перед вами стоит человек, который рассказывает о том, что он знает. Ведущего, читающего тексты, называют прокладкой между зрителем и камерой.

– Чем вас зацепила тема советских бомбардировщиков, базировавшихся на острове Сааремаа?

– Это детская любовь к авиации. Может быть, это субъективно. Подвиг летчика абсолютно сопоставим с подвигом обычного пехотинца, который встает из окопа под огнем и идет в атаку. Но для меня более притягательна именно тема сложных полетов – в неизвестность, с неизвестным финалом. Мне кажется, это достойные люди, о которых мы стали забывать. Фильм «Люди, сделавшие Землю круглой» мы закончили письмом Михал Михалыча Громова его второму пилоту Валентину Юмашеву в день 30-летия перелета из Москвы в Сан-Джасинто, когда был установлен самый престижный рекорд в авиации – рекорд беспосадочного полета дальности по прямой. Громов писал, что сегодня 30-летие наших «великих свершений», в прессе об этом ни слова, а его состояние можно описать как «ни жарко ни холодно». И мы хотели показать своим фильмом, что мы помним и мы благодарны.

Налеты на Берлин в первую очередь преследовали цель изменить подавленное настроение в стране после того, как 22 июля немцы бомбили Москву. Для того чтобы страна узнала, что мы в ответ бомбим Берлин, и посылались эти экипажи, хотя понятно, что с учетом изношенности двигателей и дальности полетов они могли взять меньше половины бомбовой загрузки. Разрушения, нанесенные ими, были не столь существенны. Гораздо важнее был психологический момент: мы способны дойти до Берлина – сначала по воздуху, а потом уже пешком. Споры о целесообразности этих полетов ведутся до сих пор, поскольку потери были очень большие...

Кто-то говорит, может быть, эти бомбардировщики надо было использовать для тактических целей, а не стратегических. А мне кажется, что ответ, подтверждающий правильность этого решения, был дан еще в апреле 1942 года, когда американцы послали группу подполковника Дулиттла бомбить Токио. Это был билет в один конец для 16 бомбардировщиков. Но американцы подтвердили мысль, что это очень важно для страны, которая ведет войну, для поднятия морального духа населения – дотянуться до тех, кто на вас напал.

– Вы планируете вернуться на съемки в Эстонию?

– Мы все уже отсняли. Но на территории Эстонии где-то, может быть, еще лежит самолет Водопьянова. Горел один из четырех двигателей, но экипаж не прервал полет. Они вышли на Берлин, отбомбились и упали в Эстонии на лес. Это была фантастическая посадка, никто из членов экипажа даже не был серьезно ранен, при том, что они просто упали. Если эта машина будет найдена, мы, конечно, вернемся. Но шансов... Очень много архивов потеряно. О церкви, которую мы нашли сейчас на Сааремаа, на границе аэродрома, вообще никто не знает: местные жители, а мы встретились с несколькими людьми, которым в 1941 году было шесть-семь лет, указали на нее. Там был наблюдательный пункт, а шпиль снесли, чтобы самолеты не задели его при взлете. Ранее я никакой информации об этом не встречал, а мы нашли церковь, отсняли – она уже практически разрушена. Если появятся новые интересные факты, мы можем вернуться.

Победителей нет

– Какие новые развлекательные проекты, в том числе с вашим участием, можно ждать от Первого канала?

– Скоро я улетаю в Сочи на новый проект: группа известных людей будет заниматься дрессировкой дельфинов и показательными выступлениями с ними. Я там задействован в качестве ведущего. Надеюсь, что получится симпатично.

– Вы не растеряли связи с Латвией?

– Нет, конечно. Я бываю там два-три раза в год. И все время жду, когда у нас с Прибалтикой начнут улучшаться отношения. (Грустно улыбается.) Мне кажется, что это работа для всех сторон – и российской, и латышской, и литовской, и эстонской. И у меня есть ощущение, что это неизбежно произойдет, потому что мы можем расходиться в ряде вопросов, но все равно мы соседи и настолько исторически крепко связаны, что, несмотря ни на что, должны как-то прийти к общему знаменателю.

– Но российские фестивали ушли из той же Юрмалы...

– Без сомнения, это большие политические игры. Каждая страна пытается при помощи определенных ходов показать другой стороне, что переспорит ее. Зато по-прежнему продолжается фестиваль короткометражных фильмов «Балтийская волна» в Резекне, где я был ведущим на открытии…

– Кто побеждает в этих играх?

– На данный момент – никто. Я читал статью, по-моему, в латвийской «Диене», о том, что Юрмала не скучает по «Новой волне». Это неправда. С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что решение о переносе четырех знаковых для Юрмалы мероприятий было продиктовано политическими аспектами взаимоотношений наших стран. Проиграли от этого все! Мне кажется, надо собраться и подумать: а может, мы все уже начнем выигрывать?

– Если будем действовать более прагматично?

– Решения должны быть не столько прагматическими, сколько дальновидными. Испортить отношения можно за один день, восстанавливать их придется гораздо дольше.

Свобода выбора

– В Эстонию переехал Троицкий... Сейчас заговорили о возможной эмиграции сюда вашего коллеги с Первого канала Евгения Завадского. Список можно продолжить.

– Каждый выбирает то место, где ему комфортно и где его никто не будет зажимать. У нас возникла прослойка людей, которые назначили себя трибунами идей, проповедуемых властями предержащими, но при этом абсолютно не являются проводниками этих идей. Именно эти люди начинают творить такую фигню – даже не могу подобрать литературного слова, – когда кого-то начинают травить. Если тот же Артемий Кивович более спокойно чувствует себя в Эстонии, это его выбор.

Но вообще, чтобы быть борцом и отстаивать свою точку зрения, если она отличается от общепринятой, нужно иметь характер оставаться в России и этим заниматься. Да, вы будете испытывать определенные трудности. Именно из-за того, что есть огромное количество людей, которые бегут впереди паровоза исполнять решения Путина и других лидеров. А исполняют так, как сами себе это представляют. Я бы не хотел встретиться в переулке с такими «исполнителями».

– А вы чувствуете себя абсолютно свободным человеком в вашей творческой деятельности?

– В том, что касается документалистики, да. Мы снимаем кино на ту тему, которая нам интересна, ни с кем не советуемся на предмет того, как вы думаете, нормально ли будет снять вот так или будут пожелания по поводу акцентов освещения того или иного события? Мы не врем. Если нам предложат сделать кино «немножечко другим», я положу фильм на полку. Мы снимаем, не беря у каналов деньги, и мы несем ответственность перед нашими спонсорами с точки зрения качества материала, но не с точки зрения того, удобно это или неудобно кому-то. Может быть, если бы это было освещение событий новейшей истории, то нам отказали бы в эфире, если б мы показали что-то такое, что не укладывается в некую глобальную концепцию. Но это не вопрос цензуры, а естественное желание тех или иных людей как-то подкорректировать те или иные вещи, сделать их более мягкими и шелковистыми. Думаю, что если бы мы снимали о Ельцине, тоже получили бы предложения что-то отредактировать или причесать... Но мы этим не занимаемся и поэтому таких предложений не получаем.

Без жажды эфиров

– В последнее время мы мало вас видим на экране. Где вас искать?

– Я себя вижу периодически. В программе «Угадай мелодию», которая как птица Феникс прыгает по сетке вещания. На телевидение я пришел так давно, что перестал испытывать жажду эфиров. У меня был период, когда я выходил в эфир семь раз в неделю. Я этим насытился. Мне интересно делать то, что мне интересно.

– Правда ли, что на крупных российских каналах практически не осталось прямых эфиров?

– Новостные программы идут в прямом эфире. Утренняя программа тоже не записывается. Есть целесообразность прямого эфира. Например, «Кто хочет стать миллионером?» или тот же «Вечерний Ургант» – не прямоэфирные программы, потому что связаны с перестановками, перестроениями.

– Всегда ли записи обусловлены только объективными причинами или усиливается контроль за телеканалами?

– Прямого эфира не стало меньше. Но создавать программу, которая будет идти в прямом эфире, сложно хотя бы потому, что у нас с Петропавловском-Камчатским девять часов разницы. А прямой эфир – это не гарантия отсутствия или присутствия контроля. Технологическая цепочка производства программ предполагает возможность соблюдения любых условий. Если нужно, то прямой эфир цензурируется без проблем, точно так же, как записанная программа.

– Пожелайте что-нибудь жителям Эстонии.

– Живите в согласии с самими собой, добивайтесь успеха! Мне очень хочется, чтобы мы больше знали о том, что происходит в Эстонии, а эстонцы были в курсе того, что происходит в России, и сопереживали бы нашим проблемам, точно так же, как мы могли бы жить их проблемами. Но в определенной степени. Все!

– То есть, надо больше общаться?

– Да. Позвони россиянину – и россиянин позвонит тебе!