Новая книга Михаила Веллера «Наш князь и хан» уводит читателя в средневековую Московскую Русь. Известный беллетрист и публицист сменил круг пристрастий? Вовсе нет!
«Наш князь и хан». Куликово поле по версии Михаила Веллера
Веллер не впервые обращается к исторической тематике. Когда-то из мистификации, построенной на том, что имя героя Вальтера Скотта Ivanhoe (Айвенго) подозрительно напоминает русское Иван Х... (ну, вы поняли), вырос роман о норвежском короле-викинге Харальде Хардероде (Хардраде), который, между прочим, часть своей бурной молодости провел в Киевской Руси и был женат на дочери Ярослава Мудрого Елизавете. Позже Веллер вместе с историком Андреем Буровским написал исследование о Гражданской войне, а без Буровского – роман-исследование о батьке Махно.
Крупный писатель – а то, что Веллер относится к их числу, нелепо отрицать – начинает склоняться то к просветительству, как Дмитрий Быков с его блестящими телевизионными «Открытыми уроками», то к тому, чтобы занять давно пустующую в родной литературе нишу «учителя жизни». Либо то и другое вместе. Книга «Все о жизни» была, образно говоря, диаматом Веллера; затем, естественно, пришла очередь истмата.
За что боролся князь Владимир
«Наш князь и хан» – история взаимоотношения Великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича, прозванного Донским, с Ордой. Естественно, центральное место в книге занимает Куликовская битва, но не в отрыве от всего прочего, а как эпизод взаимоотношений, подготовленный всем, что было на Москве и в Орде в течение 70 лет до него.
Типичный веллеровский ироничный и агрессивный стиль повествования заслоняет для многих из тех, кто уже поспешил откликнуться в Интернете на эту книгу, тот факт, что перед нами – серьезное историческое исследование. Наверно, спорное – а какое же историческое сочинение бесспорно? Но выстроенное очень убедительно и концептуально.
В 1980 году исполнилось 600 лет со дня Куликовской битвы. К славному юбилею победы русского оружия вышло несколько романов, самым интересным из которых был роман Федора Шахмагонова «Ликуя и скорбя», и не снято ни одного фильма. Хотя деньги на то, чтобы соорудить эффектный исторический блокбастер часа на три экранного времени, в те годы хватало. Очевидно, препятствовала политкорректность (слова еще не было, но явление было) – не хотелось задеть самолюбие братского татарского народа.
И тогда-то отчетливо обнаружилось, что, кроме легенд об этой битве и написанной ее то ли участником, то ли свидетелем Софонием Рязанцем «Задонщины», определенных сведений почти нет.
Между Непрядвою и Доном, где она предположительно произошла, артефактов, подтверждающих факт битвы, не находили. Позже известные возмутители спокойствия историков Фоменко и Носовский выдвинули версию, что битва произошла недалеко от Москвы, там, где сейчас стоит воздвигнутый в ее память Донской монастырь. О чем Веллер и упоминает.
Но есть и другой, более поразительный, вопрос. За что сражались на Куликовом поле?
К свержению монголо-татарского ига битва не привела. Иго длилось еще ровно сто лет.
Был ли это подвиг ради подвига? Так сказать, виктория, развеявшая миф о непобедимости канадских профессионалов? Простите, татарского войска. Блистательная победа (как исторические 7:3 в Монреале осенью 1972 года, но серию тогда все равно выиграли канадцы)?
Против ислама и католичества
Или еще предположение. В 1313 году хан Узбек объявил ислам государственной религией Орды. С завещанной Чингисханом терпимостью к чужим религиям («Ты можешь отобрать у чужого правителя его землю, его скот, его жен, но не покушайся на его веру», – завещал Потрясатель Вселенной потомкам) было покончено. Сегодня мы с ужасом ожидаем исламскую экспансию в лице так называемых беженцев, среди которых неизбежен немалый процент боевиков ИГИЛ. В те времена православная церковь и народ вряд ли восприняли действия хана иначе.
Мамай был ревностным мусульманином. К тому же имел тесные отношения с генуэзскими колониями в Крыму. В Куликовской битве на его стороне как будто участвовали генуэзские наемники-арбалетчики (возможно, это миф). Так что православию угрожали сразу две опасности – исламская и католическая. Может, именно поэтому церковь убедила Дмитрия нанести превентивный удар. Тогда битва и впрямь имела судьбоносное значение: после нее уже никакому чужеземному властителю не приходило в голову навязать Руси иную веру!
Книга Веллера не оставляет места для таких версий. Писатель, опираясь на источники, убедительно доказывает, что отношения между князем и церковью были далеки от срастания двух властей: административной и идеологической. Церковь противостояла стремлению Московского князя сосредоточить в своих руках необъятную власть. Такую позицию занимали два замечательных церковных деятеля той эпохи – святитель Алексий (см. фильм Александра Прошкина «Орда», повествующий, как Алексий избавил от слепоты мать хана и тем предотвратил очередной набег на Русь) и Сергий Радонежский.
Традиционно считается, что Сергий, бывший после смерти Алексия наиболее вероятным кандидатом в митрополиты, из скромности отказался от этой чести. В результате митрополитами становились марионетки Дмитрия. Но неужели человек, знавший, что только он мог избежать сращения двух ветвей власти и возвысить церковь, из смирения отверг эту миссию? Веллер считает, что все было сложнее. Но как? А это уже второй вопрос.
Во всяком случае Веллер убедительно доказывает позднейшее происхождение легенды о поединке витязя-монаха Пересвета с татарским богатырем Челубеем. Кстати, в «Задонщине» витязи-чернецы Пересвет и Ослябя упомянуты, но о поединке речи нет. Яса Чингисхана строжайше запрещала такие поединки, ведь поражение своего бойца произвело бы гнетущее впечатление на войско.
Татарской Руси нам не надо!
Наконец, Веллер поясняет, кто именно был противником русской рати. Мамая традиционно величают ханом (иногда – безбожным царем), но он не был чингизидом и по определению не мог претендовать на монаршую власть в Орде. Звание его – темник (в зависимости от старшинства в войске оно может соответствовать современным званиям от дивизионного генерала до фельдмаршала), он сажал на ханский трон своих марионеток и к 1380 году считался – с точки зрения законного хана Тохтамыша – государственным преступником.
Так что, пишет Веллер, Дмитрий как вассал законного хана покарал бунтовщика. А для самого Дмитрия отношения с Ордой стали шансом сосредоточить власть над всей Русью (Москва, Владимир, Суздаль, Тверь, Рязань, Нижний Новгород и т.д. – остальные княжества тогда входили в состав Великого княжества Литовского и Русского, в котором до того, как на три четверти русский по крови Ягайло ради польской короны принял католичество, знать была православной, а предки нынешних литовцев жемайты и аукшайты – язычниками).
Трагедией Москвы, по Веллеру, стало то, что она унаследовала ордынскую административную систему. За это многие читатели успели обозвать писателя «русофобом» (этим термином обычно разбрасываются без разбора люди злобные и невежественные). Но фактически Веллер разделяет точку зрения большого русского писателя Алексея Константиновича Толстого, которого вряд ли кто упрекнет в отсутствии патриотизма. У него есть баллада «Змей Тугарин», в которой на пир к Владимиру является страшного вида певец – и пророчит Руси всякие беды:
Певец продолжает: «И время
придет,
Уступит наш хан христианам,
И снова подымется русский
народ,
И землю единый из вас соберет,
Но сам же над ней станет
ханом...»
Владимир отвечает:
«Нет, шутишь! Живет наша
русская Русь!
Татарской нам Руси не надо!
Солгал он, солгал,
перелетный он гусь,
За честь нашей родины я
не боюсь –
Ой ладо, ой ладушки-ладо!
А если б над нею беда и стряслась,
Потомки беду перемогут!
Бывает, – примолвил
свет-солнышко-князь, –
Неволя заставит пройти
через грязь,
Купаться в ней – свиньи лишь
могут!..
Я пью за варягов, за дедов лихих,
Кем русская сила подъята,
За синее море, которое их,
Шумя, принесло от заката!..»
Пафос книги Веллера очень близок к пафосу этих строк.
«Наш князь и хан»
Михаил Веллер
Россия, издательство «АСТ», 2015 г., 288 стр.