Cообщи

Кому «Банковский кредит», а кому «Финал»

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
Дэйзи (Ита Эвер) и Генри (Тийт Сукк) в спектакле «Финал»: Генри и не подозревает, что разговаривает с мачехой.
Дэйзи (Ита Эвер) и Генри (Тийт Сукк) в спектакле «Финал»: Генри и не подозревает, что разговаривает с мачехой. Фото: Тээт Малсроос/архив Эстонского театра драмы

Эстонский театр драмы начал 2016 год премьерами двух комедий. Очень смешных и очень грустно заканчивающихся. Как наша жизнь.

При всей разнице спектаклей «Банковский кредит» и «Финал» оба они – о том, как хрупко на самом деле наше существование, и насколько упрямо мы этого не осознаем.

Игра для двоих

«Банковский кредит» каталонца Жорди Галсерана – почти этюд для двух актеров. Одному партнеру дано задание добиться своего, несмотря ни на что и ничем не стесняясь. Другому – ни в коем случае не уступать. У Галсерана это – безработный Антони, пришедший в банк просить кредит в 3000 евро, и Управляющий отделением банка, который никак не может выдать кредит безо всякой гарантии: ни источников дохода, ни недвижимости у Антони нет, а дать деньги под честное слово – неприятностей не оберешься!

Режиссер спектакля Хендрик Тоомпере ставит Галсерана уже в четвертый раз. В пьесах каталонского драматурга вполне узнаваемая реальность заострена, банальные ситуации разрешаются неожиданно и парадоксально. Это весьма по душе Тоомпере, который предпочитает показывать жизнь заостренно, гротескно, но не жертвуя психологической точностью.

Управляющего играет сам Тоомпере, Антони – Прийт Выйгемаст. Поначалу кажется, что роль Антони выигрышнее: он отчаянно блефует, прибегает ко всем известным приемам демагогии, то униженно молит, как казанская сирота, то угрожает. Инициатива за ним, он, если сравнить игру на сцене с теннисом, посылает мяч на сторону соперника, разводит его по разным углам, а тому остается только с тупым упорством отбивать мяч, держа глухую оборону.Срабатывает самый отчаянный ход: Антони грозит, что соблазнит жену Управляющего, та бросит мужа и осчастливит пылкого любовника нужной суммой, а брошенный впадет в депрессию, запьет, потеряет работу и положение в обществе и так далее.

И тут начинается обычная для Галсерана история о том, насколько неуверен в себе и подвержен манипуляциям современный человек, догадывающийся, что его благополучие построено на песке и в любой момент может рухнуть. Попутно оказывается, что счастливая семья Управляющего вовсе и не счастлива, что она, скорее, карточный домик, который может упасть от самого легкого толчка. Кроме двух сценических персонажей здесь есть третий – жена Управляющего, фактор «икс», приводящий интригу в действие.

Если не помогает логика, помогут фантомы, выстроенные просителем. Управляющий – зажатый донельзя чиновник, «человек в футляре», он настолько сух и поглощен своей работой, что не знает, как обращаться с женой. Антони, выдающий себя за опытного покорителя сердец, в обмен на кредит учит Управляющего приемам обольщения. Выглядит это со стороны ужасно нелепо, однако герой Тоомпере верит – как верят люди в способы за неделю похудеть на 30 кг и нажить миллионы, работая в Интернете.

В конце концов Антони сам стыдится того, что получил кредит, а Управляющий пытается (по телефону) исправить совсем было испорченные отношения с женой, но, даже пережив душевное потрясение, остается таким же нечутким болваном, каким был. Финита ля комедия!

Конец игры

В каждом приличном английском доме должно жить привидение. А если его нет, обязаны иметься хотя бы скелеты в шкафу. Большое и с виду благополучное семейство, выведенное в комедии Саймона Грэя «Финал», в течение двух актов последовательно выгружает на всеобщее обозрение эти скелеты. В итоге превращается в черт знает что праздник, на который съехались взрослые дети престарелого профессора Джаспера и его внуки – от находящегося еще в животе вечно беременной Мэриэнн младенца неопределенного пола до подростка Мэтью, сына Дика, погибшего старшего сына Джаспера.

Для Романа Баскина, постановившего пьесу Грэя, «Финал» – не только возможность дать еще одну выигрышную роль великой актрисе Ите Эвер к ее 85-летию, но и материал для исследования человеческих отношений, традиционно прикрытых тонким лаком приличий. Интереснее всего, когда это лаковое покрытие сначала идет трещинами, а потом и вовсе отваливается.

Написанная в 1979 году типично английская пьеса может показаться старомодной, но в этом ее благородное достоинство. Ведь еще не так давно настоящий британский джентльмен считал зазорным одеваться слишком модно.

Итак, у профессора было три сына. Двое умных, а третий... Нет, не так. Двое выжили, а старший, самый талантливый, которому завидовали братья, разбился на мотоцикле. В первом акте Дика только вспоминают. Третий брат, которому по законам жанра положено быть если не дураком, то лузером, Бенедикт (Майт Мальмстен), упрекает удачливого многосемейного врача Генри (Тийт Сукк) в том, что тот с Диком всегда был заодно, а его, Бенедикта, никто и в грош не ставил. У обоих братьев очень сложные отношения с женами, и пока идет выяснение всех этих отношений, всплывают и причины гибели Дика, и то, что семейные узы давно распались и жизнь пошла под откос.

Пьеса построена довольно сложно, к ней надо найти ключ – и Баскин принимает вызов драматурга. В первом акте всех персонажей несет, как Остапа Бендера в Васюках, они болтают без умолку и очень быстро. Дикция у всех актеров хорошая и текст слышен, но он имеет достаточно скромное значение – все равно никто никого не слушает. Бесконечные монологи нужны для того, чтобы выпукло раскрыть характеры, и совершенно не помогают понять, что происходит в профессорском доме.

Свадьба и смерть

Характеры в самом деле сочные. Хотя иметь дело с этими людьми не хотелось бы. Многодетная мать Мэриэнн (Керсти Хейнлоо) – глупая курица, думает только о своих детях, всецело поглощена ими и ничего не замечает вокруг. Детский горшок она торжественно вносит в гостиницу и ставит на стол, предлагая всем полюбоваться его содержимым. (Льву Николаевичу такое поведение остепенившейся и обабившейся Наташи Ростовой казалось отвечающим предназначению женщины, но мы до его сиятельства графа не доросли-с.)

Ее муж Генри изменяет жене направо и налево с пациентками, тщательно скрывает свои похождения и устал от постоянного вранья. Бенедикт, напрасно пытающийся завязать с выпивкой закомплексованный неудачник, совершенно задавлен эмансипированной женой-писательницей Маргарет (Лийна Ольмару), которая глубоко презирает его и не может забыть когда-то любившего ее Дика.

Персонажи постоянно обращаются к Джасперу (Александр Ээльмаа), а он не отвечает, сидит в кресле-качалке, и только взгляд его выдает страдание от людской глупости, от того, что он слышал это не один раз – и от того, что он одинок. А вокруг увивается хлопотливая старушка Дэйси (Ита Эвер), заботливая и малость бестолковая; она то буквально достает всех доброжелательством, по пути забывая, что хотела сказать или сделать, то ведет себя тише воды ниже травы. Однако эта бабуся не так проста, как ей удается казаться. Свое она не упустит. В конце спектакля она к удивлению всего семейства заявит, что женила Джаспера на себе и начнет с восторгом описывать, как играл в часовне орган и как распахнулись двери в стене...

Но незадолго до того Генри вспомнит, как хоронили Дика, и так же женщина играла на органе, и так же распахнулись двери, чтобы принять гроб. Трагически ранняя смерть и неприлично поздняя свадьба показывают нелепость этого мира, его обманчивую, двойственную сущность.

Этот мир, как и мир героев Жорди Галсерана, крайне непрочен. И режиссер подчеркивает его хрупкость финалом. Еще до того, как прозвучат заключительные реплики, рабочие сцены начнут разбирать декорацию уютного английского загородного дома, очаровательно придуманную сценографом Пилле Янес. Под звуки органа персонажи остаются под открытым небом, но не замечают этого. Ведь и мы делаем вид, что не замечаем, как исчезает привычная нам декорация старушки Европы.

Между прочим, в оригинале пьеса Саймона называется Сlose of Play – термин из профессионального сленга игроков в крикет и бриджевых маклеров. Игра закончена, сцена разобрана. Герои и статисты расходятся по домам.

Наверх