Почему «невменько» уходит, а «адекват» остается

Филолог Ирина Левонтина считает, что Интернет не наносит вред языку, а, наоборот, его развивает. Фото: Ольга Иванова, wikimedia.com

Восхищаюсь Ириной Левонтиной. Ее первая книга – «Русский со словарем», вышедшая несколько лет назад, – сделала автора одним из самых популярных писателей России.

 При этом она вовсе и не писатель, а серьезный лингвист, ведущий научный сотрудник Института русского языка имени Виноградова и специалист по судебной лингвистической экспертизе.

Но ничего научного (читай – скучного) в ее популяризаторских сочинениях нет, и только что вышедшее продолжение «Русского со словарем» – книга «О чем речь» – читается с тем же упоением, смехом и восторгом, с каким унылый интеллигент приникает к любовному роману с эротическим оттенком или детективу с расчлененкой.

По ходу о главном

Ирина Левонтина относится к современному русскому языку как к океану, который сам знает, куда и зачем катить ему волны – «затем, что ветру и орлу и сердцу девы нет закона». Левонтина не возмущается, не перечит стихии, но находит в новых словах, терминах, оборотах отражение быстроменяющейся жизни, которая протискивается сквозь старые, стертые понятия, перелицовывает их, не удовлетворившись, хватается за новый материал и кроит его по своему разумению.

И пока ни беллетристика, ни философия, ни публицистика не могут уловить и обозначить смысл нынешнего бытия, нынешнего времени, Ирина Левонтина через слова, выброшенные вдруг на поверхность или обретшие новые формы, или заимствованные из других языков, показывает, в какую сторону качнулось человеческое общество.

Например, важной стала такая характеристика человека: «Он очень адекватный и абсолютно вменяемый». Еще недавно в русской культуре это определение прозвучало бы страшным упреком – норма, то есть вменяемость и адекватность, воспринималась как отказ от безрассудства, лихости, легкого привкуса талантливого безумия.

Теперь же, когда нормы как бы вовсе исчезли, когда люди растеряны и совершенно лишены здоровой и быстрой реакции на внезапные незапланированные события (а таких – большинство), словечко «невменько» промелькнет и забудется, а вот вменяемость и адекватность уже стали признаками культуры и уверенности в том, что она не исчезнет.

Каждому нововведению Ирина Левонтина посвящает отдельную главку, отдельную новеллу, они все выстроены по законам художественного произведения – с захватывающим сюжетом, кульминацией и неожиданной развязкой.

Скажем, Левонтина, противясь строгим коллегам, заступается за выражение-паразит «по ходу». Нам очень трудно начать речь, вести ее, не сбиваясь и не отступая от темы, неизменно четко и внятно формулировать мысли, а вставляя «по ходу», мы как бы извиняемся за некоторое несовершенство своей речи, за то, что слова обгоняют мысли.

Слова-паразиты входят в моду и выходят из нее, но без них невозможно жить, как без примесей в воздухе, который ведь состоит не из одного кислорода. Одни начинают речь с «а» («А скажите, пожалуйста…», «А можно войти…»), другие вставляют неизбежное «как бы», кто-то говорит «как-то так», а новое поколение выбирает «по ходу». И с этим следует считаться без страха и закатывания глаз.

Как одеться топлес

Левонтина идеально чувствует разницу между курьезом, анекдотом, безграмотностью – и тенденциями развития, к которым следует привыкнуть. Коллеги обвиняют ее в том, что языковые анекдоты она просто выдумывает, но корректность ученого побуждает Левонтину всегда давать ссылку на первоисточник.

Иные находки заставляют вспомнить Чехова с забавнейшими словообразованиями его персонажей – типа «насекомая коллекция» или «детородство».

Вот одна из цитат, приведенных Левонтиной: «Прежде чем надеть купальник топлес, вам следует обзавестись крепкими ягодицами». «Интересно, – пишет автор, – человек не знает нерусского слова «топлес» или книжного слова «ягодицы»? Или оба знает неточно? Это, кстати, был телеканал «Культура»».

Среди анекдотов – забавные истории о том, как люди путают сходные по звучанию слова, например, «сиеста» и «фиеста» – отдых и праздник. Что-то происходящее на юге, в теплых странах, да и звучит красиво. Или «апеллировать» и «оперировать» – «апеллировать фактами». Путают «апробировать» и «опробовать». Но заканчивается главка самым миролюбивым образом: «А впрочем, я что, я ведь не против языковых изменений… «Апеллировать фактами» тоже, наверно, рано или поздно попадет в словари».

Поразительная терпимость для лингвиста! Мне бы уже захотелось наорать на студента: «Что ты имел в виду?» (кстати, в данном случае «в виду» пишется раздельно, но это правило редко соблюдается в нашей прессе, и я, вызывая глухое раздражение занятых людей, непременно – не в силах перебороть себя – звоню в редакции…). Думаю, такая категоричность – одна из граней страха потерять свой язык в окружении чужой речи, чужой интонации, чужих синтаксических конструкций. Другая грань – абсолютная вседозволенность, поскольку – все одно погибать…

И тут я со злорадством нахожу признания у Левонтиной: она терпима во всем, но не выносит, когда лингвистические термины употребляются неправильно. Например, когда при Левонтиной кто-то путает безличное и неопределенно-личное предложение, то, пишет она, «мне всегда хочется сказать: это, мол, не безличное, а неопределенно-личное. И чему вас только в школе учили?..». То есть – она не святая, и ее тоже что-то бесит, ну, значит, и я могу себе простить, что вздрагиваю и покрываюсь нервной сыпью, когда при мне «ложат» и «звОнят».

Прекрасный собеседник

Ирина Левонтина – прекрасный собеседник для всякого человека, говорящего на русском языке. Она аристократично-демократична, готова беседовать с любым заинтересованным в русской речи. В частности, она обратила внимание на вопрос, заданный в Интернете: чем отличаются слова «плющит», «колбасит» и «прет»? Сам автор вопроса и отвечает на него: «плющит» = депресняк, лень, скука; «колбасит» = высокая температура, живот болит; «прет» = кайф, эйфория. И Ирина Левонтина полностью соглашается с «коллегой» – славный разбор!

«Вообще очень активизировались разговоры о словах… в последнее время народ постоянно обсуждает, кому какое слово нравится или не нравится, как какое слово надо понимать. Достанет так человек откуда-то запылившееся слово, встряхнет, тряпочкой оботрет – и ну разглядывать: то поближе к глазам поднесет, то подальше отставит, одной стороной повернет, другой…» Умышленно ли стилизовала этот пассаж Левонтина под размышления Акакия Акакиевича, любившего буквы и размышлявшего перед сном о том, что именно выпадет ему переписывать наутро, не знаю, просто речь в любом случае о маленьких людях, которые тоже участвуют в развитии языка и все время переживают, что у них крадут шинель, из которой, как известно, мы все вышли.

И все-таки больше всего меня взволновал в новой книге Ирины Левонтиной анализ нравственного состояния общества или, точнее, поставленный ею через язык и речь диагноз. Она, в частности, обращает особое внимание на то, что старые слова «комфорт» и «благополучие» из второстепенных разрослись в самые главные слова, определяющие жизнь. И что слово «проблема», заменившее «беду» и «неприятность», зафиксировало торжество прагматизма и деловитости; надо решать проблему, а не переживать, не кручиниться.

Ирина Левонтина – бесстрашна. Она уверяет, что Интернет вовсе не наносит вред языку, а, напротив, развивает его. Что сквозь безграмотность и бред прорываются удивительные описания, рассказы, сценки, интересные умозаключения, которые, не будь Интернета, так и остались бы невостребованными в голове того, кто сегодня может выразить себя письменно, хотя никакого отношения к писательству не имеет, и, может быть, напрасно…

Жаль, что книга «О чем речь» вышла тиражом всего 3000 экземпляров.

Ирина Левонтина

«О чем речь»

Москва, «АСТ», 2016 г.

512 стр.