Был период, когда вы играли стервозно-истеричных особ – Глэдис в «Вавилонской башне 2», медсестру в «Моцарте», гувернантку в «Голом короле». В жизни вы не такая...
На самом деле я такая и есть! И я думаю, это не мне предлагают роли такого психотипа – это психотип вылезает, и роли получаются какие-то вот такие. Если во мне чего-то нет, я не смогу ничего из себя достать. Если это и не я в предлагаемых обстоятельствах, это мои реакции в тех же обстоятельствах. И если я не из тех, кто хохочет взахлеб, я не смогу хохотать взахлеб на сцене – мой смех будет нервный, истеричный и наигранный. И если тело у меня такое, какое есть, – педагог называл меня «уна буратина», – я не смогу быть мягкой, белой и пушистой, чтобы герой упал в мои объятия и уснул. В «Женитьбе», положим, я не ору и не кричу, но там тоже есть характер, моя Агафья – не дура, она не глупее меня, и у нее проскакивают язвительные нотки.
«Антигона» очень многим нравилась, и масса зрителей запомнила анекдот про котят, который вы рассказывали со сцены: «Чтобы различать котят, бабушка одного назвала Барсиком, а второго утопила нах...» Как вы относитесь к эпатажу в театре?
Эпатаж бывает разный. Когда Pussy Riot спели в храме Христа Спасителя, я много об этом думала, говорила с умными людьми – и нашла мнение, с которым согласилась: такие панки, безумные люди, совершающие дикие поступки, от которых всех воротит, нужны, чтобы показать слабые точки общества, чтобы мы увидели, как прогнила система. Чтобы понять, что в храме сегодня нельзя петь, нужна была уродливая акция. Точно так же надо рассказать матерный анекдот про котят со сцены прекрасного Русского театра, чтобы вскрыть наши снобизм, пошлость, закостенелость. Лицемерие. Вот для этого. Эпатаж это или нет? Я не знаю, но сделали мы это не для того, чтобы сказать слово из трех букв со сцены. Я точно понимала, что делаю.