Питер Барнс (1931-2004) написал пьесу «Red Noses» в 1978 году; она семь лет дожидалась своего режиссера, пока не была поставлена в лондонском театре «Барбикан». В декабре 2010 года Эльмо Нюганен поставил пьесу в Таллиннском городском театре под более точным (sorry, Mr. Barnes!) названием: «Братство Божьих шутов».
Формально – это дипломный спектакль 25-го выпуска Школы театрального искусства при Музыкальной академии. Но Нюганен – не тот режиссер, который ставит себе скромные задачи, ссылаясь на то, что его дело – дать молодым ребятам сыграть, не более. Напротив, в спектакле заняты наряду со студентами актеры Городского театра.
«Братство Божьих шутов» – четырехчасовой театральный блокбастер, эпическая постановка с множеством персонажей, с переплетающимися сюжетными линиями, с сильным социальным нервом. Новый спектакль Нюганена «рифмуется» с его постановкой «Мы, герои» по пьесе Лагарса. И там, и тут место действия – Европа, а время действия – эпоха катастрофических потрясений и перемен. Чума 1348 года – и надвигавшаяся в конце 1930-х коричневая чума. И на этом фоне – история бродячей труппы, которая изо всех сил пытается найти себе применение и дать людям хоть какую радость.
Между Средневековьем и Ренессансом – чума!
Сценическая площадка Адского зала, где идет спектакль, почти полностью обнажена: «играют» только колонны, своды и редкие элементы оформления – брошенное на пол сено, повозка, деревянный помост. Все бедно и аскетично, как было тогда; по лицам героев размазана несмываемая грязь, в разверстых ртах видны гнилые зубы; труппа Божьих шутов набрана по принципу «с бору по сосенке»: тут есть слепые жонглеры Ле Грю (Прийт Страндберг) и Бембо (Кристина-Гортензия Порт) и одноногие танцоры братья Бутро (Пааво Пийк и Сандер Пукк), немая девушка по прозвищу Колокольчик (Майкен Шмидт) и монахиня сестра Маргарита (Пирет Крумм), которую не успели изнасиловать трое наемников – чем монашка, в которой жизненная сила бьет через край, заметно разочарована... Сколько таких бедолаг, убогих и увечных, бродило по дорогам охваченной чумой Европы – и не перечесть! А ведь есть еще флагелланты (Аллан Ноорметс и Агро Аадли), безжалостно бичующие себя по голым окровавленным спинам, – им думается, что они смягчают гнев Господень. И «черные вороны», Скаррон (Лийз Лассь) и Дрюс (Ало Кырве), гротескные фигуры в нарядах, имитирующих вороньи перья; они собирают трупный яд, чтобы отравлять колодцы и убивать богачей, за грехи которых Всевышний наслал на людей чуму.
Кругом творится страшное. Чума вторглась жуткой интермедией в бесконечную эпопею Столетней войны. Совсем недавно произошла битва при Креси – кровавый хаос, ускользавший от понимания даже тех, кто там сражался. Это и есть грань эпох. Битва при Креси и «черная смерть» как раз пришлись на черту, разделившую Средние века и Возрождение. Власть выпала из рук правителей, подобрать ее некому, в народе смятение. И францисканец Флот (Хенрик Кальмет), который все еще верит в лучшее в человеке, собирает бродячую труппу, которая, напялив на носы клоунские красные шарики, должна утешать людей в горе. «Смеяться, когда хочется плакать; дарить душам радость, когда они полны отчаяния!» – такой видит Флот миссию Братства Божьих шутов.
Нюганен выстраивает в «Братстве Божьих шутов» многофигурную композицию, где нет главного героя, но важны все. Центральной идеи тоже нет – в спектакле властвует полифония, выводы предоставлено делать зрителю. Веры в прогресс, в то, что Ренессанс, идущий на смену Средневековью, выведет человечество на тропу в светлое будущее (или, если хотите, на дорогу к Храму), в спектакле – ни на грош. «Да, новое время даст вам гениальных поэтов и художников, – пророчествует мудрый и циничный папа Климент VI(Александр Ээльмаа), – но оно же даст вам и неудержимых маньяков с мясницкими ножами в руках!»
Триумф и трагедия
Революционная эпоха жестока и страшна. Но еще хуже – пост-(контр-)революционная, враждебная к любым талантам, эпоха торжества лизоблюдов и посредственностей – они очень удобны в такие времена, когда нужно заморозить общество, обеспечить стабильность, разделить то, что нахапали те самые прохвосты, которые, согласно известной формуле, пользуются плодами революций. Братство Божьих шутов становится неудобным. Первый акт заканчивается триумфальным вступлением Братства в Авиньон. Второй акт – гибель Божьих шутов. Папа Римский и феодальные правители набрались сил, власть снова в их руках. В шутах больше нет надобности. Церковь избавляется от неудобных, передавая их в руки светской власти. Одних ждет виселица, других костер.
Братство Божьих шутов – это сборище прекраснодушных (пусть кто-то из них внешне убог и уродлив, контраст души и тела впечатляет!) молодых людей, которые верят в силу слова. Силу протеста. Действо о царе Ироде, разыгранное ими на городской площади, напоминает о том, что на смену страшному миру приходит подлый. И когда стражники вырывают из рук матери куклу младенца, чтобы размозжить глиняную головку о столб, слишком ясно становится, что здесь речь идет не только о заостренной до степени гиньоля евангельской легенде, но и о том, что сулит человечеству близкое (религиозные войны, полтора столетия опустошавшие Европу) и далекое будущее.
Финал Нюганен строит крещендо, каскадом из трех коротких сцен, каждая из которых могла бы стать точкой в спектакле. Восхождение на эшафот. Последний монолог Климента VI, напутственное слово убитым: «Божьи шуты уснут в забвении, легком, как прах. Их никогда не было. Пусть их имена растают в песке. Но и оставшись безымянными, прожить и показать людям, как следует жить – значит, воздвигнуть себе настоящий памятник. А я живу, властвую, пью кровь...» В лице папы что-то дрогнуло, он обращается к епископу: «Скажите обо мне хоть два хороших слова, как служитель Божий о служителе Божьем!» Молчание.
А затем – тьма, голоса Божьих шутов (уже там, в раю), и в круге света – катящиеся (как живые!) шарики красных носов. Память о том, что было, и о тех, кто был.