Политики мешают народу?

Авторы исследования «Межнациональные отношения в Эстонии» задались вопросом о том, как русские и эстонцы оценивают свою повседневную жизнь. Фото: Эндель Кастерпалу

По результатам недавнего социологического опроса, 96 процентов русских в Эстонии считают знание государственного языка необходимым. Вместе с тем среди русскоязычных по-прежнему распространено убеждение, что их дискриминируют по национальному признаку.

Опрос «Межнациональные отношения в Эстонии» был проведен фирмой Saar Poll по заказу бюро евродепутата Яны Тоом. Его авторы попытались выяснить, с какими трудностями представители разных национальностей сталкиваются в повседневной жизни, каково их отношение к эстонским законам и как они оценивают внешнюю политику государства. Не остался без внимания и миграционный кризис, и напряженные отношения с Россией. В исследовании приняли участие 619 человек в возрасте от 15 лет, русскоязычные (далее в тексте для краткости – русские) составили треть всех опрошенных.

В чем-то едины, в чем-то – увы

Результаты исследования, представленные на пресс-конференции, прошедшей в минувший понедельник, доказывают, что трудности в жизни русских и эстонцев в принципе одни и те же. Независимо от национальности люди месяцами ждут очереди к врачу и вынуждены мириться с нерасторопностью чиновников.

Правда, на подобные неудобства русские жаловались чаще, но и среди эстонских респондентов на это указало подавляющее большинство. Зато русские чаще эстонцев ссылались на сложности, связанные с поиском работы, качеством образования или оплатой расходов. При этом эстонцы, говоря о работе, были более критичны и охотнее выражали недовольство переработками или опасными условиями труда.

Русские же явно в этом плане были менее требовательны: в целом их все устраивало. И это достаточно странно, поскольку 19 процентов респондентов-неэстонцев заявили о дискриминации на работе по языковому, а 21 процент – по национальному признаку.

На дискриминацию по национальному признаку русские респонденты указывали в самых разных жизненных ситуациях, в том числе в таких, где и положение эстонцев было явно незавидным. Авторы исследования не уточнили, в чем именно проявлялась дискриминация, поэтому реальное количество таких случаев назвать нельзя: данные указывают лишь на то, какой процент русских считает себя притесненным из-за национальности.

Мнения разошлись в вопросе о том, почему русских меньше во власти и на руководящих постах. Эстонцы объясняли это тем, что многие русские недостаточно хорошо владеют государственным языком, тогда как 28 процентов русских уверены в том, что политическая карьера закрыта для них из-за того, что они – не эстонцы. Многие русские, считая свою национальность главным препятствием к достижению высоких постов, даже не пытаются начать активную общественную или политическую жизнь и сосредотачиваются на личных делах.

Наибольшей критике среди неэстонцев подверглись законы о гражданстве и языке, однако при этом практически все русские полагают, что эстонский знать все-таки нужно. Кроме того, представители обеих общин выразили взаимный интерес к неродной – русской или эстонской – культуре и языку. Большинство опрошенных сказали, что они не против жить и работать в инонациональном окружении и не порицают межнациональные браки.

Меньшинство против меньшинств

А вот к представителям некоторых других национальностей и русские, и эстонцы относятся значительно хуже. Обе группы объединились в резко негативном отношении к беженцам, причем русские оказались особенно ярыми противниками иммигрантов. То же касается и отношения к сексуальным меньшинствам и Закону о совместном проживании: русские оказались намного консервативнее эстонских респондентов. Получается парадокс, психологически объяснимый: представители русского национального меньшинства категорически не приемлют другие меньшинства, при этом обижаясь, когда к ним самим относятся так же – как к не слишком желанному меньшинству.

Удивительно, но отнюдь не кардинально противоположные мнения выразили представители разных общин по вопросу отношений между Эстонией и Россией. Бóльшая часть и русских, и эстонцев считает, что Россия не представляет опасности для Эстонии: в военную угрозу со стороны России верит лишь 32 процента эстонцев, причем только восемь процентов из них не сомневаются в ее существовании, а остальные лишь признают ее вероятность. Русские обвиняют в миграционном кризисе США и ЕС, эстонцы эту риторику не разделяют. Русские сильнее зависят от российского информационного поля – они хорошо знают, кто в России является премьер-министром, в то время как Таави Рыйваса смогли назвать лишь 61%. С точностью до наоборот у эстонцев: Медведева знают далеко не все.

Долой интеграцию?

На основе результатов исследования его заказчик Яна Тоом констатировала, что эстонцы и русские разобщены, причем, с ее точки зрения, этот разрыв необходимо преодолеть политическим путем. Призыв Тоом к сплоченности – новый вызов интеграционной политике. Однако относительно того, какой эта политика должна быть и должна ли она проводиться вообще, ни у депутатов парламента, ни у общественных деятелей нет единого мнения.

С точки зрения политического аналитика Ахто Лобьякаса, интеграция лишь углубляет раскол между общинами. Такая политика привела к результатам, которые оказались прямо противоположны заявленным целям. Власти создали этот раскол своими руками, превратив изучение языка в политический инструмент: «Мы всего лишь хотели, чтобы русские хорошо говорили по-эстонски. Но как только эта цель приобрела политическое измерение, она сразу превратилась в нечто совсем иное, отличное от изучения языка».

Писатель Андрей Хвостов считает, что провал интеграционной политики – вина, прежде всего, эстонцев, потому что власти, с его точки зрения, так и не смогли донести до русского населения, чего же они хотят. Русские, в свою очередь, чувствуют себя ущемленными и испытывают на государство обиду.

«Это психологически очень понятно, так поведет себя любой человек, независимо от национальности, если ему покажется, что его не считают полноценным, что им не интересуются, – замечает Хвостов. – Если учесть, какие у многих русских уровень жизни и возможности, то они имеют право думать, что их бросили в беде».

По мнению Хвостова, эстонцам самим непонятно, какого результата они хотели бы достичь, интегрируя русских: «Все говорят намеками и ожидают, что русскоязычное население поймет эти намеки и само догадается, как себя вести».

Реформист Игорь Грязин высказался более резко: он уверен, что интеграция была абсолютно не нужна. Взаимодействие общин было и раньше, и сейчас оно идет естественным ходом, политики же в этот процесс вмешиваться не должны.

«И русских, и эстонцев волнуют одни и те же проблемы, – уверен он, – как попасть к врачу, почему вода из крана не течет… Здесь нет ничего национального, и мы, в общем-то, выступаем как единый, теперь уже европейский народ». Все расхождения между общинами, по словам Грязина, связаны с настроениями тех русских, которые появились здесь в процессе советского переселения, но это – уходящее поколение.

«Распад СССР был для них катастрофой, в этом и заключаются их расхождения во взглядах с эстонцами. Но этих различий становится все меньше и меньше – вы не убедите ни одного двадцатилетнего русского, что всё это имеет какое-то значение. Но это важно для 65-летней учительницы. Проблема исчезнет лет через пять. Мы уже видим, как она исчезает», – уверен политик.

Вмешательство политиков в отношения между общинами оправдано лишь в том случае, если речь идет о преследовании или закрытии карьерных возможностей на основе национального признака, но сегодня это, скорее, эксцессы, а не общепринятая практика, убежден Грязин: «Если вы чувствуете, что вас не взяли на работу из-за того, что вы не носитель языка – есть суд. А вообще, этим должны заниматься общественные активисты – защищать любые меньшинства: гомосексуалистов, русских, евреев, цыган. Любая дискриминация должна быть пресечена».