Эстонские экстремисты борются с воображаемым противником

По оценке Янека Ярва, деятельность правых радикалов в Эстонии можно сравнить с используемой в боксе скрытой техникой, где боксер борется с воображаемым противником, а на самом деле наносит удар по воздуху. Фото: Пеэтер Раудсик

Значение борьбы с терроризмом вновь выросло в свете трагических атак минувшего лета и прошлогодней волны беженцев.

 Причины распространения экстремизма и ситуацию в Эстонии в интервью для Postimees обрисовал директор Лыунаского отдела Эстонской полиции безопасности Янек Ярве, основательно изучившй радикализацию в наших тюрьмах.

В западной Европе заметили, что к террору, прежде всего, прибегают иммигранты во втором поколении. Почему?

Группу риска можно разделить на три части: второе и третье поколение иммигрантов, заключенные и сменившие вероисповедание.

Первыми движет сравнение. Они чувствуют себя отверженными, обделенными. У них уже нет крепкой связи с культурой исторической родины, но они не приняли и новое общество. В поисках чувства сопричастности они иногда попадают в террористические организации, которые ведут активную пропаганду.

У заключенных речь идет о так называемой тюремной боли. Особенно восприимчивы к радикализации те, кто только начал отбывать заключение. Часто у зека нет выбора: приходится выбирать между какими-то религиозными или внутритюремными преступными группами.

Сейчас в эстонских тюрьмах этой проблемы нет, поскольку возникновение такой субкультуры сведено к минимуму. Но важно, что религиозная деятельность заключенных в целом оказывает позитивное влияние на поведение человека: развивается самодисциплина, возникают новые моральные принципы и так далее.

Для сменивших вероисповедание важно забыть старую веру и принять новую, в процессе чего в человеке происходят психологические и поведенческие изменения. В это время легко может возникнуть поляризация мировосприятия: прежнее vs нынешнее, наши vs они. Поэтому лидеры религиозных движений, проповедники и миссионеры должны понимать свою роль и ответственность.

Факт, что лишь малая часть мусульман принадлежит к трем описанным группам риска, и лишь малая часть тех, кто входит в эти категории, радикализируется. Именно поэтому весьма ошибочно ставить знак равенства между исламом и экстремизмом или терроризмом. Есть риск подобными высказываниями настроить верующих людей против себя.

В новостях мы ни разу не слышали о втором поколении иммигрантов из Китая или Индии, которые организовали бы кровавые нападения на простых людей.

Радикализация – процесс, где важную роль играют личности, социальные и общественные факторы, а также провоцирующие ситуации. Нужно признать, что у второго поколения иммигрантов из других регионов нет таких подогревающих факторов, которые толкали бы их в сторону радикализации.

Безусловно, еще одна причина в размерах общины, особенно если мы говорим о Франции или Нидерландах, где по историческим причинам миграция из арабских стран намного больше.

Нельзя не обратить внимания на межкультурные отличия и исторический фон. Если белый медведь окажется в пустыне, он или адаптируется, или умрет, но прежде он пройдет фазу, когда он будет настолько злым, что готов будет покусать каждого.

Нечто подобное происходит в странах, где в прессе говорится о так называемых no-go-зонах, где полиция должна обеспечивать порядок в усиленном режиме. Все это говорит о том, что с интеграцией имеются большие проблемы. Возможно, власти не могут справиться с таким количество иммигрантов, или проблема в методике их размещения.

В западной Европе замечено, что вербовка радикалов ушла из мечетей и ведется в местах досуга, например, спортивных залах. Это общая тенденция?

Чаще людей находят все же в мечетях или других местах сбора мусульман, например, в культурных центрах, а после работа с завербованным перемещается куда-то еще. В соцсетях общение вербовщика и потенциального эктремиста упростилось. Известны случаи, когда радикализация происходила только через Интернет и никто никого даже в лицо не видел.

В последнее время появилась информация о молодых людях, которые в прошлом году уехали в Сирию, но теперь хотят вернуться на родину, поскольку обманулись в халифате. Как поступать с такими людьми?

Тут есть три проблемы. Во-первых, как и почему они туда попали? Во-вторых, как их вновь социализировать. В-третьих, какой будет правовая оценка их деятельности. Если, находясь там, они совершили какое-то деяние, считающееся в Эстонии преступлением против человечности, то их нужно наказать. КаПо смотрит на этих людей сквозь призму безопасности, оценивая возможную угрозу для Эстонии. Конечную оценку их делам дает суд.

До сих пор в вопросе возвращения боевиков мы ограничивались изучением опыта наших партнеров. Во многих европейских странах уже выработаны так называемые программы дерадикализации, с помощью которых человек шаг за шагом вливается обратно в общество. Хочется надеяться, что дело и ограничится изучением, но было бы наивным отрицать возможную опасность возвращающихся.

Если же в их поездке и возвращении искать что-то позитивное, то тот, кто вернулся оттуда живым, добровольно уехать туда снова не захочет. Реальность очень сильно отличается от той картины, которую рисует пропаганда террористических организаций.

КаПо многие годы отмечала, что в Эстонии нет угрозы со стороны исламского терроризма. Изменилась ли эта оценка в свете событий минувшего лета?

Мы говорили, что угроза терроризма в Эстонии низкая, но это не значит, что ее нет совсем. Для нас по-прежнему актуален вопрос поддержания конституционного порядка. Важно, чтобы и живущие в Эстонии тысячелетиями эстонцы, и приехавшие во время оккупации люди, и собирающиеся иммигрировать сюда сегодня и завтра уважали и придерживались конституционного порядка Эстонской Республики.

Эстония – страна, где у каждого человека есть много прав и свобод. Это подтверждают международные исследования и рейтинги, где Эстония занимает верхние строчки.

Если же говорить, например, об иммигрантах, прибывающих в западную Европу, или о местных жителях, обратившихся в ислам, то вера в их жизни имеет огромное значение, особенно, если сравнивать ее с весьма светским обществом Эстонии. В Эстонии для каждого действует конституционное право на свободу вероисповедания. Но свобода вероисповедания не может быть выше других конституционных прав. Другими словами, вера не дает право кого-то ненавидеть или нарушать права других людей.

Сейчас самая большая угроза экстремизма в Эстонии связана с агрессивной пропагандой Москвы, направленной на русскоязычных жителей страны. Если целью пропаганды ИГИЛ в Европе является молодежь, то одной из целей и жертвой промывки мозгов в Эстонии являются русскоязычные люди, которых Кремль пытается радикализировать.

Кремль искусно играет на чувстве самоидентификации русских: если во время оккупации русскоязычные представляли большинство, то после восстановления независимости их сделали меньшинством. Важно подчеркнуть, что в Эстонии меньшинства не притесняют, и это знают и признают они сами. Большая часть живущих в Эстонии русскоязычных не желает глотать брошенную Москвой наживку и не пытается действовать против конституционного порядка Эстонии.

Живущие в Эстонии иностранцы чувствуют тут рост расизма. Можно ли говорить о росте правого экстремизма?

Трудно сказать, по каким причинам иностранцы так говорят. Часто бывает, что инцидент, который сначала одному из участников казался межнациональной враждой, на самом деле таковым не был. Например, конфликт двух посетителей бара с разным цветом кожи, который вспыхнул из-за девушки, не является проявлением расизма. Проблема скорее в излишнем употреблении алкоголя.

Участились высказывания в адрес иммигрантов, но они основаны не на ненависти, а на страхе. Выросло число тех, кто на запугивании людей и критике государства хочет заработать политические очки. Нужно понимать, что Эстония делала и делает все, чтобы воспрепятствовать попаданию сюда людей, которые угрожают ее безопасности. В этом смысле эстонская модель отличается от любой другой, поскольку при приеме иммигрантов у нас введется многоуровневая визовая и фоновая проверка.

Деятельность правых радикалов в Эстонии можно сравнить с используемой в боксе скрытой техникой, где боксер борется с воображаемым противником, а на самом деле наносит удар по воздуху.

Нашедшая отражение в прессе деятельность «Солдат Одина» больше напоминает пародию на скрытый бокс. Это копия с финского движения, в котором присутствуют элементы межнациональной вражды, для которой в Эстонии нет никаких причин. У нас нет масштабной проблемы с преступлениями, совершаемыми мусульманами-иммигрантами, поэтому для создания такой организации в Эстонии нет оснований, это скорее провокация вражды.

А кто на самом деле хочет помочь сделать Эстонию более безопасной, мог бы, например, подумать, как снизить в обществе количество смертей на дороге, случившихся по вине пьяных водителей.