Где живут русские европейцы?

Вадим Штепа. Фото: личный архив

Моя студенческая молодость совпала с эпохой Перестройки, когда рушились многие прежние стереотипы и верилось в свободное будущее. К тому же учиться мне довелось в alma mater гласности – на журфаке МГУ. 

Среди ярких воспоминаний 1988-1990 годов – газета «Молодежь Эстонии», а также рижские «Атмода» и журнал «Родник», которые наши прибалтийские друзья привозили на факультет. Их жадно расхватывали студенты и преподаватели. Эти издания зачастую были куда более свободными, чем культовые тогда у перестроечной интеллигенции «Огонек» и «Московские новости», которые все еще верили в «обновленный социализм».

Эстонские, латвийские и литовские русскоязычные издания писали не только о проблемах своих республик, но поднимали глобальные темы. Причем уже без всякой советской цензуры. И у нас еще в те годы создавалось впечатление, что «прибалтийские русские» – это настоящие европейцы, которые живут совсем не в СССР.

Затем СССР рухнул и многое существенно изменилось. В том числе – и в сознании авторов тех русскоязычных прибалтийских изданий, прогрессивностью которых мы так восхищались. Некоторые из них, напротив, неожиданно стали консерваторами, ностальгирующими по советской империи.

Хотя всем империям свойственно распадаться. Когда-то Британская империя обладала колониями на всех континентах и гордилась тем, что «над ней никогда не заходит солнце». Но уже в середине ХХ века она распалась на десятки независимых стран, зачастую с собственными официальными языками. Конечно, эта дезинтеграция не везде происходила гладко, иногда порождая острые конфликты. Тем не менее, история все же лечит, и со временем эта проблема смягчилась. Сегодня уже никого не удивляют англоязычные потомки прежних колонизаторов, которые признали новую глобальную реальность и стали полноправными гражданами различных стран.

Если сопоставить эту историю с современной Эстонией, можно провести некоторые аналогии. Например, введение в 1992 году института «неграждан» для русскоязычного населения, которое лишило избирательных прав около трети жителей республики, вряд ли можно было назвать слишком демократичным. Однако впоследствии политика властей все же менялась, и с текущего года дети «неграждан» получают гражданство автоматически. Позитивные изменения происходят также в сфере информационной политики – в 2015 году открылся государственный русскоязычный телеканал ETV+. Очевидно, что власть осознала – отчуждение русскоязычного населения приводит лишь к росту межнациональной напряженности. Вместо этого необходима его последовательная интеграция в общественную и культурную жизнь страны.

Интеграция, кстати, не сводится лишь к владению государственным языком. Вряд ли, например, Юрий Лотман и Сергей Довлатов в совершенстве владели эстонским, однако они вполне вписались в эстонское общество и даже стали его яркими представителями. Можно вспомнить и такой почти невероятный пример из истории другой страны – как бывший российский генерал Маннергейм добился независимости Финляндии, хотя в те годы почти не владел финским.

Основным препятствием для интеграции русскоязычного населения, на мой взгляд, является отождествление русской культуры и российской государственности. Хотя это далеко не одно и то же. Например, немцы живут во многих европейских странах – Германии, Австрии, Швейцарии. Но житель немецкоязычного швейцарского кантона гордо считает себя именно швейцарцем – ему гораздо важнее заботы собственной маленькой земли, чем позиция фрау Меркель.

То, что русское и российское могут быть довольно разными, ярко демонстрирует своим творчеством и взглядами Нобелевский лауреат по литературе 2015 года Светлана Алексиевич. Белорусская писательница, пишущая по-русски, чьи книги посвящены трагедиям «маленьких людей», весьма критично относится к «великодержавной» российской политике. В одном из интервью она так описала разницу расхожего ныне понятия «русский мир»: «Добрый русский мир, гуманитарный русский мир, тот мир, которому до сих пор поклоняются все – литературе, балету, музыке великой, – да, этот мир люблю. Но я не люблю мир Берии, Сталина, Путина, Шойгу – это не мой мир».

Возможно, это и есть формула «русского европейца», весьма контрастирующая с нынешней российской политикой, где Европу принято изображать врагом. Русские европейцы не считают агрессивную кремлевскую империю «своей» – они живут в различных странах и развивают свою культуру в открытом диалоге с другими. Этот феномен очень напоминает специфику русскоязычной прибалтийской прессы эпохи Перестройки. Может быть, история повторяется?