Турция на распутье

Возложение цветов к зданию железнодорожного вокзале в Анкаре, в районе которого произошел теракт. Фото: AFP/Reuters

Еще несколько лет назад западные аналитики и политики ставили Турцию в пример всему Ближнему Востоку и исламскому миру, а в 2010 году Барак Обама назвал страну «большой исламской демократией».

Оптимизм был вполне оправдан, хотя продолжавшийся к тому времени не один десяток лет конфликт между правительством и курдами, требующими независимости или широкой автономии, унес десятки тысяч жизней. Как раз в области прав человека дело обстояло не лучшим образом. Но в 2012 году между Анкарой и Рабочей партией Курдистана (РПК) начался мирный процесс урегулирования отношений, и до состоявшихся летом парламентских выборов он продвигался, хоть и с трудом, в позитивном направлении. Внешне Турция до недавнего времени выглядела оазисом стабильности на окраине турбулентного Ближнего Востока.

Одна против трех

После того как в минувшую субботу в Анкаре перед началом митинга в поддержку мира было совершено два террористических акта, в которых погибло почти сто человек и пострадало около двухсот, стало понятно, что стабильность Турции – лишь видимость. Ситуацию в стране обостряют внутриполитические противоречия и международные процессы. Поскольку Анкара активно вмешивается в конфликты в Сирии и Ираке и претендует на роль регионального гегемона, то практически неизбежно, что охвативший соседние страны хаос перекинется и на Турцию. Хотя бы потому, что курды и их амбиции играют значительную роль в политике всех названных выше стран и в гражданских войнах.

Непростые отношения сложились у Турции и с тремя ведущими мировыми державами. С Россией они всегда были напряженными, и вмешательство Москвы в гражданскую войну в Сирии на стороне Башара Асада еще больше обострило противоречия. Турция и США в рамках НАТО официально являются союзниками, но в реальности в последнее время отношения между двумя странами заметно охладели. Это связано с тем, что Вашингтон (хоть и не очень решительно) поддерживает сирийских и иракских курдов, а также – с потеплением отношений между США и Ираном: Анкара считает Тегеран главным конкурентом в регионе.

Отношения с Китаем, по крайней мере с виду, выглядят нейтральными, хотя Пекин (и, очевидно, не без оснований) подозревает Турцию в молчаливой поддержке уйгурских сепаратистов. Возможная военная поддержка Китаем операций, проводимых Россией в Сирии, еще больше осложняет дело. Проблематичными являются отношения Турции и с арабскими странами. С одной стороны, речь идет о суннитских исламских странах, которые по многим вопросам придерживаются с Анкарой единого мнения. С другой стороны, в памяти арабов сохранились отнюдь не самые светлые воспоминания о существовавшей в свое время Турецкой/Османской империи, и попытки Анкары увеличить свое влияние воспринимаются, разумеется, настороженно.

Таким образом, Турция и с внутриполитической, и с международной точек зрения оказалась в довольно сложном положении. При этом внутри- и внешнеполитические аспекты напряженности тесно переплетены.

Хотя с серьезными политическими трудностями Турция столкнулась только в последнее время, нынешние проблемы уходят корнями в историю страны.

Расколотая идентичность

Когда речь идет о Турции, довольно трудно определить ее принадлежность (это, конечно, проблема не только турок). С одной стороны, мы имеем дело с современной и почти западной, европейской демократией. С другой – Турция, безусловно, является ближневосточным исламским государством. С национальным турецким государством дела тоже обстоят проблематично. В стране проживает большое количество враждебно настроенных к центральной власти курдов, доля которых в народонаселении неуклонно растет. От Средиземного моря через Кавказ и Среднюю Азию до китайской провинции Синьцзян простирается широкий пояс тюркских народов и стран, которых сторонники пантюркизма рассматривают как единую культурно-этническую целостность и хотели бы видеть ее единой политической силой.

Современное турецкое государство возникло на руинах распавшейся в ходе Первой мировой войны Османской империи. Процесс создания новой государственности, возглавляемый Мустафой Кемалем Ататюрком (Гази Мустафа Кемаль-паша), проходил болезненно. На протяжении веков бывшая одной из наиболее могущественных мировых держав и движущей силой всего исламского мира (турецкие султаны одновременно являлись халифами, духовными и политическими лидерами всего исламского мира), эта страна в XIX столетии деградировала до состояния «больного европейца». Преобразование многонациональной исламской империи в современное светское национальное государство казалось практически невыполнимой задачей. Ататюрк сумел ее решить. По крайней мере, на первый взгляд.

На самом же деле множество противоречий так и осталось в подвешенном состоянии в ожидании лучшего будущего. Турецкая республика никогда не являлась по-настоящему светской, современной и национальной. Вернее, она одновременно и была и не была таковой, поскольку и воззрение самих турок на свое государство, и его будущее во все времена оставались принципиально взаимоисключающими.

Часть турок с удовольствием увидела бы свою страну в рядах государств Евросоюза, но другая их часть считает иначе. А сами европейцы никогда не относились к идее вступления Турции в Европейский союз с чрезмерным энтузиазмом: с их точки зрения, турки слишком привержены исламу и «азиатчине». Многие турки прежде всего ощущают свою сопричастность с исламским миром и/или с другими тюркскими народами и странами.

Создание устойчивого турецкого национального государства усложнилось из-за наличия на территории страны многочисленных меньшинств. «Проблему» армян и греков турки решили посредством геноцида, но «проблема» курдов так и осталась нерешенной. Удельный вес курдов среди народонаселения Турции неуклонно растет, и самое меньшее, на что они согласны, – это обширная автономия. Но даже этот последний вариант представляется турецким националистам совершенно неприемлемым.

В Ираке и Сирии курды по сути обрели независимость и стали влиятельной военно-политической силой. Разумеется, это сказывается и на притязаниях турецких курдов. В свою очередь, Анкара никак не может поддерживать укрепление позиции курдов в соседних государствах и особенно в Сирии (взаимоотношения с Иракским Курдистаном несколько лучше). При этом сирийские курды являются единственной силой, сухопутные войска которых способны успешно противостоять Исламскому государству (ИГ, ИГИЛ или Даеш). Поэтому турецкие союзники по НАТО их и поддерживают, хотя и не без колебаний. Анкара, разумеется, тоже поддерживает борьбу с Исламским государством, однако… Одним словом, ситуация сложна и запутана, особенно с точки зрения Турции.

Что будет дальше?

Находящийся у власти с 2003 года (поначалу в качестве премьер-министра страны) президент Реджеп Тайип Эрдоган и возглавляемая им Партия справедливости и развития (АКР) смогла долгое время контролировать имеющиеся в Турции противоречия. И хотя применявшиеся для этого методы был не особенно чисты, они действовали. Однако охвативший соседние страны хаос начал все больше сказываться и на Турции.

На состоявшихся в июне выборах АКР лишилась большинства в парламенте. Впервые в истории страны в парламент прошла пользующаяся поддержкой курдов (хотя и не только их) Народно-демократическая партия (HДП). Не смирившийся с этим Эрдоган провозгласил на 1 ноября новые выборы. Этот шаг автоматически обострил отношения с курдами и другими политическими силами страны. Вновь развернулась борьба между Рабочей партией Курдистана (РПК) и правительством.

Грянувший на прошлой неделе теракт, разумеется, только подлил масла в огонь. Официально никто не взял на себя ответственности за это злодеяние, однако налицо множество подозреваемых. Первым подозреваемым в глазах правительства остается Даеш. Звучит вполне правдоподобно, поскольку ИГ не останавливается ни перед какими преступлениями и обострение взаимоотношений между Анкарой и курдами явно отвечает интересам этой террористической организации. Со своей стороны, курды в первую очередь подозревают правительственные спецслужбы, которые якобы рассчитывают за счет обострения ситуации заставить турок сплотиться вокруг Эрдогана.

Так или иначе, ситуация как в самой Турции, так и в прилегающем к ней более обширном регионе продолжает усугубляться. При этом главной проблемой для Анкары является то обстоятельство, что она утратила надежных союзников как на внутригосударственном уровне, так и на международной арене. Каким образом президент Эрдоган сумеет справиться со сложившейся ситуацией накануне выборов, покажет будущее. Ему, несомненно, потребуется немало гибкости и дипломатичности, поскольку есть все основания опасаться, что прежняя позиция силы окажется совершенно бесплодной.

Справка «ДД»:

Министр иностранных дел Франции призвал официально отказаться от использования терминов «Исламское государство» (ИГ) или «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ) в пользу нового – «Даеш» (не путать с русским «даёшь»). С чего вдруг и что это означает?

На самом деле это та же аббревиатура, но по первым буквам арабских слов, а ответ на сам собой напрашивающийся вопрос «почему же тогда заглавной является только первая буква?» отсылает нас к значению слова. «Даеш» в арабском языке вызывает как минимум две неприятные ассоциации. С одной стороны, по звучанию это напоминает другое слово, означающее «раздавливающий что-то ногой», с другой – отсылает арабов к хорошо известному им эпизоду истории войны между племенами: спору из-за неких жеребца и кобылы, вызвавшему сорокалетнюю войну.

Европейцев поразил тот факт, что среди джихадистов ИГ оказалось немалое число людей, родившихся и выросших на Западе: по оценке координатора ЕС по борьбе с терроризмом Жиля де Кершова, их более трех тысяч. И французское правительство, решив, что нечто привлекательное для радикально настроенных европейских мусульман содержится уже в названиях «Исламское государство» и «Исламское государство Сирии и Леванта», решило таким образом развеять их вредоносное очарование. Такой вот бой местного значения на фронтах информационной войны.