В этом году 2 апреля в Синимяэ стояла промозглая погода. Облака уныло рассыпались по земле мелкой ледяной крупой, и конца этому неожиданно вернувшемуся зимнему беспределу не предвиделось.
Семьдесят два года
Мужчина и женщина вышли из машины, которая остановилась неподалеку от Братской могилы №2 местного кладбища. Они несли небольшую мраморную плиту и цементный клей. Сосредоточенно расчистили место на длинном бетонном постаменте под березками, где еще оставалось достаточно свободного пространства рядом с уже установленными разнокалиберными по форме, но одинаковыми по сути, мемориальными досками. Фамилия, имя, год рождения и один на всех год смерти – 1944-й.
Венчанье тех талантов, развязка тех легенд
Вот и еще одна памятная мраморная плита нашла свое место. Кожаров Михаил Ильич, погиб ровно 72 года назад, 2 апреля 1944 года, 19 лет от роду... Мальчик из Подмосковья. На плиту легли четыре красные гвоздики. Мужчина и женщина так же молча поклонились и направились к машине. Вдруг небо треснуло, и сквозь разрывы облаков выглянуло солнце. Там, наверху, кто-то услышал, понял и простил.
История эта типична для миллионов потомков павших в те безумные годы, когда человечество отчетливо показало свою абсолютную психическую неустойчивость.
В октябре прошлого года к нам обратился старый знакомый семьи Владимир Ильич Кожаров, живущий в Москве. Он просил помощи в поисках места захоронения его старшего брата Михаила Ильича. Было известно, что погиб он в наших краях в боях при форсировании Наровы в апреле 1944 года у хутора Метсакюла. А похоронен в Синимяэ в Братской могиле № 2.
Владимир Ильч приехал к нам со своей 18-летней внучкой, которая сочла необходимым сопроводить деда в путешествие на встречу с братом, которого он видел последний раз в восьмилетнем возрасте.
Начали мы с кладбища в Синимяэ. Монументы на братских могилах №1 и №2 находятся не в самом лучшем состоянии, мягко говоря. Видимо, у тех, кто занимается профессиональной соотечественной деятельностью, память о предках дает о себе знать один раз в год. Примерно так же выглядит и отдельная братская могила погибших морпехов. Еще подумал: они-то откуда здесь? Грустно и горько. Местные жители как могут, так и поддерживают порядок на месте захоронений, но следов настоящей заботы нет. Честное слово, перед москвичами было мучительно стыдно.
Вечерело, и мы двинулись на поиски хутора Метсакюла. Подсказка литератора Михаила Петрова, хорошо знакомого с историей боев в этих местах, привела нас на берег Наровы. Безлюдье. Спросить не у кого. Вдруг встретили сердитого старика с такой же сердитой собакой. Попытались у него узнать, как проехать на хутор Метсакюла. «Нет такого давно, но езжайте в Кунингакюла, Княжсело по-нашему», – ответил он и побрел прочь, свистнув собаке.
За наши судьбы (личные), за нашу славу (общую)
Вот и вытянутое по прибрежью селение с былинным названием Княжсело. Стоим в резко опустившейся темноте на берегу Наровы у строящегося сарая, возле которого гуляют овцы. Что дальше? Где-то здесь это было, но где? Хоть у овец спрашивай.
Вдруг из-под крыши постройки доносится голос: «Вы что ищете?»
Рассказали. Оказалось, что молодой человек – поисковик. Таких, как он, в Эстонии немало. Они занимаются по-настоящему благородным делом.
Парень охотно рассказал, как поднимали со дна реки военный катер и как планируют весной поднять еще один; что бои в 1944-м в здешних местах были страшные, и в ста метрах от того места, где мы стоим, положили кинжальным огнем больше пятидесяти морпехов. Разведка ошиблась, вот все и погибли. Меня резануло: именно их братскую могилу я видел в Синимяэ.
«А хутор Метсакюла был там, – махнул парень в сторону леса, который, по его словам, принадлежал ему. – У нас тут с сотню хуторов было. Остатки фундаментов до сих пор торчат, косить траву мешают». Всё. Круг замкнулся. Мы нашли место, где погиб 19- летний Миша Кожаров. Сто метров правее, сто метров левее – сейчас уже не узнать. Но последнее, что он видел, это то, что видим и мы сегодня. Встреча братьев состоялась.
В Таллинн вернулись почти ночью. Владимир Ильич умиротворенно сказал, что сбылась его мечта. А в 72-ю годовщину гибели его брата мы с женой установили на могиле Михаила мемориальную доску и считаем это делом чести.
В этой истории нет никакой интриги или сенсации. В наше время в силу разного рода политических противостояний не гнушаются рушить то, что свято. Но сакральным остается не победа одной идеологии над другой, а кости положивших свои жизни молодых и не очень ратоборцев, которые дали нам возможность родиться и сыто рассуждать теперь с позиции 2016 года о том, что было на той войне правильным, а что нет.
Вечная им память!