О новом российском фильме-катастрофе «Ледокол» пишет кинокритик Борис Тух.
«Ледокол»: и айсберг следовал за ними...
15 марта 1985 году ледокол «Михаил Сомов» был зажат льдами Антарктики. Дрейф продолжался 133 дня. Дошедшие до сегодняшнего дня сведения о ледовой эпопее противоречивы. Одни утверждают, что советское правительство занялось помощью терпящему бедствие судну только после того, как о нем сообщили западные «голоса», другие настойчиво это опровергают.
Известно, что примерно через месяц после начала дрейфа 77 моряков и членов антарктической полярной экспедиции были эвауированы вертолетами на ледокол «Павел Корчагин» (тот стоял у кромки льда примерно в 115 морских милях от «Сомова»), но пробиться сквозь льды не мог. На борту осталось 53 человека во главе с капитаном Михаилом Родченко. Оставшиеся жестко экономили продовольствие и топливо. Даже стирку и баню проводили только два раза в месяц. Экипаж освобождал ото льда винт и руль, перебирал двигатели.
5 июня правительство СССР приняло решение отправить на помощь «Сомову» ледокол «Владивосток», который должен был доставить в Антарктику топиливо, продовольствие и пробить выход из ледяного плена. Спасательная экспедиция проходила драматически. На подходе к Новой Зеландии ледокол попал в шторм. Затем сам застрял во льдах и лишь чудом высвободился. 26 июля «Владивосток» подошел к «Сомову» и начал околачивать лед вокруг него, а 19 августа оба судна достигли порта Веллингтон. Закончилось все, как водится, разбирательством, однако никого не назначили виновным, напротив, участников ледовой эпопеи наградили.
Это реальность. Фильм «Ледокол» только отталкивается от нее. Сюжет должен быть максимально киногеничным и впечатляющим, что до фактов... Художник имеет право на вымысел. Тем более, что в картине судно называется «Михаил Громов», да и персонажи имеют мало общего с реальными участниками истории.
Три источника «Ледокола»
Фильм поставил Николай Хомерики, признанный мастер авторского кино. А сценарий написали Алексей Онищенко («Экипаж») и Андрей Золотарев («Призрак»). Первый, вероятно, отвечал за саспенс, второй – за юмор, необходимый, чтобы сдобрить суровую драму суровых мужчин.
Сдается, что сценарий сочинялся под влиянием трех бессмертных произведений: сочинения неизвестного автора «У попа была собака», кинодрамы Кэтрин Бигелоу «К-19, создающая вдов» и комедии Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука».
Фильм Гайдая – единственный, имеющийся на борту, его крутят постоянно (к счастью, у моряков крепкие нервы, менее закаленный человек элементарно спятил бы). Моряки знают его наизусть, и огромный айсберг, из-за которого ледокол зажадо льдами, они свойски называют в честь героя Юрия Никулина Семеном Семеновичем. Финальные кадры, когда на палубу проходящего экватор ледокола (моряки одеты по-курортному) спускается с вертолета один из героев, косвенно напоминают о финале «Бриллиантовой руки», в котором Семена Семеновича поднимали краном на прогулочный катер.
Собака (обаятельный рыжий безобразник Дюша) в неподходящий момент схватила бутерброд с мясом и умчалась на палубу. «Михаил Громов» в этот момент под леденящую дущу музыку шел навстречу айсбергу. Полярник, друг Дюши, помчался за псом, ледокол тряхнуло, оба оказались за бортом, капитан Петров замедлил обход, чтобы спасти утопающих, собаку спасли, человек утонул, а ледокол оказался в ледовом плену.
Два капитана и другие
От «К-19» – главный конфликт. Между сравнительно молодым и демократичным Петровым (Петр Федоров играет если не слугу царю, то уж точно отца солдатам, в смысле, матросам: его герой самолично помогает заменить разорвавшийся трос лебедки и вообще душа-человек) и морским волком старой закалки, суровым и авторитарным Севченко (Сергей Пускепалис).
В этом дуэте Пускепалис – как бы Харрисон Форд, а Федоров – Лиам Нисон. Сходство есть и в сюжетных ходах. Петров по доносу старпома Еремеева (Алексей Барабаш) вынужден сдать командование Севченко, которого на борт дрейфующего судна доставляет вертолет. Как и у Бигелоу, экипаж – за невинно пострадавшего, есть даже сцена бунта, в которой Севченко пытаются арестовать, но в итоге два капитана находят общий язык, оба – хорошие парни, только характеры у них разные.
Как и положено, у каждого своя правда. Петров в первую очередь думает о людях, Севченко – о деле, но в экстремальных условиях дрейфа лидеру надо думать и о том, и о другом, и два капитана дополняют друг друга.
Севченко прав, когда, обнаружив на судне все признаки сплошного раздолбайства, начинает закручивать гайки. Петров прав, когда дает понять, что порядок, конечно, необходим, но надо же и о человеческом факторе заботиться.
От артхауса – к блокбастеру
Каждая вторая рецензия на «Ледокол» в российских СМИ уверяет, что Хомерики, снявший такие яркие образцы артхауса, как «977» и «Сказка про темноту», оказался в некоторой растерянности перед давящим айсбергом высокобюджетного фильма-катастрофы.
Окститесь, ребята, и изучите вопрос! Хомерики прекрасно работал и в жанровом кинематографе – взять хоть 12-серийный «Синдром дракона», великолепный триллер с элементами детектива, или, если хотите, детектив с элементами триллера, тут тебе и тайна 1953 года, и расследование ее в 2008 году, и эротика, и предательство, и потрясающие характеры. Но там на загляденье был сценарий!
Сценарий «Ледокола» и скроен неладно, и сшит некрепко. В нем многое провисает, фантазия сценаристов недостаточно богата, чтобы поддерживать напряжение на протяжении двухчасового фильма. С трудом верится в то, что семья капитана дальнего плавания в 1985 году ютилась в коммуналке. На борту судна, идущего на помощь «Громову», очень уж бесцеремонно распоряжается непонятно зачем оказавшийся там чекист (Дмитрий Муляр). Он шантажирует жену Петрова (Ольга Филимонова), добиваясь, чтобы она дала нужные показания, когдла начнется расследование. А вот на борту «Громова» товарищей из КГБ отчего-то нет, хотя без них никак не обходился ни один длительный загранрейс.
Образы капитанских жен (жену Севченко сыграла Анна Михалкова) пристегнуты к картине искусственно. Жена Севченко, кажется, нужна для эффектного параллельного монтажа – кадры, в которых она рожает, перемежаются кадрами выхода ледокола из ледового плена.
Иносказание о позднем СССР?
Режиссеру пришлось вытягивать невыразительный сценарий, и он многое сумел сделать. Во-первых, борьба человека со стихией дана нетривиально. Мы не можем ждать милостей от природы после того, что с ней сделали, но природа иногда оказывает нам милость. Айсберг Семен Семенович тащится с дрейфующим полем льда вслед за ледоколом, из-за его движения в льдах образуются спасительные для «Михаила Громова» трещины. Природа губит, но она же и спасает. Стойкий фатализм: делай, что должно – и будь, что будет.
Хороши все актерские работы. Не только Федрова и Пускпалиса, но и Виталия Хаева (философствующий второй штурман Банник), и Алексея Барабаша. А обаятельный разгильдяй, пилот Кукушкин (Александр Паль), влюбленный в песни Цоя и считающий себя таким же поэтом, – просто шедевр!
Фильм проникнут любовью режиссера к своим персонажам и удивительно контрастирующим с холодным безмолвием льдов человеческим теплом.
...А вдруг из скромного сценария Хомерики сделал фильм-иносказание: ледокол «Михаил Громов» – модель тогдашнего советского общества в миниатюре? Бардак на борту – оттого, что люди устали верить в ложную идеологию, не готовы выступить против нее и выражают неоформившийся протест пассивным пофигизмом. Внутренний конфликт гасится, приходится мириться даже с нехорошим человеком Еремеевым, потому что каждый нужен на своем месте, а если дать волю чувствам, стихия разрушения вырвется наружу. В стесненном пространстве несовместимость смерти подобна, необходимо хотя бы на миг о ней забыть.
Наконец, два капитана – это два стиля управления: авторитарный и демократический; каждый из них в экстремальных условиях сомнителен, нужно что-то среднее. Но что? В финале на борт доставляют газеты с портретом нового генсека Горбачева, въедливый Банник интересуется, что это за пятно у него на лбу, остальной экипаж не реагирует. Тут, конечно, можно было бы придумать поинтереснее. Восторг типа финальной сцены спектакля театра «Современник» по книге Евгении Гинзбург: зэчки, узнав о снятии Ежова и назначении Берии, умиляются над портретом наркома: «Какое у него тонкое, одухотворенное лицо!». Впрочем, я кажется слишком уж фантазирую...