Папа говорил, что, занимаясь пьесами Шекспира десятки лет, знает их лучше, чем шекспироведы. Один раз он звонил Аниксту, спрашивал о чем-то, а тот сказал: «Увы, Анатолий Васильевич, я не знаю». Папа положил трубку и сказал: «Уж если Аникст не знает, могу я сделать свою версию?» Если ты в чистоте и наивности веришь, что создаешь нечто новое... Это вопрос цели, конечно. Если цель – создать новое, ты с классикой можешь делать что угодно.
Реалистичный театр от Ямамото
– В Островском вы сохранили почти весь текст...
– Мне было интересно, смогу ли я, сохранив текст и сюжет, залить в эту машину такой бензин, чтобы она стала абсолютно современной. Спектакль «О-й. Поздняя любовь» похож на старый автомобиль, который начинили современной электроникой, чтобы он мог обогнать многие современные модели, хотя на вид это – древняя колымага.
– В каких условиях вы готовы биться за сохранение «русского психологического театра»?
– Смотря кто оппонент. Бывают оппоненты-идиоты, так ругающие то, что мне хочется переделать, что хочется все то же самое защищать. Как Пушкин говорил: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног – но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство». Тут дело в степени таланта и ума спорщика.
Вообще же к понятию «русский психологический театр» я отношусь с изрядной долей иронии. По-моему, здесь произошла ошибка. Психологический театр подразумевает, что переживает публика, а не актеры. А уж каким способом я этого добьюсь... Когда актеры переживают – это один способ, когда они клоунничают – другой. Переживание актеров работало 150 лет назад, но сейчас условия другие, другие мозги и привычки у людей в зале...