Гия Канчели: красота не спасет мир, и ничто его не спасет

Фото: Станислав Мошков

Сегодня стало известно о кончине замечательного композитора Гии Канчели. В память о нем мы перепечатываем интервью, которое он дал нашей газете "День за днем" в 2010 году.

Гия Канчели – человек из другого мира. Где бы композитор ни жил – в Советском Союзе, в независимой Грузии, в Западной Европе, – на планете, раздираемой распрями по самым нелепым поводам, он остается чужаком.

В мире Канчели всё по-другому: людей там не делят на первый и второй сорт (читай – на пацаков и чатлан), Запад сходится с Востоком, никто ни с кем не воюет. Так и хочется добавить: и из ругательств там есть только «кю», допустимое в приличном обществе... Да, сценарий «Кин-дза-дза» написали Георгий Данелия и Резо Габриадзе, но без музыки Канчели эта лента была бы совсем другой, и заложенные в ней идеи он, судя по всему, полностью разделяет.

После распада СССР Гия Канчели словно раздвоился. На Западе его знают как блестящего композитора, автора семи симфоний и множества иных, часто религиозных сочинений. На Востоке его тоже знают как блестящего композитора, но не по симфониям, а по музыке из «Мимино», «Кин-дза-дза» и многих других фильмов. В этом смысле Эстония, зажатая между Востоком и Западом, – идеальное место для празднования 75-летия Гии Александровича. Дату отметили 12 ноября концертом в зале Eesti Kontsert. Зал одинаково тепло реагировал и на литургию «Оплаканный ветром», и на «Тихую молитву», которую поет грузинская девочка на русском языке, и на «Dixi» с массой латинских изречений, и на «Маленькую Данелиаду», обходящуюся вовсе без языков, одними только «ку!».

К сожалению, общество, лишенное цветовой дифференциации штанов, не удалось построить ни в одной республике бывшего Союза. Реальность оказалась страшнее любого Плюка: кто мог 25 лет назад представить, что может начаться война между Россией и Грузией? Август 2008-го ударил по аполитичности Канчели сильнее некуда. Конечно, можно не соглашаться с его оценками. Но не уважать Гию Александровича невозможно – за честность, чувство собственного достоинства, за то, что он имеет смелость оставаться человеком из другого мира.

«Потому что в Грузии не было...»

– Самые популярные фильмы Георгия Данелии в народе – «Мимино» и «Кин-дза-дза», любимый фильм самого Данелии – «Слезы капали». Какой фильм Георгия Николаевича больше всего любите вы?

– «Не горюй!» Может быть, потому, что это был первый фильм Данелии, к которому я писал музыку. Кроме того, он необычайно красочный. И многоликий. «Не горюй!» – из тех фильмов, которые не стареют, а это очень редко бывает. Мне кажется, что «Не горюй!» и в будущем будет пользоваться любовью.

– А на каком фильме Данелия вас больше всего мучил?

– Да на всех фильмах он меня мучил. И сейчас опять будет мучить – на продолжении «Кин-дза-дза». Уже мучает!

– Множество людей обожает телеверсию спектакля «Ханума», музыку к которому писали тоже вы, и музыка эта – подчеркнуто грузинская, с этническими мотивами. Мне кажется, что и в таком сочинении, как «Ex Contrario», есть грузинские мотивы. Насколько проявляется в вашем творчестве музыка Грузии?

– Я бы хотел, чтобы она проявлялась, хотя специально никогда «фольклорную» музыку не писал. Если говорить про «Ex Contrario», там, как мне кажется, с фольклором ничего не связано. В «Ex Contrario» я старался сопоставить ориентальную музыку с европейской традицией. А что касается «Ханумы»... Если я случайно вдруг вижу этот телеспектакль, я выключаю телевизор.

– Почему?

– Потому что великий Георгий Александрович Товстоногов не сообщил мне о том, что он собирается снять весь спектакль для телевидения. Если бы я об этом знал, то привел бы в порядок аккомпанемент. Он сделан на позорнейшем уровне! То, что в театре воспринимается более-менее нормально, с экрана телевизора звучит убого. Там есть несколько оркестровых номеров в исполнении биг-бэнда, которые я привез из Тбилиси, вот за них мне не стыдно. А за остальное – стыдно.

– Песню «Чито-гврито» из «Мимино» народ любит и поет до сих пор. Почему вы в свое время с оттенком пренебрежения назвали ее «венерической музыкой»?

– За популярность, наверное. И я не говорил с оттенком пренебрежения. Просто я не ожидал, что эту песню будут играть во всех ресторанах Советского Союза. Вы можете себе представить количество ресторанов в Советском Союзе?.. Вот везде ее и играли. Я не знал, что так получится. Вообще-то, наверное, хорошо, что она стала такой популярной. А когда я сравниваю эту песню с известной болезнью, я имею в виду только темпы распространения.

– Можно ли сказать, что в советское время вас, несмотря на не слишком советскую музыку, власти доставали меньше, чем Шнитке или Пярта, именно потому, что вы писали популярную музыку для кино?

– Нет, не поэтому. Я сам всегда об этом говорю: мне было легче, чем моим друзьям – тому же Сильвестрову, который жил в Киеве, или Арво, который жил в Эстонии, или Альфреду, который жил в Москве. По определенным причинам моя музыка все-таки исполнялась. У меня бывали сложности в Грузии, мою музыку считали негрузинской, отвергающей народные традиции – как это обычно бывает... Тем не менее дирижер Джансуг Кахидзе играл мои сочинения где только мог. Я думаю, мне было легче, знаете, почему? В Грузии в идеологической сфере все-таки долбо*бов было меньше. Вот в Киеве, знаете, какие были долбо*бы!.. Страшные, дикие. И в Москве они были, и, видимо, в Таллинне. Да разве их сейчас мало... А в Грузии власти смотрели на музыку скорее иронически. Заведующий отделом культуры ЦК Грузии, который очень меня любил – в зарубежной поездке он попал в больницу, я остался с ним, а остальные поехали дальше, – называл мне фамилию одного грузинского композитора и говорил: «Ты не представляешь, как мне больно! На его концерты публика ходит, ему хлопают, а на твои концерты не ходят и не хлопают...» Для него значение имели количество слушателей и громкость аплодисментов. Вот такая ситуация была в Грузии.

Домыслы и реальность

– За Четвертую симфонию вам дали в СССР Государственную премию, и именно ее сыграл в 1978 году в США Филадельфийский оркестр под руководством Юрия Темирканова...

– Да, причем эта симфония была посвящена не Родине и не партии, а Микеланджело. А почему именно ее сыграли в Америке? Я думаю, с просьбой к Темирканову обратилась вновь созданная тогда организация ВААП – Всесоюзное агентство авторских прав. Им надо было, чтобы в Филадельфии прозвучало не произведение, допустим, композитора Кабалевского, а музыка, которая может получить в Америке положительную прессу. Это тоже была идеология. Так всё совпало в тот момент, а раньше никто не порекомендовал бы сыграть Четвертую симфонию в США.

– После Четвертой вам заказали Пятую и Шестую симфонии...

– Да, Пятую симфонию мне заказало нью-йоркское издательство Schirmer. А Шестая – это совсем другая история. Предложение исходило от Курта Мазура, главного дирижера оркестра Гевандхауза (концертный зал в Лейпциге – Н.К.). Он сотрудничал с Альфредом Шнитке, думаю, заказать у меня симфонию ему порекомендовал именно Альфред. Потом надо было отмечать 40-летие победы над фашизмом, а правительство ГДР, выделившее огромные деньги на завершение строительства Гевандхауза, требовало определенной отдачи. Оркестр должен был отметить этот день. Курт Мазур понимал, что я не смогу написать фанфарную музыку, в итоге я сочинил «Светлую печаль», которую посвятил детям всех национальностей, погибшим во Второй мировой войне, сочинение на четырех языках – английском, немецком, русском и грузинском. Довольно печальное произведение, его даже можно назвать реквиемом. На Шестой симфонии я решил остановиться, но когда в Праге оркестр Чешской филармонии под руководством Джансуга Кахидзе сыграл одну из моих симфоний, меня попросили написать еще и Седьмую. Я ее написал и назвал «Эпилогом», чтобы не возникало искушения сочинить еще одну.

– Четвертая симфония, как вы уже сказали, посвящена памяти Микеланджело, и западные критики слышится тут фигу в кармане. Логика такая: немного раньше Шостакович написал Сюиту на стихи Микеланджело, в которой намекнул-де строками об изгнании Данте из Флоренции на изгнание Солженицына, значит, и вы тоже посвятили симфонию великому итальянцу не зря...

– Нет, это домыслы. У нас ведь всё планово делалось. В связи с юбилеем Микеланджело надо было, чтобы кто-то что-то посвятил Микеланджело. В Министерстве культуры СССР работали музыковеды, которые сначала страшно ругали меня на всех пленумах, а потом, после Третьей симфонии, их отношение ко мне переменилось. И вот министерство предложило мне написать произведение памяти Микеланджело. Я не бывал в Италии, не видел подлинников, только иллюстрации – но решился на такой наглый шаг.

– А Третья симфония, говорят западные критики, начинается с варварского военного марша, в котором усматривается поступь оккупантов, лишивших Грузию независимости.

– Никакой поступи там нет. Третья симфония была написана после того, как я услышал запись похорон одного старца в Сванетии. Грузинские фольклористы хотели записать плач профессиональных плакальщиц, но им не разрешили поставить микрофон в комнате, где был покойник. А на дворе мужчины пели сванские, очень воинственные такие песни. Фольклористы поставили микрофон где-то в коридоре – так, чтобы хозяева не заметили. И записали вместе с плачем песни сванских мужчин. Мне предложили эту запись послушать, она произвела на меня сильное впечатление, и была написана Третья симфония.

– Это правда, что вас больше привлекает «добаховская» музыка, сочинения XIV-XVI веков?

– Не то чтобы больше, но... Я не очень понимаю людей, которым одинаково близка музыка любой эпохи. Каждый человек должен иметь какие-то приоритеты, что-то должно быть ближе, что-то – не очень. Мне близка добаховская музыка, потому что, с одной стороны, она предшествовала такому явлению, как Бах, а с другой, это необычайно чистая музыка, как и живопись эпохи Возрождения. В ней есть величайшая простота. На мой взгляд, это и есть самое сложное.

Любовь на чаше весов

– В одном интервью вы сказали, что не верите в то, что красота спасет мир, в том числе в форме музыки.

– Я могу это подтвердить и сейчас.

– А что может спасти мир?

– Боюсь, ничто его не спасет. Когда фундаментализм приобретает формы, которые раньше мы просто не могли себе представить, разум теряет всякий смысл. Взять хотя бы террористов-смертников... Мировые религии вместо того, чтобы сближаться, всё больше расходятся, пропасть между ними вместо того, чтобы уменьшаться, увеличивается. И это, и многое другое очень меня беспокоит.

– Это необратимое явление?

– Я думаю, к великому сожалению, что да.

– Музыка – язык универсальный, грузинские композиторы ничем не отличаются от французских или русских. Могут ли композиторы быть аполитичны, если не сказать – космополитичны?

– Я не думаю, что композиторы совсем аполитичны. Мы говорим, что мы аполитичны, но на живого и нормального человека окружающий мир не может не влиять, хотя бы подспудно. То, что происходит с моей страной сейчас... Россия повела себя абсолютно для меня непонятно. То, что Путин назвал «принуждением к миру», я всегда считал и сейчас считаю принуждением к войне. Эта история длилась полтора десятка лет и завершилась трагедией в августе 2008 года. Можно еще вспомнить суд над Ходорковским и Платоном Лебедевым. Примеры можно множить.

– Вы могли бы поступить, как Арво Пярт, который посвятил свою Четвертую симфонию Михаилу Ходорковскому?

– Я не собирался этого делать, потому что стараюсь отделять музыку от реальности, но... Недавно я стал инициатором концерта в поддержку Ходорковского. Концерт состоялся в Лейпциге, там исполнялась Четвертая симфония Пярта, что-то из классики, и еще Гидон Кремер играл мою «Грустную молитву». В проспекте концерта я вместо аннотации написал о моем отношении к суду над Ходорковским. У меня было желание посвятить ему музыкальное сочинение, настолько я не был согласен с тем, что происходит вокруг этого человека, но я не позволил себе. Не посмел. А Арво это сделал, и я очень ему благодарен. Я подумал о том, что кто-то мог бы счесть это с моей стороны какой-то конъюнктурой, конформизмом или, наоборот, антиконформизмом. А Арво себе это позволил, потому что совесть у него очень чиста, намного чище моей. И он поступил правильно. Хотя недавно появилась статья одного нашего коллеги, композитора Владимира Мартынова, который Пярта за это критикует.

– После августа 2008 года вы действительно ни разу не были в Москве?

– Нет, я туда ездил. Из-за Роберта Стуруа. У меня на весах были нежелание ехать в Москву и просьба человека, с которым я проработал более полувека. Стуруа ставил в Москве довольно сложную пьесу Шекспира «Буря». Я поехал ради него. Не хотел ехать. Такой поток лжи шел по всем российским информационным каналам... Я как-то думал, что нормальные люди в Москве в эту ложь хотя бы не поверят. Но интуитивно почувствовал, что они поверили и обвиняют во всем президента Грузии, который, может быть, и мне не всем нравится – но я не могу принять, когда его стараются выставить психически ненормальным. У Саакашвили есть недостатки, как и у всех, но что он ненормальный – это неправда. А мои близкие друзья в это поверили. И мне это неприятно.

– Вы сейчас работаете над музыкой к мультфильму «Кин-дза-дза», который снимает Георгий Данелия, а он тоже живет в Москве...

– По Интернету я посылаю Данелии разные заготовки – у меня дома стоит 16-канальное сооружение с клавиатурой и огромным количеством тембров. Для того чтобы он примерил музыку к образам, этого достаточно. Но потом, когда фильм будет на стадии завершения, опять на одну чашу весов ляжет антипатия к российской власти, которая меня возмущает, а на другую – любовь к Георгию Николаевичу Данелии.

– И что перевесит?

– Я думаю – любовь.

***

Справка «ДД»:

Гия (Георгий) Александрович Канчели родился в 1935 году в Тбилиси. В 1963 окончил Тбилисскую консерваторию. Заслуженный деятель искусств Грузинской ССР (1972), Народный артист Грузинской ССР (1980), Народный артист СССР (1988).

Канчели – автор семи симфоний и многих других музыкальных сочинений, а также музыки к спектаклям и фильмам, в числе которых – «Не горюй!», «Мимино», «Ханума», «Слезы капали», «Кин-дза-дза», «Житие Дон Кихота и Санчо», «Паспорт», «Орел и решка», «Фортуна».

В 1991 году переехал в Берлин, с 1995 года живет в Антверпене, где работает дирижером Королевской фламандской филармонии. Лауреат премии Вольфа в области музыки (2008).

 ***

«Когда я сочиняю музыку, мои мысли и чувства сфокусированы не на проблемах окружающего мира, а на огромном невидимом космосе, скрывающем в себе вечные идеи красоты, сострадания и любви. Я мечтаю о том, чтобы трудности, с которыми я сталкиваюсь при сочинении музыки, остались бы незаметными для слушателей. Я был бы счастлив, если бы в будущем на мои сочинения – если их не забудут – смотрели, как на попытку выбежать из тьмы на свет...»