/nginx/o/2016/02/19/5063689t1hd262.jpg)
Прочитав в номере «ДД» от 20 февраля статью Ирины Каблуковой «Отдать жизнь, чтобы жить», я не мог не вспомнить другой февральский день, только 27-летней давности, когда в редакцию газеты «Молодежь Эстонии», где я тогда работал, пришли двое мужчин – молодой и постарше...
Речь в статье коллеги идет об уроженце Силламяэ Михаиле Румянцеве, который геройски погиб на войне в Афганистане 14 февраля 1983 года. Был он тогда старшим лейтенантом воздушно-десантных войск, 25 лет от роду. Он пал смертью храбрых, отправившись с четырьмя десантниками на выручку своему старшему другу, военному врачу-хирургу капитану Владимиру Сидельникову, который с группой солдат оказался в тяжелейшем положении, в окружении душманов. С тех пор Владимир считает себя обязанным жизнью Михаилу Румянцеву и каждый год приезжает в Силламяэ, чтобы повидать мать Михаила, Зинаиду Михайловну.
Люди должны знать
В статье также сказано, что в 1989 году в Силламяэ вместо улицы Жданова появилась улица Румянцева... Однако на первых же строках я споткнулся: «...Создается впечатление, что русская фамилия принадлежит какому-то общественному деятелю, вероятно, времен первой Эстонской Республики». Неужели, подумал я, кто-то может не знать, в память о каком Румянцеве названа улица в Силламяэ? О Михаиле Румянцеве в том же 1989 году была большая статья у нас в «Молодежи Эстонии», тираж которой тогда, между прочим, зашкаливал за 100 000. Но тут же вынужден был согласиться с автором. Времени-то сколько с тех пор миновало! И, главное, как само время изменилось...
...Молодой человек с двумя боевыми медалями на груди и мужчина постарше приехали в редакцию «Молодежи Эстонии» 15 февраля 1989 года – на следующий день после того, как прошло шесть лет после гибели Михаила Румянцева. И – по случайному совпадению – в тот час, когда последние советские военнослужащие покидали Афганистан.
«Степан Матей, – представился первый. – Я из Кишинева, и каждый год в это время стараюсь приезжать в Эстонию, в Силламяэ. К Василию Михайловичу, – посмотрел он на своего спутника, – и Зинаиде Михайловне, родителям Михаила Румянцева. Я не спас, не смог спасти старшего лейтенанта в том бою, но считаю своим долгом рассказать, как это было. Люди должны знать».
И он положил на стол объемную рукопись. Подпись под ней была указана такая – Степан Матей, рядовой запаса.
Попрощавшись с гостями, я углубился в рукопись, которую мне предстояло подготовить к печати, и – не смог от нее оторваться. В то же время, помнится, работа была неимоверно трудной. Нет, рукопись практически не требовала правки: проблема состояла в том, что объем текста значительно превышал площадь отведенной для него газетной полосы (равной двум полосам «Дня за Днем»), а удалять интересные и важные подробности было чрезвычайно жалко.
Держаться до последнего патрона
Язык не поворачивается назвать рукопись Степана Матея обычной газетной статьей: скорее, это документальная повесть. Только заголовок – «Мне этот бой не забыть нипочем...» – мы в редакции подобрали сообща. А конкретно, насколько помню, озаглавить публикацию строкой из песни Высоцкого предложила главный редактор Ирина Ристмяги.
И еще один момент в статье Ирины Каблукой вынудил меня приостановить чтение: «Мы не будем описывать весь ужас, который там происходил. Скажем только, что Михаил получил пулевое ранение в голову и умер почти мгновенно. А Сидельников и остальные парни выжили».
Конечно, я не знаю, что конкретно рассказывал Владимир журналисту. Сам же я опираюсь на повесть Степана Матея – одного из бойцов той самой группы капитана Сидельникова, который все шестнадцать часов пробыл в том пекле, был ранен. Так вот, со ссылкой на Степана, во-первых, вынужден с горечью уточнить: не все парни Сидельникова выжили, автор называет имена погибших. Во-вторых... Да, в повествовании Матея есть немало мест, которые можно описать словом «ужас». Но не об этом его повесть! Степан писал о мужестве, героизме, благородстве, взаимной выручке, настоящей мужской дружбе.
А еще – о чуде. Да, и такое слово использует автор. Причем применительно как раз к Михаилу Румянцеву, о котором в статье в «ДД» сказано только, что он получил смертельное ранение. Да, конечно, и о том, что ценой своей жизни он спас жизни боевых товарищей, сказано тоже. Но как именно? В повести Степана Матея об этом рассказано подробно.
Кстати, много места в ней отведено и Владимиру Сидельникову. Не буду злоупотреблять цитированием, отмечу лишь, что пишет о нем автор с исключительным уважением, благодарностью и даже с восхищением – в частности, об умелых и решительных действиях капитана Сидельникова во время того незабываемого боя. А ведь он был врачом, а не строевым офицером, напоминает автор. И только после одной его команды, пишет Степан Матей, холодок пробежал по спине. Это когда Сидельников приказал каждому из бойцов оставить по гранате.
Всем было понятно, для чего. Боеприпасы подходили к концу, многократно превосходившие численно душманы наседали, а подмоги – это уже было ясно – не будет: радист Абдужапар Валиев беспрерывно связывался с командованием, но ответ был один: «Держаться до последнего патрона, сделать все, чтобы не допустить прорыва душманов».
Это походило на чудо
И вот в этот момент... Все-таки не могу не процитировать Матея:
«...Вдруг раздалась частая стрельба на левом фланге. Взрывы гранат, крики. К нам через кишащую душманами «зеленку» пробивались четверо десантников под командой старшего лейтенанта Румянцева. Он решил с горсткой храбрецов пробиться к нам на помощь, узнав из радиодонесений, что наша боевая группа приготовилась к самоподрыву. <…> Румянцев появился, словно из-под земли, у левого угла мечети. Это походило на чудо. Прорваться сквозь боевые порядки «духов»! Никто из нас и слова не успел произнести, как старший лейтенант дал команду своим солдатам атаковать мечеть. <…> Я дал заградительный огонь, чтобы остановить Румянцева и его парней. Все мы стали кричать: «В мечети «духи», товарищ старший лейтенант!» «Я не в мечети, я за аркой! – крикнул и Сидельников. – Не надо!»
Но Румянцев, разгоряченный боем, окрыленный удачей небывалого прорыва, видно, не слышал наших криков среди стрельбы. Мы и ахнуть не успели, как он взмахнул правой рукой – знак атаки – и кинулся к входу, пустив внутрь длинную очередь и, продолжая стрелять, ворвался в мечеть-дот. И тут же упал, сраженный наповал...»
И в конце повести:
«...И вот тогда накатило на меня горе. Мне не исполнилось и двадцати. Но сколько уже довелось повидать крови, смертей. Казалось бы, сердце должно зачерстветь. А я плакал. Смотрел на своего мертвого друга и подумал: а ведь могло случиться наоборот – он оплакивал бы мою оборванную жизнь. Ваня Харчук рассказывал мне о своей невесте, часто получал от нее письма.
Рядом с Иваном – старший лейтенант Михаил Васильевич Румянцев. Возле него сидел, окаменев, его друг – капитан Сидельников. Между собой мы называли Румянцева будущим генералом. Он стал бы им...
Поодаль – Андрей Голендухин. Он мечтал стать офицером, поступить в воздушно-десантное училище. И Андрюшу спасти не удалось... Так закончился этот шестнадцатичасовой бой. <…>
Как-то получил от Владимира Олеговича Сидельникова (он теперь подполковник) телеграмму из Ташкента: «Степан, бросай все, прилетай в Силламяэ 14 февраля».
Наш современник
Как нам сказали, передавая рукопись Степана Матея, публикация, помимо прочего, нужна еще и для того, чтобы поспособствовать присвоению улице в Силламяэ имени Михаила Румянцева. Не знаю, повлияла ли она как-то, но в любом случае символично, что газета с документальной повестью Степана Матея вышла в свет в тот же день, когда Силламяэский исполком принял такое решение – 21 февраля 1989 года.
Из статьи в «ДД» я узнал, что Владимир Сидельников намерен добиваться присвоения Михаилу Румянцеву посмертно звания Героя России. Поддерживаю! И теперь надеюсь, что эта скромная статья тоже хоть чуточку поможет.
И последнее. Повествование Степана Матея в «Молодежи Эстонии» было сопровождено «афганской» фотографией Михаила Румянцева, а под ней – написанные его рукой слова: «Мы, оказывается, и в огне не горим! Живы, здоровы. Что нам еще нужно? Нужно, чтобы о нас хоть иногда, да вспоминали».
Его вспоминают – родные и близкие, друзья, боевые товарищи. А надо бы, чтобы ни для кого название улицы Румянцева в Силламяэ не было пустым звуком или – в лучшем случае – поводом для недоуменного вопроса: а кто это такой?
Кто? Наш современник, в 25 лет шагнувший навстречу смерти ради жизней других людей. Настоящий герой. Независимо от того, будет ли издан соответствующий указ или нет.