Митрополит Стефан под личиной доброжелательности пытается навязать модель «отжатия» канонической территории вместе с паствой у Русской православной церкви, пишет протоиерей Игорь Прекуп, заштатный клирик Эстонской православной церкви Московского патриархата.
Игорь Прекуп: великий передел церковной власти – что дальше? (1)
Одна за другой в прессе пошли публикации, посвященные теме то ли слияния православных юрисдикций в Эстонии, то ли поглощения одною другой. Поскольку на протяжении двадцати лет мне приходилось активно участвовать в трагических событиях разделения эстонского православия и в мерах ликвидации последствий этой трагедии, я считаю целесообразным внести некоторые уточнения. Тем более, что мой нынешний статус заштатного священника позволяет высказывать именно личные наблюдения и суждения.
Что решил (и чего не решал) собор
Итак, начнем с намерения митрополита Стефана (или, как было написано в Postimees, его «сердечной озабоченности») сделать наше государство «пионером – всем странам примером» в деле объединения канонических субъектов разных православных юрисдикций, действующих в границах одного государства. Импульс якобы исходил от будто бы Вселенского собора, который собрался минувшим летом на Крите и как бы решил, что «в государствах наподобие Эстонии неэтично действовать сразу двум православным церквам».
Почему «якобы», «будто бы» и «как бы»? Потому что и собор этот не претендует на статус Вселенского, он изначально готовился как Всеправославный (поскольку на нем не рассматривались догматические вопросы); и общеобязательность решений собора сомнительна как из-за того, что он был созван в нарушение ряда предварительно согласованных правил, так и по той причине, что в нем из четырнадцати поместных церквей не участвовали четыре: Антиохийская, Грузинская, Русская и Болгарская – паства которых, как отметил протоиерей Владислав Цыпин, составляет три четверти всех православных в мире.
Что же до решения, о котором упомянул митрополит Стефан, то в документе «Автономия и способ ее провозглашения» такого решения нет. Там сказано следующее: «В случае предоставления двумя Автокефальными Церквами автономного статуса в одной и той же географической церковной области и, как следствие, возникновения разногласий по поводу этих автономий, участвующие стороны совместно или отдельно обращаются к Вселенскому Патриарху, чтобы тот изыскал каноническое решение вопроса согласно действующей всеправославной процедуре».
К рассматриваемой ситуации это не имеет никакого отношения. Во-первых, константинопольский патриарх в нашем случае – участник спора и, будучи лицом заинтересованным, не может ничего «изыскивать», во-вторых, когда константинопольский патриарх в 1923 году впервые под предлогом «возникших в России церковных нестроений» принял под свой омофор Эстонскую православную церковь, даровав соответствующий документ (томос), он не предоставил ей автономный статус, а утвердил уже дарованный ранее (в 1920 году) Московским патриархатом.
Что немаловажно, константинопольский патриарх Димитрий в 1978 году издал совместно со Священным синодом деяние о признании недействующим томоса 1923 года, поскольку «в настоящее время каноническое общение Святейшей Русской Церкви с Православной Церковью Эстонии должным образом восстановлено, и Русская Церковь вновь может осуществлять о ней свою пастырскую опеку и заботу». Поэтому предпринятое в 1996 году «восстановление» константинопольским патриархом Варфоломеем действия томоса 1923 года было совершенно антиканоничным и, мягко говоря, неэтичным.
И в-третьих: Критский собор в цитированном фрагменте вовсе не «решил», что на одной территории не должно быть двух канонических юрисдикций. Он не мог этого решить, потому что принцип «один город – один епископ» – древняя норма. В документах Критского собора «Автономия и способ ее провозглашения» и «Православная диаспора» не изобретается велосипед, а делается попытка регламентировать осуществление этого принципа, исходя из церковных норм и с учетом сложившейся во многих странах ситуации.
Раскол и вторжение на чужую территорию
И митрополит Стефан абсолютно прав, сетуя на несоответствие церковным правилам положения, когда в пределах одной страны действуют две православные церкви. В нашем случае это несоответствие усугубляется тем, что территория Эстонии, в отличие от многих стран Старого и Нового света, не относится к так называемой «православной диаспоре», где исторически сложилось, что на одной ничейной территории сосуществуют приходы разных поместных церквей.
Эстония – страна с почти тысячелетней православной традицией, о происхождении которой свидетельствует неизгладимый след, оставленный в эстонском языке деятельностью русских миссионеров: rist, «крест», и raamat, «книга» (от слова «грамота») – это наименования основных средств проповеди.
Постепенно с середины XIX до начала XX века на территории Эстонии шел процесс канонического оформления православного наследия, завершившийся учреждением в 1920 году автономной Эстонской православной церкви в составе Московского патриархата.
Как получилось, что, возглавляемая архиепископом Александром (Паулусом) ЭПЦ в 1923 году, в нарушение церковных правил, перешла в юрисдикцию Константинопольского патриархата – и как болезненно это восприняла часть духовенства и мирян; как она воссоединилась в 1941 году с матерью-церковью, и как в том же году митрополит Александр совершил новый раскол, уведя в него лишь часть православных Эстонии; как состоялось новое воссоединение, а потом – новый раскол в 1993 году (после восстановления Московским патриархатом автономии, дарованной в 1920 году) – это все не вмещается в формат данной статьи. Если вас интересуют детали, рекомендую обратиться к изданной в 2013 году книге протоиереев Николая Балашова и Игоря Прекупа «Проблемы Православия в Эстонии».
Возвращаясь к обоснованности переживаний митрополита Стефана, я хочу обратить внимание читателей на то, что неэтичное положение возникло, во-первых, в 1993 году в результате раскола, а во-вторых, из-за вторжения Константинопольского патриарха на каноническую территорию Московского патриархата. Иными словами, из-за раскола, которого бы не было, если бы некоторые высокопоставленные госчиновники активно ему не способствовали (нарушая в том числе и закон) – и который со временем был бы преодолен, если бы константинопольский патриарх в начале 1996 года не принял беззаконное новообразование под свой омофор, что повлекло разрыв молитвенного общения между Московским и Константинопольским патриархатами.
(В статье в «МК-Эстония» сказано, что в 1993 году раскол учинили священники-эстонцы, но это не так: застрельщиками были протоиереи Эммануил Кирсс, Валентин Савин и Симеон Кружков. В то же время половина клириков эстонского происхождения вопреки давлению и манипуляциям осталась в Московском патриархате.)
Весной того же 1996 года священноначалие Московского патриархата после переговоров в Цюрихе согласилось ради церковного мира на восстановление общения – при условии равноправного в гражданском отношении размежевания эстонского православия по двум юрисдикциям. В надежде на порядочность и добрую волю собратьев из Константинопольского патриархата руководство РПЦ поторопилось исполнить со своей стороны все обязательства.
«Окончательное решение русского вопроса»
Надежда не оправдалась: наши собратья мало того, что не исполнили ни одного пункта договоренностей (и не исполняют их, кстати, по сей день), но чуть погодя «на голубом глазу» заявили, что мы неправильно поняли суть Цюрихских соглашений, ибо сосуществование двух автономных церквей на одной территории – неканонично (а ну как мы этого не знали, идя им навстречу!).
Справедливо неодобряемое митрополитом Стефаном параллельное сосуществование двух православных юрисдикций формально им же и было увенчано, когда в 1999 году он принял здесь архипастырское управление с титулом «Таллиннский и всея Эстонии», игнорируя тот факт, что на этой территории уже есть предстоятель с таким титулом.
По сути он вторгся не только на чужую каноническую территорию, но и на уже существующую и занимаемую митрополитом Корнилием архиерейскую кафедру. И он же все эти годы твердит о неканоничности им же созданного положения!.. Что ж, если оно его и в самом деле так угнетает, дело за малым: как поется в песне, «все в твоих руках» – восстанови прежний канонический строй и спи спокойно.
К сожалению, митрополит Стефан декларирует возможность объединения лишь через «окончательное решение русского вопроса». Хотя... интересно, был он искренен или блефовал, сказав с глазу на глаз премьер-министру Таави Рыйвасу и министру внутренних дел Ханно Певкуру (спасибо Postimees за информацию!), что «если финансовое положение ЭАПЦ не улучшится, ему ничего не останется, как начать переговоры об объединении с ЭПЦ МП» (иными словами, голод и холод его толкают на политическую панель, и виноваты в этом будут те, кому он доверился)? Если он озвучил один из вынашиваемых им планов развития событий, тут и правда есть над чем подумать.
Но пока митрополит Стефан открыто говорит лишь о намерении поглотить ЭПЦ МП, уподобляясь разорившемуся аристократу, который делает предложение руки и сердца незнатной (с его точки зрения), зато богатой невесте, чтобы раз и навсегда решить за ее счет свои материальные и бытовые проблемы. Такая модель отношений неприемлема в церковной жизни хотя бы потому, что во Христе не место делению Его чад на знать и чернь.
И в заключение. С митрополитом Стефаном я знаком лично и очень давно. Впервые я его увидел в 1992 году на генеральной ассамблее «Синдесмоса» (всемирное объединение молодежных православных организаций). Он меня тогда приятно удивил живостью, гибкостью ума. Через год мы с ним лично познакомились в Финляндии на юбилее местного «Синдесмоса». Мы долго ехали в машине протоиерея Хейкки Хуттунена и беседовали на церковные темы. Положительное впечатление только усилилось.
В конце 1990-х, услышав, что его назначили главой ЭАПЦ, я поначалу обрадовался, ожидая, что он сумеет выстроить взаимоотношения внутри уже канонически оформленного разделения так, чтобы свести к минимуму вред, нанесенный расколом православию в Эстонии.
У Стефана, в самом деле, были большие возможности. У него это могло получиться. Если бы он стал придерживаться Цюрихских договоренностей, соблюдая принцип гражданского равноправия наших структур, являя братскую христианскую любовь и открытость, уж не знаю, произошло бы каноническое воссоединение или нет (вряд ли) – но, несомненно, было бы сослужение, которого он добивается все эти годы, чтобы создать иллюзию благополучия и единства. И русских прихожан в храмах ЭАПЦ со временем стало бы больше.
Но митрополит Стефан предпочел другую стратегию, ничего общего с церковными правилами, да и вообще с христианством не имеющую. Вот и теперь под личиной доброжелательности он пытается навязать ту же самую модель «отжатия» канонической территории вместе с паствой у Русской православной церкви, как бы забывая, что канонические границы поместных церквей могут, но не обязаны меняться вслед за политическими, как бы не помня, что обязательства по Цюрихским договоренностям с его стороны так пока и не выполнены.
Одним словом, надо выстроить отношения так, чтобы мы искренне могли за литургией сказать друг другу: «Христос посреде нас!» – и так же искренне ответить: «И есть, и будет!» Сложатся такие отношения, будет самое главное: единение во Христе. Остальное приложится.