Марианна Тарасенко: цена ценностей – жизнь

Марианна Тарасенко. Фото: RAIGO PAJULA/PM/SCANPIX BALTICS

Когда в прошлый четверг мы завершали подготовку номера, нам казалось, что неделя обошлась без мировых катаклизмов. Посокрушались, что новостей мало, но выдохнули с облегчением. Как выяснилось уже ночью, совершенно напрасно.

Теракт в Ницце, попытка государственного переворота в Турции, захват полицейского участка в Ереване, события в Алма-Ате и Далласе, юнец с топором в Германии, убийство журналиста в Киеве… Что-то – во имя свободы, в зависимости от того, кто ее как понимает. Что-то – во имя демократии и защиты конституции. Что-то – во имя бога. И всего за семь дней. Не многовато ли?

И опять Франция. И опять все понеслось по накатанной: снова взявшая на себя ответственность ИГИЛ, привычная критика в адрес французских спецслужб, проторенная народная тропа к посольствам Франции по всему миру, традиционно, как кобель на столбик, поднявший лапку на трупы «Шарли Эбдо» – куда ж без него… И бесконечные пустые речи о том, что мы не поступимся «нашими ценностями».

Опомнитесь, господа, о чем вы? Величайшая ценность на земле, без которой все остальные не имеют смысла, – это человеческая жизнь. И когда ее отнимают, уже не нужны ни свобода слова, ни свобода передвижения, ни свобода любви, ни знаменитые свобода, равенство и братство. Потому что до тех пор, пока несвободный человек жив, у него есть шансы стать свободным, у мертвого шансов нет.

Мы, цивилизованное европейское сообщество, носимся с «нашими ценностями» много лет, и добро бы просто носились как дурень с писаной торбой: нет, на протяжении всех этих лет мы не ходим мимо тещиного дома без шуток  и упорно засовываем свои ценности в забор между Европой и Азией. И не понимаем, почему они не всем нравятся. И не думаем, что их могут прищемить. И очень удивляемся, когда из-за забора выскакивают разгневанные хозяева и гонятся за обладателями ценностей, потрясающими ими на ходу, уже до их избы. И проникают внутрь, и все там немножко бьют и ломают, и начинают насаждать собственные ценности.

Нам это, конечно, не нравится, но мы, продолжая не понимать причин такого варварства, все убираем, чиним, выметаем осколки, расставляем свои ценности по полочкам, на свободные места для красоты кладем несколько чужих – не пропадать же добру да и людям будет приятно – и зовем соседей в гости: чтоб те поглазели на то, как у нас чистенько, аккуратненько, и ценности – вот они, никуда не делись. Более того, мультикультурно обогатились. Прямо по Пушкину: «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». 

«Ну что, – спрашиваем мы, – нравится? Вот то-то». «Ну да, – отвечают теперь уже не варвары, а гости, – в принципе ничего. Мы тут поживем малёхо, ладно? А завтра к нам еще теща приедет, из дома со щелястым забором. А то в щели дует. Можно?» «Дык, – отвечаем мы. – Теща – дело святое». А потом, когда видим эту тещу плюющей в наш борщ, а ее внука – старательно разбирающим очередную нашу ценность на запчасти, опять удивляемся.

Я люблю свободу. Я очень люблю ценности. И чтоб без границ, без таможен, и чтобы кто где хочет и что он хочет. Но я люблю это ровно до тех пор, пока я жива.