/nginx/o/2015/11/13/4695897t1h9418.jpg)
Члены добровольческого батальона, а ныне полка «Азов» посетили Эстонию: провели встречи с представителями Кайтселийта и выступили перед нарвскими школьниками и студентами.
Украинские бойцы прибыли в Эстонию по приглашению Международного центра исследований и безопасности (ICDS) на конференцию по вопросам вклада добровольцев в безопасность Украины и Европы в целом. Накануне конференции «ДД» побеседовал с двумя бойцами подразделения – командиром роты, майором Сергеем Тамариным, и командиром взвода, лейтенантом Николаем Парфимовичем.
Разрушители мифов
– Какой характер носят ваши контакты с Кайтселийтом?
С: – Я бы сказал, что межведомственный. Я уже второй раз в Эстонии, до этого меня приглашали в составе команды по стрельбе. Официального договора между Украиной и Эстонией о взаимодействии, военной помощи, аналитической и какой-то еще, пока нет. Все сотрудничество происходит неформально, потому что Эстония очень много помогает необходимыми для нас вещами – медикаментами, рюкзаками и так далее. Соответственно, мы не можем не ответить взаимностью.
– Что вы будете рассказывать собравшимся, в том числе школьникам?
Н: – Наверное, будем разрушать у русскоязычного населения миф о… Я даже не знаю, как это назвать. У нас российская пропаганда называет это фашизмом, нацизмом. Хочется, чтобы увидели, что я обычный человек, что моя цель – не завоевывать мир, не нести угрозу: я просто хочу освободить свою землю, принести туда мир и покой. Чтобы люди поняли, что опасность подобной ситуации есть и в Эстонии. Если нас 23 года называли братским для России народом и у нас случилась такая беда, то представьте себе, что возможно здесь, когда эстонцы и россияне – абсолютно два разных народа.
С: – Мы расскажем о вкладе добровольцев: что мы делали, чем отличались от регулярной армии, что нас мотивировало, как этот опыт может использовать Эстония.
– Как вы попали в «Азов», как шла служба?
С: – Я пришел в «Азов» в апреле прошлого года, такого понятия как «батальон» тогда еще не было. До этого я был следователем, уволился, больше года работал менеджером по персоналу. Когда пришла угроза извне, мы пытались предпринимать в городе, где я живу, активные действия против сепаратистских настроений – все, что получалось и не получалось в рамках закона. После чего мы приняли решение двигаться на восток и в конце апреля уже уехали в сторону Мариуполя, где через два дня попали в первую засаду. Еще не было «Азова», было понятие «черные человечки», как противовес «зеленым человечкам». Правда, у нас не было такой экипировки и вооружения, как у них, мы ехали на восток с целью все раздобыть там. С первых дней мы показали разницу между добровольцами и регулярной армией, которая в то время сдавала Крым и все, что можно. Наше подразделение было неопытным, оружие у меня было еще в заводской смазке, я его даже почистить не успел. Но мы смогли захватить живым министра обороны ДНР, много оружия и ликвидировать несколько нападавших на нас врагов. С этого и началось развитие полка.
Н: – Я выходец с Майдана, когда начался захват Крыма, а потом вся эта история с Донбассом, я с несколькими друзьями решил ехать на восток. На тот момент мы были знакомы с некоторыми ребятами, которые уже связались с «черными человечками». В начале мая мы уже были в составе патриотически настроенной группы людей, еще не было никакого официального подразделения. А должности получали по мере оценки командованием наших способностей.
– С кем вы уже встречались в Эстонии?
С: – Общались с руководством Кайтселийта, с Институтом оборонных исследований, ну и все. В основном это были прогулки и отдых в отеле. Не так уж много мы здесь пробыли – только одну ночь.
– В каких значимых боях участвовал ваш батальон и вы?
С: – В принципе, ни я, ни Николай не пропустили ни одной крупной операции «Азова». Освобождение Мариуполя 13 июня 2014 года. Освобождение крупного города Марьино в шести километрах от Донецка. Длительная операция в Иловайске, полностью провальная, за которую генералы до сих пор не несут ответственности: за короткое время мы успели потерять шесть человек. Огромное количество мелких операций по задержанию дезертиров, сепаратистов, боевиков. Работа с населением – больше как оперативно-розыскная – в формате, скажем так, внутренней разведки.
Доброволец из Манчестера
– Расскажите о процессе подготовки бойцов. Приходит к вам человек и говорит – хочу вступить, я доброволец. Что дальше?
Н: – Сначала он поступает в учебный центр, где проходит так называемый курс молодого бойца. В это время проходит спецпроверка: как патриотической составляющей, так и психологической, психиатрической, поскольку людям будет выдаваться оружие. Проверяют на употребление наркотиков, алкоголя. После этого везут в роту охраны. Это второй этап, подготовительный, люди проводят там месяц-два. А потом их рассортировывают в зависимости от их способностей, возможностей, образования, может быть, специализированному военному по определенным подразделениям, так как у нас есть артиллерия, есть танковые войска.
– Раньше, как я понимаю, процесс был более стихийным?
С: – Да. Первые 150 человек – это только друзья друзей и знакомые, которым можно было что-то доверить. Это было единственное требование, по которому человек мог к нам прийти. Сейчас, конечно, у нас есть структура с кадрами, проверками, курсами молодого бойца и вторичными, третичными этапами подготовки.
– Какова сейчас структура батальона и кому он подчиняется?
Н: – Полк «Азов» входит в состав национальной гвардии Украины. Структура – артиллерия, танковый дивизион, пехота…
С: – Четыре роты пехотных, рота снабжения. Медики и специальные службы.
– Сколько человек в общей сложности на данный момент?
Н: – Тысяча примерно. До двух тысяч.
С: – Официально полторы тысячи, плюс еще добровольцы из других стран, которые у нас на временном договоре находятся.
– Насколько мне известно, по украинским законам человек, не имеющий гражданства, не может держать в руках оружие. Как эта ситуация разрешается с юридической точки зрения?
С: – Они в большинстве своем работают инструкторами, консультантами, картографами, помогают налаживать работу штаба – в зависимости от их профессиональных навыков и умений. Они с оружием не воюют, если это не позволяет по закону ситуация, то есть применяем их как можем.
– В одной из публикаций Би-би-си рассказывается об англичанине, который воевал с оружием в руках…
С: – Англичанин из Манчестера из нашего полка?
– Да, доброволец в «Азове».
Н: – У нас не было таких.
С: – У нас точно были шведы, хорваты, итальянцы, французы. Многие – с колоссальным опытом, которые могли чему-то научить, и мединструктора были.
– Какова зарплата бойцов?
С: – Официальная зарплата частей национальной гвардии. То есть она не сильно отличается от зарплаты регулярных частей. Мы не за зарплату туда шли, не за звания вообще, не за медали, мы об этом даже не думали. МВД нас официально оформило как милицию только через три месяца, и были зарплаты около двух тысяч гривен. Позже повысили до четырех тысяч, потом мы перешли в нацгвардию. Там немного больше стала зарплата, но незначительно. Но для нас это был далеко не самый важный мотивирующий фактор. Точнее, совершенно не мотивирующий.
– Кто в данный момент командует полком «Азов»?
С: – Раньше командовал Андрей Билецкий, но он стал депутатом, а по закону это не позволяется совмещать. Теперь есть назначенный им человек. Андрей остается непосредственным лидером, который построил этот полк и которого полк уважает. (Билецкий руководил правой националистической организацией «Патриоты Украины». В 2011 году был арестован по подозрению в разбое, в 2014 году был выпущен на свободу как «политический заключенный». В том же году был назначен руководителем силового блока «Правого сектора» по четырем областям – Харьковской, Донецкой, Полтавской и Луганской – прим. ред.)
В замороженном состоянии
– Недавно, судя по новостям, у вас были какие-то разборки с прокуратурой. Сюжет развивался вокруг ремонтной базы полка, и то ли была перестрелка, то ли не было… Как вы можете это прокомментировать?
Н: – Ну, такие вещи комментировать очень легко, потому что мы то участвуем в какой-то перестрелке, но никто не понимает, о чем идет речь, то кого-то насилуем непонятно где, хотя никто при этом не выходит с базы. Сообщения из новостных лент – это провокации, я не знаю, чьи. Может быть, внутри государства нашего враги, может быть, какие-то внешние враги. Но большинство этих историй придуманы. Ибо с дисциплиной у нас все строго, и любое нарушение закона наказывается очень жестко.
С: – Я об этой ситуации ничего не слышал. (В ночь на 26 августа 2015 года в Мариуполе между работниками военной прокуратуры и бойцами полка «Азов» произошло столкновение. Об этом сообщил Глава военной прокуратуры сил АТО Константин Кулик – прим. ред.)
– Как вы считаете, виден ли конец противостоянию на Украине?
С: – Конфликт находится в том замороженном состоянии, до которого его довел президент. Он, собственно, является главнокомандующим всех наших видов и родов войск, и видно, что он считает, что сейчас актуально просить помощи у Европы. Выставлять нас потерпевшей стороной, которая не в состоянии сама справиться со своими проблемами, хотя у нас нет проблем ни с вооружением, ни с техникой, а благодаря волонтерам – ни с медициной, ни с одеждой. То есть у нас все в порядке, даже мотивация, что показал весь прошлый год и начало этого года. Широкинская операция, когда вражескую границу отодвинули на 20 километров вдоль и на 40 километров вглубь береговой линии. Мы это все могли делать, делали и были готовы делать дальше. Но полное отсутствие политической воли и стратегических задач вывели конфликт в ту фазу, которая для нашего государства, видимо, и удобнее, и интереснее. Ему больше нравится просить кредиты и жить в долг.
Н: – Есть маленький момент, что перемирие и замороженный конфликт вроде как существуют, но каждые два дня поступают сообщения о погибших ребятах.
– Но стреляют-то меньше?
Н: – Стреляют намного меньше, конечно, уже нет такой полномасштабной войны, но где-то на линии фронта обязательно раз или два в сутки происходит обстрел. Войны нет, антитеррористическая операция вроде бы затихла, но люди продолжают гибнуть.
– Где сейчас расквартирован полк, как проходит его ежедневная жизнь?
Н: В основном это окрестности Мариуполя, города на Юго-Востоке Украины. Ежедневная жизнь – это… Сейчас тренировки, работа на полигоне, слаживание разных родов войск и отработка. Нужно готовиться к войне, если хочешь жить в мире.
– Каковы были потери за все время конфликта?
Н: 36 человек, по-моему у нас погибло. И это очень достойные ребята, мужчины. Но у нас, скорее всего, наименьшие потери из всех подразделений, которые в реальности воевали. Это больно, обидно. Все потеряли друзей, братьев. Но, слава богу, что хоть так.
С: – Помимо погибших есть еще около двухсот раненых. Тяжелораненых, потерявших конечности. Тяжело контуженных, скорее всего уже нетрудоспособных в дальнейшем. Мы пытаемся о них заботиться, благодаря волонтерам из Европы и других стран отправлять лечиться. Но у нас их действительно значительно меньше, чем в других добровольческих батальонах или Вооруженных силах Украины. Надо отдать должное нашему командиру: первый год он был везде с нами на передовой, чем очень сильно воодушевлял, и принимал правильные решения. Обвинить нас в том, что мы где-то не участвовали или избегали хорошей драки, нельзя. У нас люди поначалу дрались и спорили, кто поедет на боевой выезд, когда техника не позволяла взять всех.
Не совсем здоров
– Как вы можете прокомментировать заявления западных СМИ, например, Daily Beast, Daily Mail, Би-би-си о том, что в рядах «Азова» крайне сильны правые, националистические настроения?
С: – Так и есть. И по-другому быть не может. Я считаю себя украинским патриотом-националистом, который ставит интересы государства выше собственных. Как, собственно, и сотни других людей, которые, оставив работу, жен, детей, ушли воевать за эту страну. Не как безрассудство это нужно воспринимать… Я – человек, который хочет, чтобы эта война не шла дальше. Нельзя просчитать, чего ожидать от России и от Путина. Поэтому, чтобы защитить свой народ, свою страну, люди и начали воевать. Это национализм. Но важно не путать его с нацизмом или фашизмом, то есть с существовавшими политическими режимами в Италии и в Германии, это имеет слабое отношение к полку. У нас нет фанатизма и чествования культа Муссолини и Гитлера, потому что у нас достаточно своих украинских героев. И история достаточно героическая, которая нас вдохновляет и воодушевляет, что как бы дает нам силы действовать дальше.
– Это фотография ваших товарищей? (С флагом НАТО, батальона «Азов» и гитлеровской Германии.)
(Смешки) Н: – Конечно. Я не буду говорить, что таких явлений нет. Маленькие маргинальные группы, недостаточно понимающие суть всего происходящего, они есть. Если оценивать их как бойцов, на поле боя они себя достаточно хорошо проявляют. Но за такое мы как минимум выгоняем из полка, как максимум – человек подвергается еще каким-то дисциплинарным наказаниям. Если это его личное, сугубо субъективное мнение, и он считает, что для него свастика – хорошо, а Гитлер для него – дедушка, то это психически не очень здоровый человек.
– На фотографии и лица видны...
С: – Да. Этот гражданин посередине сейчас находится в дурдоме.
– Он один из первых присоединившихся?
С: – Нет. У нас пробыл совсем недолго. Он точно, я знаю, в Марьинке принимал участие в крупной операции и после вернулся домой.
Н: – Вот этих двоих я знаю. Этого не знаю. А, еще одного знаю.
С: – Это Артем Бонов, можете найти в Интернете его страницу. В дурке сейчас. (Настоящее имя Артем Залесов – прим. ред.).
Н: – Да, он просто не особо здоров.
С: – Часть других людей, которых я вижу на фото, не вызывают у меня – скажем так – здоровой реакции. Вероятнее всего, конечно, это наши бойцы.
– Сколько всего человек было исключено из «Азова»?
С: – Около десяти. Я знаю точно.
– На фотографиях их гораздо больше…
С: – Это те конкретно, кто свои убеждения неадекватные высказывал, выкладывал что-то в Сеть, демонстрировал, что противоречит идейной составляющей полка. И таких вот громких случаев было десять. Чаще всего исключали зачинщика. Не всех нужно убирать. С людьми надо работать, объяснять им, и эта работа в большинстве случаев проводится. И эта тенденция однозначно идет на спад. Но и к металлическому шарику можно придраться при желании.
– Ага, слишком круглый.
С: – Эта проблема есть, и с ней борются.
– Нередки заявления о том, что бойцы «Азова» ненадлежащим образом относятся к пленным.
Н: – Здесь, наверное, я скажу (оглядываясь на Тамарина). Потому что я часто работал с пленными. Как-то привез людей, которые месяцем ранее взорвали нашу машину. Я был в разведке, ехал в «Ниве» с тремя своими друзьями, в нас выстрелили из гранатомета. Один мой человек погиб, один на данный момент инвалид, еще один – слава богу – просто контузия, ну и меня контузило. Эту группу захватили, и вот я с ними всю ночь разговаривал. Я к чему это веду: этих людей спокойно увезли потом, их забрало СБУ.
С: – У нас, по сути, пленные дольше суток не могли физически находиться.
Н: – У нас ни один пленный не пострадал. И, скорее всего, это все… я даже не знаю. Может, желание и было, но, как-то, знаете, со связанным врагом неинтересно ничего делать. Лучше в бою как-то… Уже он повержен, если он у тебя в плену. Скорее всего… Ну, я не буду говорить за всех добровольцев, я не буду говорить за ВСУ, но насколько я знаю, у нас, может быть, им при задержании и били морду. И, скорее всего, так и было. Потому что, я не знаю, как иначе задерживать человека с оружием…
С: – Вплоть до того, что им помощь оказывалась и они передавались в СБУ, либо в милицию. Как можно быстрее, потому что к нам в дальнейшем приехала бы военная прокуратура, и нас бы качали за все что угодно. Это были бы лишние проблемы для полка. Нам тела наших ребят несколько раз возвращали без ушей. Я просто сомневаюсь, что с той стороны есть адекватные люди, но… Не знаю. Наверное, это лишний повод в плен не сдаваться. А излишняя агрессия к ним… Ну, это враги, и это война, и самое гуманное по отношению к врагу – это как можно быстрее его уничтожить. А не мучить и не заниматься пытками, казнями.
Н: – Нам неинтересно их мучить.
– То есть такого в рядах «Азова» никогда не было?
С: – Больше суток максимум же... И то, если ночью задержаны, а ехать с ними далеко. Либо к нам милиция приезжает и забирает, либо мы сами увозим.
Н: – На самом деле пленный – это обуза. Его лучше отдать специальным органам. Пусть они занимаются. За ним надо смотреть, кормить, для этого нужны люди. Так что пленные не нужны элементарно.