Любимая песня космополита Андрея Куркова

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
Автор европейских бестселлеров Андрей Курков работает на границе между реализмом и сюрреализмом.
Автор европейских бестселлеров Андрей Курков работает на границе между реализмом и сюрреализмом. Фото: Альберт Трууяэрт

Его имя, возможно, мало что скажет нашему читателю: парадокс, но на Западе украинский писатель Андрей Курков куда известнее, чем на постсоветском пространстве.

Автор полутора десятка романов, Андрей Курков – певец обыденного абсурда. Уже в его первом романе «Бикфордов мир» сюжет вертелся вокруг солдата, который идет через всю страну, волоча за собой бесконечный бикфордов шнур (а над страной летает таинственный черный дирижабль – «в кудаугодном направлении»). Сам Андрей Юрьевич говорит, что работает «на контрольно-следовой полосе между нашим реализмом и сюрреализмом» – и со временем эта полоса расширяется.

Советское как фантастика

– Почему «на контрольно-следовой полосе», кстати?

– Это вспаханная нейтральная территория между двумя границами. Если уж ты перебегаешь границу, на этой полосе нельзя останавливаться. А я там работаю. Это позиция наблюдателя, который должен быть очень осторожен – чтоб его не приняли за того, кто границу перебегает.

– Ваш роман «Бикфордов мир» фантастичен, у вас есть альтернативная история «Сады господина Мичурина» и роман «Садовник из Очакова» с перемещениями во времени. Вы ощущаете себя фантастом?

– Нет. Фактически всё, что я пишу, – почти реализм. Если взять реальные представления о жизни советского человека и изложить их словами, это ведь будет фантастика...

– О чем и «Бикфордов мир».

– Совершенно верно. Для меня то, что я делаю, – расшифровка параллельной реальности, существующей в головах, в понимании мира.

– Вы вспоминали: «Свое первое стихотворение я написал в семь лет. Муза снизошла на меня в связи с трагической смертью моих домашних хомячков... Мое второе стихотворение было посвящено Ленину. Может быть, потому, что он, как и мои хомяки, был мертв». Как менялось ваше отношение к СССР?

– В 1980 году, когда мне было 19 лет, умер мой дед, и после этого я узнал, что его два брата были в 1937 году арестованы и отправлены в Норильск и в Сибирь. Тогда у меня возник интерес к советской истории, и я поехал автостопом по стране, вооружившись диктофоном, – его мне подарила американка, она преподавала у нас в университете. Я искал персональных пенсионеров союзного и республиканского значения и брал у них интервью, если они соглашались. А соглашались те, кого обидел Хрущев. На этом материале я написал трилогию «География одиночного выстрела». В двух текстах я вывел Александра Петровича Смурова, члена спецколлегии Верховного суда СССР с 1937 года. Когда я его нашел, он был охранником автостоянки санатория МВД «Сокол» в Крыму, в поселке Уютное, между Судаком и Новым Светом. Он мне больше всего наговорил – его Хрущев выбросил из прокуратуры...

– Вы – «гражданин Украины и украинский писатель русского происхождения», причем осознали себя в таком качестве не в последние два года, как ряд ваших коллег, а куда раньше...

– Да, намного раньше. Первым в нашей семье, кто переселился на Украину, стал мой дед, отец мамы, он погиб во время освобождения Харькова в 1943 году. После войны моя бабушка по отцу, сталинистка, развелась с дедом-сталинистом. Она была военным хирургом – железная женщина, начальник фронтового поезда-госпиталя, – а ее муж был донским казаком и комиссаром, он в составе советской армии дошел до Бухареста. Они развелись, она поселилась в Киеве, стала главврачом санатория для детей-туберкулезников. Когда Хрущев, мой любимый политик советского периода, после Карибского кризиса объявил об одностороннем разоружении и сто тысяч офицеров были уволены, среди них был и мой отец, военный летчик. Мы переехали к бабушке, он стал работать на заводе Антонова испытателем. Так я и стал жителем Украины в возрасте двух лет.

Сказки одесской тюрьмы

– В каких вы отношениях с украинским языком?

– Украинский я выучил в 15 лет, уже после того, как выучил польский. После вуза я работал редактором в украинском издательстве, редактировал переводы романов на украинский язык. У меня там были стычки со славистами, которые говорили: «Нет, ты не украинец!» И когда я случайно поймал начальника и двух его коллег из Союза писателей Украины на плагиате, они начали против меня кампанию, мол, русский не может редактировать украинские переводы. В итоге я уволился, пошел в армию, работал охранником в одесской тюрьме, стал писать там детские сказки...

– Прекрасное сочетание: тюрьма и сказки.

– Это нормально. Солдаты ведь были такими же заключенными, только их лучше кормили – и они меньше сидели... С начала 1990-х я участвовал в дискуссиях с националистами: доказывал им на украинском языке, что у жителей Украины есть право писать на родном языке независимо от того, что это за язык. Тема эта остается актуальной. Я сейчас провел в Закарпатье конкурс молодых литераторов, и первое место заняла девушка, пишущая на венгерском языке. Прекрасная писательница, 27 лет, работает в венгерской школе, учит там венгерских цыган – граждан Украины. Сейчас у нее выйдет первая книжка в переводе на украинский – с венгерского.

– Российские фантасты издавали книги о войне с Украиной задолго до Майдана. Вы писали о борьбе российских и украинских спецслужб в романе 1998 года «Игра в отрезанный палец»...

– Когда имеешь доступ к некой информации, понимаешь, что все далеко не так мирно, как выглядит на поверхности. Мне везет: постоянно возникают доброжелатели, которые предоставляют мне всякие сведения. «Игра в отрезанный палец» появилась, потому что как-то я встретил знакомого СБУшника, и он мне рассказал: мы, мол, полностью обалдели – приехали люди из России и устроили разгон офицерам украинской спецслужбы за то, что те допускают в Киеве встречи узбекских оппозиционеров. Я подумал: это уже полный абсурд!

– Вас не делает менее украинским писателем то, что вы пишете на русском?

– Мнение тех, кто считает, что украинская литература – это литература только на украинском языке, изменить невозможно, это такая бетонная стена. Но сегодня это вопрос самоидентификации писателя: хочет Михаил Шишкин жить в Швейцарии как русский писатель – почему нет? Хотел покойный Ефим Чеповецкий жить в Израиле как украинско-еврейский писатель – почему нет?

У русскоязычной литературы Украины – другая тематика, иное звучание, иная атмосфера. Чуть другой язык – в нем больше украинизмов. Если человек хочет жить на Украине как русский писатель, никто ему не должен мешать. Территория определяет принадлежность литературы, но решение это политическое, а у политиков, к сожалению, нет идей о будущем – у них есть только инструменты разделения. Но вообще на Украине никогда не было проблем с языками: где бы вы ни находились, вы можете говорить и на украинском, и на русском.

Только «качественная» литература

– Вы окончили Киевский государственный педагогический институт иностранных языков. Сколько языков вы знаете?

– Раньше знал на разных уровнях одиннадцать, а сейчас... Выступаю на украинском, русском, польском, английском, французском, немецком, понимаю итальянский, немножко румынский. По-японски могу спросить дорогу и прийти к цели.

– Вы начинали как сценарист и долго работали в кино. Это повлияло на ваш стиль?

– Получилось-то наоборот: я начал писать киносценарии, потому что меня не публиковали. У меня изначально была визуальная проза, которая близка к кино. Долгие годы я зарабатывал сценариями, но когда начали издаваться книжки, с радостью с кино покончил. Когда я пишу книгу, я знаю, что ее где-нибудь да издадут, могу экспериментировать, я не должен думать о продюсере, о бюджете, о том, крупный план или общий хочет оператор для своей любовницы-актрисы... У меня была такая ситуация, просили переписать эпизод, чтобы любовница была крупным планом. И чтоб не диалог, а монолог.

– Вы быстро стали известны за пределами постсоветского пространства, в Европе вас называют «русскоязычным писателем номер один». Как у вас получилось прорваться на западный рынок?

– Я 18 лет рассылал аннотации к своим книгам – легально и нелегально. Продолжал писать – и каждый день час-два тратил на рассылку писем или перевод себя на английский язык: синопсис, две страницы, биография... Книжка, с которой я пробился, – «Пикник на льду». Это был 1997 год, я разослал сорок синопсисов в английские и американские издательства. Половина не ответила, половина отказала. Из лондонского издательства Harvill Press, которое впервые издало на английском «Архипелаг ГУЛАГ», написали: «Мистер Курков, мы издаем “только качественную литературу”. Удачи в других издательствах».

Тот же текст я отправил в разные издательства Европы – Швейцария, Австрия, Швеция... Три издательства захотели прочитать оригинал: австрийское, шведское и швейцарское. Я отправил им рукописи и через три недели получил контракт от швейцарцев. Книжка вышла в марте 1999 года, в июне попала в списки бестселлеров, и у меня купили права на все мои книги, после чего Harvill Press, издающее только качественную литературу, купило права на мои книги на английском. Одна книжка пробила брешь в стене.

Дезертирство из всех армий

– Вы по убеждениям космополит. Вам это не мешает сейчас, когда российско-украинская ситуация поляризуется по национальному признаку, причем с обеих сторон?

– Да, космополиты – со всех сторон предатели... Меня уже объявили предателем в России, кстати говоря. А на Украине я себя чувствую как дома – и иногда даже увереннее, чем некоторые этнические украинцы.

– Что для вас космополитизм?

– Это превалирование личности – не над законами, а над традиционными ценностями какой-то общины или народа. Признание за людьми любой веры и происхождения одинаковых прав на свободу. Готовность к восприятию чужих культур.

Как-то я написал повесть «Любимая песня космополита», ее последовательно назвали антисоветской, антиукраинской, антироссийской, а потом я получил за нее премию Генриха Бёлля в Германии. Это повесть о человеке, который, можно сказать, рожден дезертиром. Он ребенок поляка, сосланного в Сибирь, и палестинки, которая в 1948 году отправилась в Израиль воевать с евреями. Его воспитывает польская бабушка, он эмигрирует с ней в США, там из него делают американского патриота, отправляют на войну во Вьетнам, он сбегает к коммунистам, те отправиляют его воевать с американцами, и так далее. В Афганистане он случайно совершает подвиг и спасает двух советских солдат, за что его награждают путевкой в Джалту, город отдыха солдат враждующих армий, – это Ялта, конечно, – на независимой территории под крышей ООН. Отдыхающие солдаты решают там остаться, поднимают восстание, и местный генерал руководит одновременно восстанием и его подавлением. Герой вновь дезертирует – в винный погреб, где пьет вино с тостом: «За зависимость!»

Об этой повести, написанной, кажется, в 1989 году, я много думал последние два года. Если бы ее издавали сейчас, она вызвала бы бурю возмущения, фактически призывая к дезертирству из всех армий. Для меня важна свобода человека. Когда используешь людей, как патроны в автомате, возникает вопрос, ради чего. Бывает, что надо. Бывает, что человек сам становится патроном, самозаряжается в автомат и выстреливает. А бывает, что это делают политики, чтобы решать свои проблемы. И тогда никто не считает жертв.

– В «Последней любви президента» вы предсказали отравление украинского президента. Правда, что вас потом вызывали в СБУ?

– Нет, два генерала СБУ, одного я уже знал, пригласили меня в бельгийский ресторан «Космополит» в центре Киева и спросили: «Как ты думаешь, могли твою книжку использовать как сценарий?» Когда эта история с Ющенко произошла, я сначала удивился. У меня еще есть предсказание газового конфликта за год до него. Есть аннексия Крыма – Путин обещает украинскому президенту Бунину аннексировать Крым и забрать Севастополь. С другой стороны, это не совсем предсказания. Я всегда наблюдал за политиками и политикой со слегка патологическим интересом – как за шахматной игрой, думал, кто как будет ходить. И «предсказания» возникали  у меня в подсознании – как логичное продолжение ситуации.

Справка «ДД»:

Андрей Юрьевич Курков родился 23 апреля 1961 года в поселке Будогощь Ленинградской области. С раннего детства живет в Киеве.

Учился на курсах японского языка. Окончил Киевский государственный педагогический институт иностранных языков (1983). Работал завклубом, заведующим библиотекой в санатории в Пуще-Водице, делопроизводителем, выпускающим редактором газеты, редактором издательства «Днiпро».

Работал сценаристом на киностудии А. Довженко. Автор 15 романов, а также повестей, рассказов и книг для детей; первый изданный роман – «Бикфордов мир» (1993). Книги Андрея Куркова переведены на 36 языков, они становились европейскими бестселлерами.

Наверх