Cообщи

«Война и мир» по-британски: слеза Льва Николаевича Толстого

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
Первый бал Наташи Ростовой (Лили Джеймс), первый танец с Андреем Болконским (Джеймс Нортон).
Первый бал Наташи Ростовой (Лили Джеймс), первый танец с Андреем Болконским (Джеймс Нортон). Фото: bbci.co.uk
  • Телеканал ВВС показал шестисерийный фильм по роману «Война и мир»
  • Эта экранизация «Войны и мира» – десятая по счету в мировом кинематографе
  • Эпоха, костюмы, стиль жизни, главные и эпизодические персонажи вылеплены честно
  • После фильма возникает желание снять с полки собрания сочинений Толстого

Лев Толстой относился к своим героям, как к живым людям, действующим по своему произволу и совершающим поступки, которые от воли автора не зависят. Он плакал, когда умер Андрей Болконский, – Толстой успел к нему привязаться за долгий путь романа, и ему тяжело было терять друга.

Когда высказано всё

Лев Толстой был последний великий русский писатель, который не заботился о стиле, напротив, он делал все, чтобы красивое письмо, отменные метафоры, меткие обороты были погублены в процессе редактирования и переписывания, превращаясь в корявость и многословие, не оставляющее никаких тайн. Лев Толстой писал без подтекста – он выговаривал всё, что хотел выговорить; оттого и стал возможен в литературе подтекст, что Толстой создал для него почву исчерпывающего высказывания.

Ни один человек, знающий хотя бы краткое содержание «Войны и мира», не спутает персонажей. «Вскоре... вошел массивный, толстый молодой человек с стриженой головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке». Далее в том же абзаце, совершенно не боясь повторов, Толстой закрепляет ощущение величины и массивности: «Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого екатерининского вельможи...» И чуть ниже, но буквально через предложение: «При виде Пьера на лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя действительно Пьер был несколько больше других мужчин в комнате...»

Такая настойчивость повторов создает почти комический эффект, протягивает ниточку к будущим приемам Хармса, анекдотам, той логике смешного, которая чаще всего обусловливается бессмыслицей повторов одного и того же слова, жеста, предложения. Зато массивность Пьера и его коричневый фрак запоминаются навсегда, обрастают постепенно сотнями черточек и деталей, которые присовокупляются к фраку, рассовываются по карманам памяти; запоминается и его умный, робкий, естественный, наблюдательный взгляд, и другие особенности.

Актер, который возьмется за роль Пьера Безухова, никогда не проиграет, поскольку самое элементарное ремесло поможет ему разместить свою личность в готовом облике, где не упущена ни одна деталь, ни один поворот головы: актер может воспроизвести восковую фигуру, вставить свою голову в фанерный портрет с вырезанным овалом для нового лица, как делалось когда-то на черноморских курортах, может попытаться создать живой и полноценный образ, – мы в любом случае примем его с восторгом. Потому что узнаем.

Полистаем четырехтомник

Из четырех томов эпопеи «Война и мир» сценарист Эндрю Дэвис и режиссер Том Харпер сняли для британского телеканала ВВС шестисерийный мини-сериал, в котором главный упор сделан на линию мелодраматическую, любовную и жизнеутверждающую. И как только на экране появляется Пол Дано в роли Пьера, или Лили Джеймс в роли Наташи Ростовой, или Джеймс Нортон в роли Андрея Болконского, или Том Бёрк в роли Долохова, нас сразу охватывает теплая, семейная радость узнавания, потому что и сценарист, и художник, и режиссер не поленились прочесть роман и выбрали из его полифонии, симфонии, многогранности, из его необъятного мира то немногое, что все-таки совершенно точно соответствует произведению.

Да, в глубине души Пьер Безухов всегда любил Наташу Ростову, его ужасный брак с неверной, распутной Элен был чудовищной ошибкой; Наташа, сначала выбравшая достойнейшего Андрея Болконского, а потом потерявшая голову при встрече с Анатолем Курагиным, раскаявшаяся и поникшая, действительно поняла, что Пьер – ее судьба, сулящая семейный мир, детей и славное застолье на природе. Это ведь все правда.

Другое дело, что за пределами такой вполне корректной мелодрамы остаются судьбы России, мудрость Кутузова, дерзость и крах Наполеона, бесстрашие и беззаветность патриотов, сражающихся за отечество; презрение к жизни и осознание великой ее ценности, путь от гордыни к смирению и непротивлению злу насилием. Остаются тончайшие нюансы в переменах характеров героев: они были одни в начале повествования, они стали другими в финале – кто, кроме Толстого, умел показать и доказать, что человек способен меняться, становиться другим, а Толстой к тому же утверждает, что человек способен стать лучше, добрее...

Читая Толстого, иной раз начинаешь задыхаться от чистого кислорода: он настаивал на норме бытия, на том, что человек должен изживать свои пороки, стремиться к нравственной жизни. И если большинство писателей доказывают это от противного, то Толстой идет прямо к своей цели – не узкой колеей, но широким трактом, позволяя нашему взгляду упираться в горизонт и даже догадываться о том, что есть за его чертою.

Хорошо, что сегодня нужен Толстой

Нынешняя экранизация «Войны и мира» – всего лишь десятая по счету в мировом кинематографе. Но то, что роман о полноценных живых людях, не искаженных (как большинство из нас) странностями, изъянами и отклонениями, заинтересовал молодого английского режиссера – добрый и важный знак. Вероятно, зритель устал от изломов, темных страстей, мрачных миражей. Той патины безумия, без которой не обходится ни одно произведение, претендующее на успех. Я и сама из числа тех, кого норма пугает и смущает, мне милее нервная дрожь Достоевского, чем здоровье героев Толстого. Но я не возражаю быть в меньшинстве!

Эпоха, костюмы, стиль жизни, главные и эпизодические персонажи вылеплены честно, с толстовской психологической достоверностью, с уважением к сюжету, последовательности событий. Перед нами – семейства Болконских, Курагиных, Ростовых, вся та наша милая родня, чью жизнь сопровождают свадьбы и похороны, легкие влюбленности и глубокие любови. Конечно, немного обидно, что герои, сделав предложение руки и сердца, немедленно заключают своих избранниц в страстные объятья, что «постельные» сцены решаются на обеденных столах, что речь персонажей не только упрощена, уплощена, но и излишне осовременена: иной раз кто-то даже «решает свои проблемы».

И все-таки, на мой взгляд, достоинств в этом фильме больше, чем недостатков. И одно из несомненных достоинств – возникающее после фильма желание снять с полки четыре тома собрания сочинений, открыть наугад и попытаться разгадать такие, например, слова: «Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о СЛУЧАЕ и ГЕНИИ».

Сериал ВВС дал возможность немного поговорить о гении, который изменил не только историю нашей литературы.

Наверх